Пэлем Вудхауз - Том 5. Дживс и Вустер

• Название: Том 5. Дживс и Вустер
• Автор: Пэлем Вудхауз
• Издательство: Остожье
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-86095-120-5

Главные персонажи предлагаемого цикла романов П. Г. Вудхауза (всего их полтора десятка и мы планируем публикации по мере готовности) — премудрый книгочей слуга Дживс и его дурашливый великосветский хозяин Берти Вустер — традиционная комическая пара, вроде Дон Кихота и Санчо Пансы, но наоборот.

Они как могут и понимают оказывают помощь ближним, попадая в разные смехотворные передряги, и неутомимо отстаивают старый сказочный мир, мир доброты и верности.

---

— А я утверждаю, что обвиняемый Вустер украл мою форму! — взвизгнул он, и глаза у него совсем вылезли на лоб, а щеки приобрели свекольный оттенок. — Ее видел у него на постели свидетель Эдвин.

Дела развивались так благоприятно, что я не побоялся вздернуть брови и издать иронический смешок:

— Эдвин! Вы слышали, дядя Перси? Смех да и только, а? Почтенный родич мужественно подыграл мне:

— Смех? Ну разумеется, смех, черт побери! Вы что же, хотите сказать, — обратил он на Сыра грозный взор, — что ваше абсурдное обвинение базируется на неподтвержденных словах моего сына Эдвина? Я просто не верю собственным ушам. А вы верите, Дживс?

— Это поразительно, милорд. Но, возможно, констэбль не осведомлен о том, что мистер Вустер вчера нанес мастеру Эдвину чувствительный удар и что поэтому показания юного джентльмена против мистера Вустера неизбежно будут носить ярко выраженный характер личной неприязни.

— Нечего вам его оправдывать. Этот человек просто глуп. И я хотел бы заметить, — продолжал дядя Перси, раздуваясь, как воздушный шар, и обращаясь к Сыру с начальственным выговором, — что в последнее время мы слишком, слишком часто сталкиваемся с подобными произвольными и безответственными обвинениями со стороны полиции. В полицейский корпус проник скверный дух, и пока я мировой судья, я буду всеми средствами, словом и делом, выражать ему свое решительное неодобрение. Этот дух я буду вытаптывать и выкорчевывать в неотступной заботе о том, чтобы свобода личности не страдала от стражей Закона, которые настолько забывают свой… да, да, свой священный долг, черт возьми, что бросают направо и налево сфабрикованные обвинения с единственной целью добиться для себя продвижения по службе. Больше мне нечего добавить, хочу только выразить напоследок мое глубочайшее сожаление в связи с тем, что ты, Берти, стал жертвой этих возмутительных гонений.

— Ничего, дядя Перси, не беспокойтесь, пустяки.

— Не пустяки, а безобразие. А вам, констебль, я рекомендую впредь быть осторожнее, гораздо осторожнее. Что же до этого вашего ордера на арест, то можете засунуть его себе в… Впрочем, это к делу не относится.

Сказано было лихо. Лучше не придумаешь. Мне вспоминается только один аналогичный случай — когда тетя Агата распекала меня, тогда еще подростка, за то, что я разбил ей из рогатки дорогую фарфоровую вазу. Я не сомневался, что Чеддер по прозвищу Сыр под тяжестью такого выговора скуксится, как жалкий червь перед грозой. Но ничего подобного. Он весь горел, но не от стыда и раскаяния, а от бессильной ярости, как человек, который хоть и не совсем разбирается в ситуации, но чует, что дело нечисто и что над ним учиняют какую-то подлянку.

— Хо! — выговорил он, борясь со своими эмоциями. Но потом все же не выдержал и горячо воскликнул: — Да это заговор! Это подлый, наглый, хитрый сговор, чтобы помешать отправлению правосудия. В последний раз спрашиваю, лорд Уорплесдон, подпишите вы этот ордер или нет?

Дядя Перси с неподражаемой величавостью выпрямился во весь рост и ровным, холодным тоном ответил:

— Я уже указал вам, что вы можете сделать с вашим ордером. По-моему, констэбль, лучше всего вам теперь пойти проспаться. Потому что единственным извинением для вашего безобразного поведения могло бы служить только то, что вы попросту пьяны. Берти, проводи полицейского до двери.

Я проводил Сыра до двери, он устремил на нее ошарашенный взор, словно никогда в жизни дверей не видел, а затем медленно переступил порог и исчез, не бросив мне через плечо ни полслова на прощание. Мне показалось, что его гордый дух наконец-то все-таки сломлен. По дорожке к воротам прогрохали его форменные башмаки.

— Ну а теперь, мой мальчик, — сказал дядя Перси, когда стихло эхо этих шагов, — давай сюда костюм в елочку. И еще мне нужно принять ванну, побриться и выпить чашку крепкого черного кофе с самой чуточкой коньяка. А также было бы неплохо, когда я буду готов, чтобы ты отправился в «Бампли-Холл» вместе со мной и подтвердил мои показания своими в том смысле, что я действительно провел ночь под этой крышей. Ты ведь не станешь мямлить и запинаться, а твердым звучным голосом, внушающим безграничное доверие, повторишь то, что скажу я, правда? В таких ситуациях самое вредное — это задумываться, переминаться, нервно крутить пальцами. И главное, помни: ни в коем случае не стой на одной ноге. Хорошо, мой мальчик? За дело.

Я отвел его в свою комнату, достал костюм, показал, где ванная, и предоставил самому себе. В столовой, когда я возвратился, Боко уже не было, но Нобби сидела и болтала с Дживсом. Она тепло приветствовала меня.

— Боко ушел за автомобилем. Мы поедем в Лондон и поженимся. Удивительно, как все прекрасно устроилось, верно? А дядя Перси каким был молодцом!

— Да, он произвел глубокое впечатление, — согласился я.

— А про вас, Дживс, я и не говорю, тут все слова бессильны.

— Я глубоко удовлетворен, мисс, если оказался полезен.

— Я уже говорила и скажу опять: с вами никто сравниться не может.

— Весьма благодарен, мисс.

В таком духе они бы, наверное, продолжали и дальше, так как Нобби выше головы переполнял девичий восторг, но тут я перебил их. Я вовсе не хотел лишать Дживса причитающихся ему похвал, но мне необходимо было выяснить один чрезвычайно важный вопрос.

— Нобби, ты показала Флоренс мое письмо? — спросил я. Живое личико ее вдруг омрачилось, она горестно всплеснула руками.

— Я чувствовала, что что-то забыла. Берти, мне так жаль!

— Жаль? — переспросил я, холодея от смутного страха.

— Я собиралась тебе сказать. Сегодня утром, как только встала, я хотела его достать, но не могла найти, а тут пришел Эдвин и сообщил, что накануне вечером убирал у меня в комнате, это было его очередное доброе дело. И, очевидно, он уничтожил это письмо. Он обычно уничтожает все письма и открытки, когда убирает комнаты. Мне ужасно жаль, но ты, конечно, найдешь какой-нибудь другой способ отвязаться от Флоренс. Спроси у Дживса. Он обязательно что-нибудь придумает. Ага, — встрепенулась она, когда из необозримой дали донесся зычный клич. — Это Боко меня зовет. До свидания, Берти. До свидания, Дживс. Я должна бежать.

И ее как ветром сдуло. А я обратил похолодевшее, бледное лицо к Дживсу.

— Да, сэр?

— Вы можете предложить какой-то выход?

— Нет, сэр.

— Вы — и в растерянности?

— В данную минуту бесспорно так, сэр. Боюсь, что мисс Хопвуд переоценила мои таланты.

— Ну-ну, что вы, Дживс. На вас совсем не похоже… это капыто…капыту…ну, как его?., на кончике языка вертится…

— Капитулянство, сэр?

— Совершенно верно. Капитулянство совсем не в вашем стиле. Не сдавайтесь. Идите и поразмышляйте в кухне. Там, может быть, найдется рыба. Вы вчера вечером, когда там хозяйничали, рыбы не заметили?

— Только шпротный паштет в консервной банке.

Сердце мое ушло в пятки. Шпротный паштет — слишком тонкий тростник, чтобы служить опорой в минуту испытания. Но все-таки это рыба в определенном смысле слова и содержит, без сомнения, свою порцию фосфора.

— Ступайте и нырните в банку.

— Очень хорошо, сэр.

— Не жалейте паштета. Зачерпывайте прямо ложкой, — посоветовал я и отпустил его трагическим жестом.

Трагическим было и мое общее настроение, когда несколько минут спустя я вышел из помещения и направился в сад, чувствуя, что мне необходимо глотнуть свежего воздуха. Я не показывал вида перед Дживсом, но в действительности я не питал особой надежды на то, что шпротный паштет принесет желанные плоды. Дотащившись до калитки, я остановился, угрюмо глядя вдаль, и состояние моего духа при этом было крайне безрадостным.

Ведь я так рассчитывал на это письмо! Я надеялся, что оно разрушит чары Вустера в глазах Флоренс. Иного средства убедить ее, что я не король среди мужчин, не было видно нигде. И поневоле мои горькие мысли, уже не в первый раз, обратились к юному Эдвину, который был fons et origo (латинское выражение) всех моих неприятностей.

Я предавался сожалениям о том, что мы не в Китае, где можно было бы запросто сфабриковать что-нибудь против этого мальчишки, чтобы его осудили на Смерть Тысячи Ран, когда мои грезы нарушило треньканье велосипедного звонка. Приехал Чеддер по прозвищу Сыр.

После всего, что было, мне, естественно, совсем не улыбалось очутиться бок о бок с полисменом, пылающим жаждой мщения, и, признаюсь без стыда, я слегка попятился. Я бы и дальше попятился, если бы он не протянул свою мясистую, как окорок, лапу и не схватил меня за пиджак.

— Стой и не двигайся, чертово чучело, — сказал он. — Мне надо тебе кое-что сообщить.

— А в письменном виде нельзя?

— Нельзя. Не извивайся. Стой и слушай.

Видно было, что человек находится во власти сильного чувства. Мне оставалось только надеяться, что он явился не с целью убийства. У него неприятно поблескивали глаза и рдела физиономия.