Майкл О'Двайер - Утопая в беспредельном депрессняке

• Название: Утопая в беспредельном депрессняке
• Автор: Майкл О'Двайер
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008

Перед вами яркий дебют в ирландской прозе рубежа столетий. Родившись в Дублине в 1964 году, Майкл О'Двайер посещал школу и бильярдные, пока не получил аттестат, после чего приступил к пабам, кино, книжным магазинам и занятиям в колледже, где добыл два трофея: диплом с отличием и любимую девушку. Работал внештатно дизайнером и фотографом, пока не начал по ночам вскакивать и бросаться к столу; так рождался роман о собачьем чучеле на колесиках.

В три с небольшим года Алекс Уокер убил своих родителей. Без малейшего, впрочем, злого умысла. И он бы еще сто раз подумал, знай он заранее, что усыновит его бывшая любовница отца, фотографа Джонни Уокера по кличке Виски. Знай Алекс заранее, что отчимом его станет модный художник со своими скелетами в шкафу и дворецким-наркоманом, с молчаливыми дочками-близнецами и отнюдь не молчаливым сынком-садистом, он никогда бы не отправился на край света к Морскому чудовищу. Теперь Алекс утопает в беспредельном депрессняке и просит родителей вернуться. От них ему остался лишь сундук, набитый старыми фотографиями, и верный пес Джаспер Уокер, набитый опилками…

---

А я-то надеялся, что мы не будем выглядеть глупо.

К счастью — я говорю «к счастью», потому что все могло обернуться гораздо, гораздо хуже, — Винсент встретил их один. Хелена наверху наводила марафет на лицах дочерей.

Гостей, разумеется, пригласили в холл и принесли им свои извинения, в первую очередь мистеру и миссис Харрингтон, родителям Сьюзен, шокированным дальше некуда, если судить по взглядам, которыми они обменивались.

Винсент, надо отдать ему должное, не растерялся и на ходу сочинил объяснение своего необычного облика. Ему надо было срочно заканчивать женский портрет, а ввиду того, что все женщины в доме были заняты подготовкой к празднику, пришлось позировать себе самому перед зеркалом. После этого он кинулся наверх, переоделся в приличный костюм, свистящим шепотом велел Хелене и дочерям сделать то же самое и намекнул, что не желает видеть меня до конца вечера.

Все-таки хорошо, что гости застали врасплох одного Винсента. Во-первых, от него ждали странностей, веря во всякую галиматью про художников с их заскоками; во-вторых, в округе ходило немало слухов о смерти родителей Хелены и о том, что дворецкий был наркоманом, а зелье ему поставляла медсестра, проживавшая тут же в доме. Большинство знали, что я приемный сын Винсента и Хелены, и слышали, что Виски с Элизабет вроде бы планировали тройное самоубийство, но мне в последний момент чудом удалось спастись. Несомненно, все это не могло не отразиться на психике Винсента. В связи с этим его эксцентричное поведение, по-видимому, не казалось им чем-то из ряда вон выходящим. Легкость, с какой они верили в этот вздор, подтверждает то, что для большинства иллюзия гораздо привлекательнее реальности. Люди, подобно рекам, ищут самый легкий путь и, видя, слыша или как-то еще воспринимая какую-либо идею, событие или необычного человека, предпочитают верить первому, что приходит им в голову.

Поэтому я не был в обиде на Винсента за то, что он отослал меня в мою комнату, где я должен был пребывать вплоть до окончания приема. Нет худа без добра: никто не увидит меня в этом жутком одеянии. Я не чувствовал себя несчастным и даже испытывал некоторое облегчение. Но только до тех пор, пока я не увидел Бобби в безупречном костюме и черном галстуке, с улыбкой до ушей и победно развевающимся невидимым дьявольским хвостом. Он заранее знал, что все так обернется.

— Так я встречу Сьюзен вместо тебя? — спросил он с насмешливым участием. — Развлеку ее и, может, даже получу прощальный поцелуй.

Тут я не выдержал.

Я был намерен стереть эту самодовольную ухмылку с его физиономии.

Задушить его.

Отправить его на тот свет.

Я был в нокауте.

Ребекка и Виктория обнаружили меня возле платяного шкафа среди осколков зеркала. Зеркало было вставлено в дверцу шкафа и разлетелось, когда я въехал в него головой, получив чувствительный урон, сопровождавшийся кровопролитием.

Они пришли, чтобы угостить праздничным тортом, и не могли поверить своим глазам, увидев, в каком состоянии находится комната. Книги, украшения, подушки — все вперемешку валялось на полу. Одежда была разорвана по швам, белые простыни запачканы кровью, игрушки сломаны, ящики стола выдвинуты, а их содержимое разбросано; две подушки были вспороты, и перья летали в воздухе.

А в дальнем углу, перекрученный, как тряпичная кукла, лежал я. Из носа и изо рта у меня текла кровь, и я не подавал признаков жизни.

Единственное окно было распахнуто и впускало городской шум и запахи улицы. Сначала двойняшки подумали, что я мертв, но Стив, вошедший вслед за ними, поспешил ко мне и установил, что я еще дышу.

Я не потерял сознание. Я слышал их, я видел Стива, наклонившегося ко мне, и чувствовал, как кровь струится по моему лицу. Я ощущал ее вкус на языке. Но я не мог ни сказать что-либо, ни пошевелиться. Контакт между мозгом и телом был, как говорится, утрачен. И, если честно, мне это нравилось. Может быть, даже моя душа отделилась от тела. Я был почти мертв, эмоционально и духовно пуст. Все слилось в какой-то белый хаос, все одновременно присутствовало и отсутствовало, было реальным и нереальным, счастливым в своей печали, оглушительным, но приглушенным. Целый мир тупой боли, оторванный от окружения, совершенно новый для меня. И лишь мои нервные окончания отчаянно посылали сигналы в мозг.

— М-да… Парень слегка психанул, — констатировал доктор Стив.

— Лучше не пускать сюда Винсента! — сказала Ребекка.

Они думали, что все это сотворил я, обидевшись на то, что меня прогнали с вечеринки. Я рассмеялся бы им в лицо, если бы был в состоянии это сделать.

«Это не я, это ублюдок Бобби!» — мысленно кричал я.

Он хотел убить меня.

Помогите!

— Что же делать? — размышляла Виктория. — Надо, наверное, вызвать «скорую» и отвезти его в больницу. Может, у него сотрясение мозга.

Это Бобби сделал!

А потом выбрался через окно!

Пожалуйста, помогите!

Но они не слышали меня.

— Не знаю, стоит ли вызывать врачей? Помнишь, чем все закончилось в прошлый раз, когда вызывали «скорую»? Все умерли.

Не слушайте ее, она ничего не соображает.

— Но что-то ведь надо делать. Не можем же мы стоять здесь и смотреть на него.

Виктория, спаси меня!

Пожалуйста!

— Я отвезу его, — предложил Стив. — Больница ведь в конце улицы.

О нет, только не это!

Только не на его мотоцикле!

— Ты имеешь в виду, на мотоцикле?

Останови его, Виктория.

— Ну да, без проблем. Доставлю его в целости и сохранности.

— Он может упасть с мотоцикла.

У него не все дома!

Он тронулся, говорю вам!

Не позволяйте ему прикасаться ко мне!

— Я поеду с тобой и посмотрю за ним, — сказала Виктория. — Хорошо, Ребекка?

Боже милостивый, они все тронулись.

— Хорошо. А я останусь и притворюсь, что я это ты, да?

Нет-нет-нет-нет-нет!

— Да.

— Тогда поехали, — сказал Стив.

Они смеялись, болтали, были почти счастливы.

Еще бы, они совершали самостоятельный поступок, ни слова не сказав родителям.

Когда Стив поднял меня и сказал, что все будет в порядке и я в надежных руках, я очень сильно в этом сомневался. Хотя бы по той причине, что я чувствовал его дыхание. «Карлсберг» и бурбон, насколько я мог понять.

Он был сильно навеселе.

И Виктория тоже.

И Ребекка.

Меня, как тюк с бельем, проволокли по коридору к черному ходу. По дороге Виктория рассказала Стивену о том, как все рассердились на меня из-за разосланных приглашений. Стивен пришел в восторг и позавидовал мне — у него не хватило бы смелости отколоть такую шутку с предками. Они не сумели бы ее оценить по достоинству. Я подумал, что вряд ли найдется человек, который мог бы оценить по достоинству самого Стива.

Он так восхищался этой выходкой Бобби, что вскоре и Ребекка с Викторией, несмотря на свое раздражение, признали, что в целом это было все же довольно забавно. Им-то что — их ведь не застукали в маскарадных нарядах. Винсента было бы труднее убедить взглянуть на это дело с толикой юмора. Лучше уж пока не трогать его, дать остыть.

У меня не отложилось в памяти, как мы пробирались к мотоциклу Стива. Помню только, что для парочки, которая вознамеривалась прокрасться по дому тайком, они производили чрезвычайно много шума. И всякий раз, останавливаясь, чтобы послушать, не идет ли кто, они целовались.

Но мотоцикл запомнился мне хорошо.

Около мотоцикла стоял Бобби.

Стив и Виктория спросили его, что он тут делает, а он вместо ответа очаровал Стива своим «неподдельным» интересом к мотоциклам вообще и к его мотоциклу в частности и стал спрашивать, что это случилось с Алексом, и куда это его тащат, и не нужна ли им его помощь.

Я помню, Бобби потрепал меня по голове, сказав, чтобы я не беспокоился, что я в хороших руках, что это будет не больно и что скоро все наладится. Затем он бесшумно скользнул в дверь дома, помахав нам на прощание рукой.

Я знал: что-то не так. У меня было дурное предчувствие, но я пребывал в своем мире и не обращал внимания на эти предупредительные сигналы. Когда Бобби исчез в доме, я переключил все внимание на мотоцикл. Я часто видел, как Стив подъезжает к дому на нем, но никогда особенно не приглядывался. Это вид транспорта меня не слишком интересовал. Обычный мотоцикл — это штуковина о двух колесах, с моторчиком. Но мотоцикл Стива был не совсем обычным. Он был больше и выглядел странно.

Он был с коляской.

О'кей, сказал я себе, это даже лучше. По крайней мере Виктории не придется держать меня на весу, одновременно обхватив Стива.

— Стивен, ты не говорил, что собираешься купить коляску, — задумчиво произнесла Виктория.

— Сюрприз для тебя. Классно, да? — Он был страшно доволен собой.

— Но зачем? У тебя был такой хороший байк.