Сергей Воронин - Две жизни

• Название: Две жизни
• Автор: Сергей Воронин
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1980

Как-то, перебирая старые рукописи, альбомы фотографий, я натолкнулся на толстую кипу связанных веревкой тетрадей. Они были в пыли, потрепанные, с пожелтевшими страницами, с рисунком «Дуэль Пушкина» по картине А. Наумова.

Это были мои дневники. Дневники младшего техника изыскательской партии. С чувством светлой грусти я стал их перелистывать. Многое вспомнилось, и радостное и печальное.

Теперь, когда прошло более двух десятилетий, когда многих из участников таежной экспедиции нет в живых, а моя юность безвозвратно осталась там, мне показалось возможным и нужным открыть эти дневники. Может, они послужат доброму делу и позовут кого-нибудь в дорогу.

------------------------

В однотомник писателя С. А. Воронина включены роман «Две жизни» и повести: «Ненужная слава», «Деревянные пятачки», «Милый ты мой!..»

---

— Голодные, раздетые люди! — ответила Ирина.

Все это я узнал от Таси.

— Где он сейчас? — спросил я.

— Пошел на охоту.

Я находился в палатке Мозгалевского, наносил ситуацию на профиль, когда вошел Градов. Он бросил на стол, рядом с профилем, двух убитых рябчиков.

— Ба! Олег Александрович, — протянул к Мозгалевскому руки Градов и, ласково урча, стал спрашивать: — Что такое, мой друг, болели? Не узнаю... Так похудеть... Ай-ай-ай-ай!

— Что привезли? — спросил Мозгалевский.

— Себя и свои вещички. «Шаврушка» много не берет. Тут ваша сотрудница-геологиня накричала, почему, дескать, я ничего не привез...

— Она права, — ответил Мозгалевский.

— Права? Я не понимаю вас, Олег Александрович... Разве я завхоз, чтобы заниматься снабжением?

— Вы больше завхоза. Вы начальник участка, — с укором сказал ему Мозгалевский.

Тетрадь шестнадцатая

— Не будем ссориться. Тем более если положение с питанием и одеждой сложное, табачком его не поправишь. И не моя это обязанность. Пусть отвечают начальник экспедиции и его зампохоз. — Градов достал из чемодана бутылку коньяку. — Да, не будем ссориться. Вы старый изыскатель, вы и не такое видали. — Он поставил на стол бутылку, нарезал копченой колбасы, сыру, хлеба. — Давайте выпьем за наше свидание.

— Нет, нет, — замахал руками Мозгалевский, — как можно. Рабочие полуголодные, злые, у них даже табака нет, а я буду пить, есть колбасу, сыр, курить. Я так не могу.

— Наивный человек, — рассмеялся Градов. — Думаете, если не будете угощаться, рабочим от этого станет лучше? Дорогой Олег Александрович, только для вас я вез эти гостинцы... Но чтобы совесть ваша была спокойна, Я могу дать рабочим две пачки «Казбека», две пачки сотрудникам и две пачки останутся мне. Справедливо?

— Давайте, снесу рабочим.

— Ну зачем же вам ходить? Сходит молодой человек, — глядя на Колю Николаевича, сказал Градов.

— Я могу их позвать, — ответил Коля Николаевич.

— Ну зачем же звать? — мягко сказал Градов. — Несите людям радость, несите.

В палатку вошла Шуренка:

— Идите обедать.

— А вы сюда, сюда, — энергично показывая на стол, ответил ей Градов и, когда она ушла, спросил: — Как работается?

— В начале правобережного много марей, — ответил Мозгалевский.

— Да, этот участок вообще заболоченный. Пойма. Ну что ж, дренаж и полутораметровую насыпь...

— А где вы возьмете материал?

Градов достал из полевой сумки карту.

— Здесь проходит трасса. — Он ткнул коротким пухлым пальцем в красную извилистую линию. — А в шести километрах сопки. Не так уж велика дальность возки.

— Не верьте карте. Не шесть, а все девять будут.

— Прекрасно. Тогда надо обратить внимание на реку, на гравийно-галечные косы. Что думают об этом геологи?

— Гравийно-галечные косы — это слишком мало...

— Конечно, но дорогу все равно придется строить на правом берегу, так что и косы пригодятся... Напрасно Костомаров возится с пойменным вариантом. Но бог с ним. Как все же я рад вас видеть во здравии. — Он чокнулся и выпил. — Какой вы проделали путь! Для ваших лет это подвиг. Мокнуть, тащить на себе лодки, рисковать жизнью — это героизм. У вас крепкое здоровье. Герой, честное слово, герой!

— Какой там герой, — махнул рукой Мозгалевский.

— Самый настоящий. У вас человек утонул, а где смерть, там и героизм...

— Не понимаю, зачем вы все это говорите, — недовольным голосом сказал Мозгалевский.

Распахнулся полог, и вошел Коля Николаевич:

— На смех подняли, говорят: как не перевернулся самолет от двух пачек.

— А вы сказали им, что папиросы мои и что я мог их и не давать?

— Что ваши, я сказал, а что вы могли их и не давать, скажите сами. Вас, Олег Александрович, требуют.

Мозгалевский вздохнул и вышел.

Утром Градов улетел к Костомарову. А мы стали готовиться к переезду. Геологи и Зацепчик остаются здесь. Геологам надо бурить, делать закопушки, копать шурфы. Зацепчик не успел снять план в горизонталях и поэтому остался для досъемки.

— Алеша!

— Да, Тася!

— А ты разве не мог бы остаться вместо Зацепчика?

— Конечно, нет. Он инженер, а я техник. А почему ты спрашиваешь?

— А ты не понимаешь?

— Понимаю...

— А что ты понимаешь? Скажи...

— Мне не хочется расставаться.

— Да? — с радостью спросила Тася.

— Да. Но почему ты радуешься?

Тася смеется:

— А ты не догадываешься?

— Догадываюсь, но ты не о том думаешь.

— О том, о том... Это ты не о том говоришь... А я о том... Ну до свиданья. Я рада, что тебе не хочется расставаться.

Ну что ей сказать? Я махнул рукой и пошел к берегу.

И вот я снова в лодке, и впереди меня на веслах Мишка Пугачев и Афонька. Опять мы трое, опять вместе. Но что-то за эти дни изменилось. Нет уже простого единения, какое было раньше. Теперь мне достаточно сказать только слово, как они уже беспрекословно подчиняются. Называют меня на вы, Алексеем Павловичем. А жаль. Зачем это?

За последние дни Элгунь обмелела, перекаты тянутся, тянутся, и нет им конца. Днище лодки скрежещет о гальку. Рабочие уже в воде. Прыгаю и я. Вода холодна. Прохожу несколько шагов, и нет терпения. Ноги заходятся.

— Неладно это, неладно, — не попадая зуб на зуб, говорит Афонька, — вода, она если не сейчас, то потом даст себя знать.

Я молчу. Толкаю лодку в корму и стараюсь, как всегда, думать о чем угодно, только не о том, что мучает. Так легче. По сторонам от Элгуни сопки. То зеленые, то рыжие, то красные...

Едем дотемна. Пристали к галечной косе, разожгли костры, поужинали. И спать, спать.

А утром опять в воду. Светит солнце, желтеет галька, сверкают от ударов весел брызги, течет с мокрой одежды вода. И никак не согреться. Холодно. С большим трудом добрались до речонки Мкуджи. Здесь будет новый лагерь.

Люди ожили, забегали, застучали топоры, запела пила, затрещали деревья. Мы расположились на высоком обрывистом берегу. На противоположном — большая галечная отмель. За нею — ровная, словно подстриженная под гребенку, тайга.

Подо мной Элгунь. Глухо шумит она. Высоко над нами летят гуси. Я провожаю их взглядом, потом смотрю на реку — и не верю своим глазам. К нам сверху, один за другим, быстро идут два бата. На переднем стоит Костомаров. Он ловко направляет бат длинным шестом. На его голове платок. Я не гляжу на второй бат. Мне нет никакого дела до второго бата. Я кричу, кричу что сеть силы и бегу навстречу.

Костомаров ловко завернул шестом, и бат ткнулся в берег рядом с нашими лодками.

— Здравствуйте, Коренков! — говорит он.

— Здравствуйте, Кирилл Владимирович... — Я вижу его прямой, раздвоенный подбородок, вижу обострившиеся скулы.

— Надеюсь, все в порядке? — спросил он, легко взбегая на крутой берег.

— Если не считать того, что утонул Бацилла.

— Сам виноват. Как здоровье Олега Александровича?

— Немного ослаб...

— Ослаб? Это плохо. Зайдите через полчаса.

— Хорошо.

Я зашел через полчаса.

В палатке шло совещание. Вернее, это было не совещание, а сообщение Костомарова. Пойменный вариант отпадает. Слишком много марей, провальных озер. Да и нет вблизи строительных материалов. Надо возить километров за двадцать. Где-уж тут...

— Это все задокументировано? — спросил Мозгалевский.

— Нет. Но настолько очевидно, что документы, полагаю, не нужны, — ответил Костомаров.

— Это вам очевидно, но в Ленинграде потребуют...

— Ну, если время останется, можно и задокументировать. Я вообще-то склонен думать, что инженеру надо верить. Но не будем отвлекаться. Правобережный вариант тоже отпадает. Сравним: с правого берега в Элгунь впадает на восемь проток и три реки больше, чем с левого. И еще, если переходить на правый, то надо сооружать через Элгунь два мостовых перехода, потому что вся трасса у второй и четвертой партии идет по левому берегу. Так что нам сам бог велел принимать левобережный вариант...

— Но это только умозрительное сравнение? — спросил Покотилов, приподняв седую бровь.

— А материалы аэрофотосъемки? Там же все есть. Их достаточно. Значит, единственным приемлемым остается левобережный. Левый берег — сплошная цепь скал.

— Неужели весь берег косогорный? — спросил Мозгалевский.

— Нет, есть распадки, лога, их наберется километров двенадцать, но в основном скала.

— Значит, съемочные работы, — сказал Коля Николаевич. — Что ж, это интересно.

— А разве нельзя несколько отступить от берега? — спросил Мозгалевский.

— Зачем? — спросил Костомаров.

— Вы предлагаете «полку». Но на таком большом протяжении скальные работы — это ведь тоже очень дорого обойдется.

— Я, конечно, рискую, но смею думать, что если мы отойдем от реки, то трасса неизбежно должна наталкиваться на тоннели. Обход же намного удлинит линию.