Иван Афанасьев - Астральные битвы Второй Мировой

• Название: Астральные битвы Второй Мировой
• Автор: Иван Афанасьев
• Жанр: Научная Фантастика

Вторая книга о Юрии Кондрахине. Действие происходит на Земле в 1942 году.

---

Теперь главное. Сохраняя предыдущие образы, создать мысленную конструкцию: представить десять сефирот, их связи, подняться на уровень Бриах. Войти в астральное пространство и сразу же закрыть себя ментальным покрывалом. Все чувства отключились. Павел ослеп. Оглох. Потерял способность чувствовать прикосновения, утратил вкус и обоняние. Тело исчезло, растворилось, распалось на тысячи атомов. Все, что осталось — это образы. Дом в Берлине, на Принц Альбрехтштрассе, еврейская молитва, холодный воздух горных вершин, напряженно-тревожная физиономия. Ты кто, видение?

Мгновенно приходит ответ, и Павел сразу оборвал контакт. Чувства лостепенно возвращались. Он вновь стоял на старинном еврейском кладбище. Немного кружилась голова, и плечи придавила усталость.

"Повезло, — произнес про себя Павел, — Тот, чью сущность я сейчас незримо постиг, оказался очень слабым. Его природные способности никто не разбудил, он и сам их не понимает, использует интуитивно. Он почувствует, конечно, проникновение в его сознание. Не сейчас — ночью. Ему приснится здание гестапо, подъем на горную вершину, что-либо, связанное с евреями. Он не найдет меня".

Но есть еще двое. И первый — Густав Кроткий. Он дал приказ на ликвидацию, уже подозревая, что "Тополь" — это хорошо известный ему Павел Недрагов. Справиться с Густавом будет нелегко. Но сейчас он не в состоянии отвлекаться. Получая энергию ментального поля от неизвестного существа, он подпитывает ею Генриха Гиммлера.

И второй — Юрий Кондрахин. Тополь знал, что некоторые мастера астрала способны одновременно создавать и поддерживать существование нескольких своих ментальных копий, но не разу не сталкивался с этим на практике. Почему же, если Густав достиг такого искусства, он не попытался уничтожить его тогда, в Пруссии? Правильно оценил свои силы? Но ведь Кондрахин — кто бы он ни был — вполне сознательно направил смертельный энергетический поток в своего фашистского напарника. Кондрахин, Кондрахин, но кто же ты на самом деле?

Недрагов знал многих, приехавших из Советского Союэа. Точнее, не знал — наблюдал. Проходя по Карловой площади и скользнув взглядом по "дому Фауста", где жил продавший душу дьяволу Ян Штясны, он вновь задумался о Кондрахине. Атеист. Грубый материалист — несмотря на умение работать с астралом, видеть ауру, читать мысли. Как такое возможно? Страх. У многих, приехавших из Совдепии, страх буквально сочился из каждой клеточки тела. Но они свой страх отрицали. Говорили: "преданность делу партии Ленина — Сталина", "освобождение трудящихся", еще какие-то смешные бессмысленные слова. Они боялись даже собственного страха, запрещая себе осознавать его. Кондрахин тоже издавал запах страха. Но иной.

Ян Штясны в 16 веке нашел неразменный талер. А за какие блага продавали душу те, кто истово служил Гитлеру или Сталину? За возможность хоть на секунду освободиться от неизбывного страха?

Тополь невольно вспомнил случай годичной давности, когда он ощутил весь ужас предстоящей гибели.

Берлин, тюрьма Плетцензее. Он вошел через вход вместе со служащими тюрьмы. Никто из них его не видел: смотрели в другую сторону, задумались о своем, приняли его за другого человека. Он же легко улавливал их скудные мысли. Мысли как мысли. Такие же, как у официантов, почтальонов, канцелярских клерков. Для них тюрьма — всего лишь работа. И даже палач, получающий за каждую казнь по 300 марок, ничем среди них не выделялся.

Проходя по коридору вслед за надзирателем, он вслушивался в мысли заключенных. Страх, отупение, покорность, снова страх. Ненависть, спокойствие. Спокойствие? Кто это? А, Дитрих Менк, барон. Гомосексуалист. Гитлер уничтожал гомосексуалистов, но Дитриху все сходит с рук. Его брат — большая шишка в министерстве иностранных дел. Скоро Дитриха выпустят, он это знает и потому спокоен.

Войдя в канцелярию, Недрагов назвал имя: Хайнц Фюрсман. Канцелярские крысы начали поспешно рыться в картотеке. Недрагов не знал ни места жительства Хайнца, ни статьи, по которой он приговорен к смерти. Поэтому пришлось ждать. Наконец "крысы" разыскали его карточку и, найдя, пришли в состояние полного довольства. Для них мысленное приказание — что прямой приказ Адольфа Гитлера. Только довольство это быстро — и навсегда — забудется, как и само появление Недрагова.

Согласно воле Павла, на карточку проставили дату казни, сегодняшнюю дату. Другой канцелярист быстро отпечатал на машинке соответствующее распоряжение, которое тут же отнесли на подпись. А затем еще одна "крыса" отнесла распоряжение вниз, в тот отсек, где содержится Хайнц. Павел неспешно шел следом. Его по-прежнему никто не видит. Хайнца доставили в помещение для казни. Посыпанный опилками мокрый цемент пола, поблескивающая гильотина, короткие деревянные ящики в углу. Короткие. Человеческому телу без головы подойдет и короткий ящик.

Хайнца подвели к гильотине, и тут от Павла потребовалось мысленное усилие, результатом которого является красочная и достоверная картина казни у присутствующих. Ему и не понадобилось ничего сочинять. Казней в тюрьме происходило столько, что каждый тюремщик не мог припомнить, чем одна отличалась от другой. Тюремная команда закрыла ящик, в котором лежало всего одно обезглавленное тело. В документах расписались все свидетели казни, и все та же "крыса" понесла в канцелярию документ, удостоверяющий, что Хайнцу Фюрсману только что отрубили голову. Вслед за ним вышли и Павел с Хайнцем, которого с этого момента никто из надзирателей не видел.

Держать его под своим контролем оказалось труднее, чем контролировать нескольких охранников сразу. Раскрыться перед ним и рассчитывать на его содействие Павел не мог. Даниель так и предупреждал — обращаться с Хайнцем, как с безмозглой куклой. Спасти, доставить в определенное место, сдать человеку, который назовет пароль. В разговоры не вступать, никакого следа в памяти спасенного не оставлять.

Хайнц обладал некоторыми способностями и он временами с недоумением поглядывал на Недрагова. Даже пытался разговаривать. Каждый раз приходилось мощными ментальными оплеухами приводить его в слегка оглушенное состояние. Когда они вышли на улицу, Павел позволил себе небольшое удовольствие — ментальный удар, которому научился под Калькуттой. Где-то в тюремных коридорах вдруг схватился за грудь палач и осел на пол, хватая побелевшими губами воздух. Позже доктор определил смерть от острой сердечной недостаточности.

Будь поблизости мастер астрала, Недрагов бы выдал себя этим ударом. Но — повезло. То ли война между астральными бойцами еще не развернулась в полную силу, то ли просто никого из них не оказалось поблизости. Они сели в вызванную ментальным усилием Павла машину, которая до этого стояла на Вильгельмштрассе, и полностью подчиненный Недрагову водитель повез пассажиров в Потсдам. Там совершенно обалдевший Хайнц, на чьи вопросы Павел перестал обращать внимание, пересел в другую машину, водитель которой на вопрос о дороге в Гамбург ответил:

— К морю ведут многие дороги. Держите направление на север.

Кем был этот Хайнц, почему англичане стремились его освободить, за что его осудили — Павел так и не узнал. Быть может, их заинтересовали его способности, а может, через него разведка рассчитывала подобраться к другим, более интересным людям. Но навсегда Недрагов запомнил ощущение липкого, животного ужаса и — одновременно — покорности, когда он увидел гильотину и усыпанный опилками пол.

Покинув еврейский квартал, Тополь спустился на набережную Влтавы. Его путь лежал в Градчаны. Там, на Лоретанской площади, он должен был встретиться с младшим братом, Михаилом. Брат его — обычный человек. Обычный в том смысле, что лишен ментальной силы. Но, как это случается между близкими людьми, иногда братьям удавалось обмениваться мыслями.

С Михаилом Павлу всегда было просто. Тот смотрел на старшего с неизменным восхищением. И только раз, когда Тополь категорически запретил ему участвовать в подпольной типографии, он вышел из себя. Не хотел отсиживаться за спинами братьев и товарищей, не хотел покрыть себя позором. Но возразить по существу ему было нечего. Он, единственный из всей семьи, знал истинные пределы способностей брата и, с зубовным скрежетом, признал, что несколько потерянных Павлом дней — на вызволение попавших в беду родственников — нанесут движению Сопротивления больший урон, чем собственное неучастие в нем.

Медленным шагом Павел проследовал мимо Черненского дворца. Михаил ждал на условленном месте. В его облике — тревога. Павел, убедившись, что препятствий для встречи нет, подошел к брату, изображая на лице веселье.

— Добрый день, Михаил. Как дела?

Оказалось, что волновался младший брат по совсем пустяковой причине. Через него Павел периодически получал сообщения от английской разведки, а конкретно — от Даниеля, когда не удавалось задействовать другой канал связи. Когда Тополь находился в Праге, все сведение о нацистских мастерах астрала поступали только через Михаила. На этот раз Даниель сообщал, что хорошо известный им Густав Кроткий предпринимает личные поиски Тополя.