Моисей Мейерович - Шлиман

• Название: Шлиман
• Автор: Моисей Мейерович
• Жанр: Биографии и Мемуары

В книге рассказывается о жизни знаменитого немецкого археолога Генриха Шлимана, о раскопках Трои и других очагов микенской культуры.

---

Кирилл Андреев

Об археологах

Археолог? Ну конечно, какой-нибудь старый чудак, покрытый архивной пылью, копающийся в забытых могилах, собирающий никому не нужные черепки, кости, монеты…

В художественной литературе популярен образ археолога-антиквара. Достаточно вспомнить ученых-археологов в произведениях Жюля Верна, Бальзака, Анатоля Франса и др.

Впрочем, надо сказать, что такой взгляд на археологию в нашей стране постепенно становится… археологической редкостью.

О замечательных археологических находках в СССР пишут газеты, и каждое такое сообщение встречает живейший интерес и отклик читателей.

Достаточно напомнить, какой общественный резонанс получило сообщение в советской печати о блестящих результатах археологической экспедиции Института материальной культуры имени Мара,[1] производившей раскопки древнейших городов Боспорского государства, существовавшего две-две с половиной тысячи лет тому назад на территории Керченского полуострова.

Наши пионеры и школьники присылают в «Пионерскую правду» старинные монеты и просят инструкций, как раскопать курган, обнаруженный где-нибудь у дороги, в степи.

Археология у нас становится достоянием масс, как и все знания, накопленные человеком за тысячелетия его культурной жизни.

Поэтому нам сегодня особенно интересно вспомнить прошлое археологии. Среди русских археологов есть немало выдающихся имен — таких, как Хвойко,[2] открыл под Киевом так называемую трипольскую (от села Триполье) культуру эпохи неолита), Марр,[3] Тураев.[4] Им должны быть посвящены отдельные книги.

В этой книге рассказано об эпизоде из прошлого археологии. Во времена Шлимана археологией действительно занимались лишь отдельные «чудаки» — энтузиасты. Самыми неожиданными путями приходили они к науке, и лишь немногие из них становились настоящими учеными.

Жизненный путь Шлимана богат приключениями. Он был одним из крупнейших деятелей «первоначального накопления» археологических знаний об одном из самых интересных — и до сих пор не окончательно освещенном — периоде древнейшей истории Греции. Он положил начало изучению так называемой эгейской (крито-микенской) культуры.

Шлиман был археологом-самоучкой. Многие ученые до сих пор не могут простить Шлиману его ошибок и заблуждений, хотя эти ошибки были свойственны тогдашнему состоянию науки. Цель этой книги — показать, как Шлиман прошел путь от хищничества и дилетантизма к углубленной и осмысленной научной работе.

Окруженный недоверием специалистов, осмеянный немецкими профессорами-чиновниками, он работал упорно и самоотверженно. Смерть оборвала его работу и научный рост на полпути.

После Шлимана археология развивалась стремительно. Она стала серьезной и важной научной дисциплиной. На основании собранных ею фактов мы делаем заключения об уровне культуры и о состоянии общества в древнейшие времена. Археология расчищает дорогу самой живой из наук — истории.

Карл Маркс в своем бессмертном творении «Капитал» указывал, что «такую же важность, как строение останков костей имеет для изучения организации исчезнувших животных видов, останки средств труда имеют для изучения исчезнувших общественно-экономических формаций. Экономические эпохи различаются не тем, что производится, а тем, как производится… Средства труда не только мерило развития человеческой рабочей силы, но и показатель тех общественных отношений, при которых совершается труд».[5]

Буржуазная наука подходит к археологическому материалу формально, «типологически», рассматривая добытые в результате раскопок отдельные вещи и комплексы их как предметы, имеющие какое-то самостоятельное историческое развитие. На основании этого буржуазные ученые создают произвольные логические конструкции, различные антиисторические, реакционные фальсификации. А в наши дни «археологи» из шайки фашистских каннибалов пытаются даже вопросы эгейской культуры «осветить» в духе пресловутого расизма…

«Для марксиста археология как вспомогательная историческая дисциплина служит важнейшим средством при анализе материальных общественных отношений для того, чтобы установить общую закономерность исторического развития. Нельзя ограничиваться добыванием, простым накоплением и описанием археологического материала. Необходимо — и это составляет главнейшую задачу — объяснить вещественные памятники, рассматривая их как исторические документы, созданные людьми, находившимися между собой в определенных производственных отношениях».[6]

Вот почему наряду с археологией историк привлекает этнографический, лингвистический, антропологический материалы, чтобы получить всестороннее представление об изучаемой древней исторической эпохе.

К сожалению, для восстановления древнейшего этапа истории Греции только археология добыла существенный материал. Ее данные позволили уже к началу XX века вполне уверенно говорить о реальности того далекого мира — Трои, Крита, Микен, — о котором лишь смутно повествовали нам древняя легенда и гомеровский эпос.

О том, как эти данные были собраны, рассказано ниже.

Глубокой благодарностью за помощь и ценнейшие указания в работе над этой книгой я обязан профессорам Б. В. Казанскому, Н. А. Куну, а также М. А. Гершензону.

Автор

Кимры

Детские сказки

Муза внушила певцу возгласить о вождях знаменитых,

Выбрав из песни, в то время везде до небес возносимой.

Повесть о храбром Ахилле и мудром царе Одиссее…

«Одиссея». VIII. 73–75[7]

Заслышав голос отца, Генрих спешил убраться с глаз долой. Он удирал в сад, что тянулся от пасторского дома к ручью, забирался в беседку и сидел притаившись. Но раскатистый бас пастора доносился и сюда. Отец был вечно недоволен. Он жаловался на судьбу, которая закинула его в эту мекленбургскую дыру,[8] проклинал жадных кредиторов и неблагодарных прихожан, ругал жену за то, что она не умеет экономить и плохо воспитывает детей. Потом он накидывался с бранью на Доротею — на Дютц, как звал свою старшую сестру Генрих, — за ошибки в ее диктанте. Дютц тоненьким голоском беспомощно оправдывалась, от этого отец злился еще больше.

Накричавшись, отец усаживался у окна и принимался во весь голос распевать «God save the King»[9] в собственном переводе на древнееврейский язык. Перевод был посредственный, но в деревне Анкерсгаген некому было указать пастору Эрнсту Шлиману на ошибки в древнееврейском стихе.

У пастора Шлимана были причины жаловаться на судьбу. Молодость провел он в богатом и шумном Гамбурге. Будучи молодым учителем, он стал прилежно изучать богословие. Честолюбивый, он мечтал достигнуть великой учености, поразить мир своими проповедями, а если не удастся — то стихами. В то время каждый немецкий студент писал стихи. Молодые поэты до хрипоты спорили в винных погребках о французской революции и Наполеоне, о разуме и свободе. Они позволяли себе непочтительно подтрунивать над великим, в то время уже порядочно одряхлевшим Гёте.

Подчиняясь общему увлечению, Эрнст Шлиман тоже написал пародию на песню Миньоны.[10] Напечатать ее не удалось.

…Что помешало ему стать поэтом или проповедником? Он и сам в точности не знал. Может быть, всему причиной бедность: и отец его и дед были деревенскими пасторами, от богатства прадеда — любекского купца — осталось лишь семейное предание.

Эрнсту Шлиману предложили место пастора в местечке Нейбукове, в герцогстве Мекленбург-Шверинском. Он согласился, уговорив себя, что это временно. Через несколько лет он женился на шестнадцатилетней Луизе, дочери местного бургомистра, тихой, робкой и задумчивой девушке. Пошли дети — сначала дочери, Элиза и Доротея. 6 января 1822 года родился сын Генрих. Жить становилось труднее. Гамбург вспоминался все реже. Шлиманы перебрались в Анкерсгаген, глухую деревушку между Пенцлином и Вареном, в том же Мекленбург-Шверине. Здесь пастор надеялся поправить свои дела.

Крепостное право, формально отмененное в 1820 году, в Анкерсгагене оставалось фактически незыблемым.[11] Хозяйство в деревне велось чуть ли не натуральное, и, по расчетам Шлимана, доброхотные даяния паствы должны были сделать пасторскую жизнь беспечальной.

Но деревенская идиллия не удалась. Крестьяне оказались нищими поденщиками, с них взять было нечего. Многие разбегались из Анкерсгагена куда глаза глядят — кто в большие города, на фабрики, а кто за границу, в Америку. Местный помещик и два-три богатых фермера были довольно скупы.

Семейство все увеличивалось. Детей было уже шестеро — три сына и три дочери. Жизнь становилась все дороже. Росли долги. Приближалась старость, пастору давно перевалило за сорок, мечты надо было оставить.

Но пастор шумел. Он кричал на жену, которую возненавидел за тихость, за игру на фортепьяно, за стихи Гельдера[12] и Виланда,[13] переписанные в ее альбом, за то, что дети ее любили, а его боялись. Он кричал на детей, на прихожан в церкви, на пономаря Пранге и даже на одноногого, одноглазого Веллерта, который в деревне совмещал обязанности могильщика и портного и с которым все были вежливы из боязни попасться ему на язык, насмешливый и беспощадный.