Юрий Усыченко - Белые паруса. По путям кораблей

• Название: Белые паруса. По путям кораблей
• Автор: Юрий Усыченко
• Издательство: Издательство «Маяк»
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1964

Введите сюда краткую аннотацию

---

Юрий Усыченко Белые паруса. По путям кораблей

Белые паруса

Шквал

Тени были короткие, бесформенные, густые. Зимой они как бы растушеваны по краям, незаметно исчезают в освещенном солнцем пространстве.

Тени были короткие, бесформенные, густые. Зимой они как бы растушеваны по краям, незаметно исчезают в освещенном солнцем пространстве. А сейчас лежат чернильными пятнами на белом песке, на маслянистых недавно выструганных досках причала. И там, где кончается тень, сразу видна под солнцем каждая жилка досок, песчинки и камешки, застрявшие в щелях.

Пальцами босой ноги Костя ухватил пестренький кусочек гальки, бросил в воду. Камушек булькнул, медленно пошел на дно. В воде тени тоже были четкими, но более прохладными, серыми. Испуганная стайка феринок блеснула искрами чешуи, умчалась прочь. Возле ржавой обросшей травою сваи, которая торчала тут чуть ли не с довоенных времен, Костя заметил бычка. Желтый, с черными пятнами, он почти не выделялся на кремовом и тенистом дне…Ленивые эти бычки — могут лежать часами, почти не двигаясь! А уха из них вкусная. Тогда, в сорок шестом году, мать очень радовалась, если Костя приходил с уловом бычков.

Часы показывают без трех одиннадцать. Значит, осталось недолго. Нина не любит опаздывать. Вот хорошо бы иметь такую штуку, про которую читал недавно в книге «Машина времени»: захотел — время быстро идет, захотел — медленно.

Он оглянулся — может, она уже пришла?

Как всегда по воскресным дням, в яхт-клубе было оживленно. Щеголеватые строгие яхты стояли на якорях, чуть откинув назад мачты, будто любуясь своим отражением в воде. Отлакированные лучше министерского письменного стола, с гладкими, как стекло, бортами, «летучие голландцы» и тупорылые «финны» грациозно огибали пирс, защищающий спортивную гавань от моря. Если налетал порыв ветра, швертбот торопливо кренился, показывая мокрое днище. Гордо задрав нос, меланхолически попыхивая дымком мотора, выходила навстречу волнам грязноватая рыбацкая шаланда. Экипаж ее — четверо пожилых, одетых в самую, что ни есть рвань (особый рыбацкий шик), даже не смотрел на яхтсменов. Рыбаки знали: для воскресного дня есть одно-единственное стоящее занятие и ко всем, кто этим занятием пренебрегал, относились со снисходительной жалостью. Не обращали ни на кого внимания и скутеристы, или, как их еще кличут в шутку, «ныряльщики». Прозвище дано за коварное свойство скутера чуть что переворачиваться и выбрасывать в море зазевавшегося рулевого. До половины выскочив из воды, стремясь окончательно оторваться от нее и взлететь, завывая мотором, оставляя за собой лихой пенный след, скутера метались по гавани, то и дело проскакивая под носом яхты или швертбота. А гоночные лодки, длинные и узкие, как ножи, разрезали воду неторопливо, размеренно помахивая веслами.

Яхт-клуб принадлежал судоремонтному заводу. По одну сторону искусственного заливчика спортивной гавани были дощатый павильон с наблюдательной вышкой для вахтенного матроса и яхтенный причал, а по другую — начинались заводские цехи, высилась громоздкая железобетонная коробка плавучего дока. Док держал пароход «Воронеж». Вне родной стихии пароход выглядел необычным и неуклюжим.

Воздух над доком, над металлическим пароходом казался тягучим и желтым. Солнечные лучи вздрагивали, было видно, как воздушные токи поднимаются к высокому небу, белесому в зените. Небо раскинулось над заводом, над портом, над городом, над морем, сливаясь где-то далеко-далеко с туманной голубизной безграничного простора — голубизной, пронизанной солнцем, напоенной соленым ветром.

Костя Иванченко видел море, наверно, каждый день всей своей двадцатитрехлетней жизни от самых юных лет. Сладко и тревожно сжималось сердце, когда смотрел в неясную даль горизонта. Раньше он не замечал этого чувства, не сознавал его. Однажды вечером посмотрел Нине в глаза. Смотрел долго. Девушка не отводила взгляда, и в коричневых глазах ее было что-то такое, что раньше видел он только в морской дали. Стало томительно и хорошо.

— Здравствуй, Костя!

Нина подошла совсем неслышно, легко ступая по плотному песку.

— Здравствуй! — Нахмуренный, ждущий, он сразу озарился улыбкой. Черты его лица можно было назвать красивыми, портил их налет излишней самоуверенности, которая готова перейти в наглость. Такие физиономии встречаются у вундеркиндов — молодых людей, слишком рано и слишком часто слышащих себе похвалы. Улыбка скрадывала этот недостаток, была откровенной, радостной, доброжелательной.

Костя протянул руку, Нина ее крепко, по-мужски, пожала.

Девушка была года на два-три моложе Кости, веселая, приветливая, с лукавыми глазами, модной мальчишечьей прической.

— Познакомься, наш новый сварщик, на доке работает.

— Михаил. — Молодые люди обменялись рукопожатием.

Квадратные плечи, большие руки, кряжистая посадка давали понять, что Михаил силен. Однако он неуклюж, толстоват для своего возраста и проигрывает во внешности рядом с хорошо тренированным спортсменом Костей. А может, это оттого, что на одном мешковатый костюм, бог весть какой артелью изготовленный, а на другом ничего, кроме цветастых плавок да фуражки-«капитанки» с яхт-клубовским значком.

— Так, — безразличным тоном произнес Костя. — К нам, значит… А раньше где работал?

— Я только недавно в Одессу приехал, — отвечал Михаил. — Из Семихаток.

— Семихатки? — с ироническим удивлением поднял круглую бровь. — Это что ж такое?

— Город, — Михаил не понял иронии. — Завод у нас большой.

— Скажит-т-те, — с совсем откровенной насмешкой процедил Костя. — Каких только мест на белом свете не бывает!

Впрочем, и новый знакомый и Семихатки его не интересуют. Без церемонии повернувшись к Михаилу спиной, обратился к Нине:

— Ну, как, отправились?

Она весело кивнула, в свою очередь спросив Михаила:

— Хочешь с нами на швертботе покататься?

Лоб у Михаила выпуклый, гладкий, ясные глаза. Сейчас они округлились, в них отчетливо проглянула наивность:

— На швертботе? — Слово «швертбот» для него пустой звук.

— Ну да, — показала на стоящее у пирса суденышко. — На этом вот, на «Ястребе».

Михаил осмотрел «Ястреб» с недоумением и некоторой опаской:

— А где весла у него? Или мотор?

Она не смогла удержаться — звонко расхохоталась:

— Вот чудак! Это парусник.

Костя приглашения не поддержал, смотрел в сторону. А теперь ему надоело ждать. Не глядя на нового знакомого, сказал Нине:

— Подымай грот, а я — к дяде Паве за отходом.

Неподалеку от Херсона есть село Голая Пристань. Основали его запорожцы, прогнанные царицей Катькой с Сечи. В истории нашего флота оно не менее знаменито, чем, например, Глазго и Ливерпуль во флоте английском, — несколько столетий подряд Голая Пристань дает России отважных и умелых моряков. Вряд ли найдется советское торговое судно, на котором нет хоть одного «голопристаньского».

Из Голой Пристани происходил родом и дядя Пава — в прошлом моряк дальнего плавания, ныне начальник яхт-клуба и одна из наиболее популярных личностей среди припортового люда. Каждый знал, почему дядя Пава «сошел на берег», — после раны, полученной на знаменитом черноморском транспорте «Львов». А до войны побывал под всеми широтами, плавал с Лухмановым и другими известными капитанами, ходил и на «Товарище» и на «Веге». Но не только бывалость создала дяде Паве авторитет. Все эти матросы, кочегары, докеры, крановщики, водолазы, старшины катеров уважали в человеке твердое слово, честное сердце, верность в дружбе, умение постоять за себя, за товарищей словом и, если требуется, делом. Дядя Пава качествами такими обладал, поэтому у него было много друзей в порту и на судах, маленькая каморка с. табличкой на двери «Начальник яхт-клуба П.Кушниренко» редко оставалась без гостей.

Но в тот час, когда Костя, сперва уважительно постучав, распахнул фанерную дверь начальнического кабинета, дядя Пава сидел один. Удобно откинувшись на спинку корабельного кресла, «принайтованного» — прочно прикрепленного, к полу, он задумался о своем, рассеянно наблюдал за дымом сигареты.

— Отход? — спросил дядя Пава, подняв глаза на вошедшего.

— Да, — в тон ответил Костя, зная, что старый моряк в речах любит краткость.

Дядя Пава сунул сигарету в рот, морщась и жмурясь от дыма, который лез в глаза, достал книгу приходов и отходов. Сжимая ручку с пером так, будто это боцманская спайка, сделал запись — «Ястреб» отправляется в плавание, и сказал:

— Давай. Надолго?

— Не, под берегом покручусь.

— За небом смотри. Парит слишком. Как бы шквал не сорвался.

— Э, не впервой, — беспечно махнул рукой Костя.

Самоуверенный ответ дяде Паве не понравился. Густые брови пенькового цвета нахохлились, добрые глаза сразу стали отчужденными.