Николас Шэффнер - Блюдце, полное секретов. Одиссея «Пинк Флойд»

• Название: Блюдце, полное секретов. Одиссея «Пинк Флойд»
• Автор: Николас Шэффнер
• Издательство: Издательство Сергея Козлова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-901013-01-8

Книга содержит не просто биографические данные о супергруппе, а дает представление об эпохе расцвета прогрессив-рока и о зарождении движения психоделического искусства.

---

Тем временем, в июне 1981 года, ПИНК ФЛОЙД повторили сценическую постановку «The Wall» в Earls Court, чтобы заснять на пленку пять шоу, сцены из которых планировалось в дальнейшем использовать в фильме. Однако съемка, по словам Паркера, была «полной катастрофой… и все пять шансов из пяти мы провалили». В конечном счете, большого значения это не имело. После того как было принято решение взять на роль Пинка другого человека, Уотерс нехотя согласился с Паркером, что было бы слишком расточительно использовать в экранизации анимацию Скарфа и съемки концерта группы. Таким образом, все четверо были исключены из фильма, но остались на звуковой дорожке к нему… Примерно четверть саундтрэка была специально записана для картины. Помимо студийной версии «What Shall We Do Now?» и специально написанной композиции «When The Tigers Broke Free?», в картине звучат оркестровые версии «Mother», «Bring The Boys Back Home» (c уэльсским хором), «In The Flesh» (где поет Гелдоф) и «Outside The Wall». ФЛОЙД также написали «Overture» в стиле рок-оперы «Tommy», которая, равно как «Hey You» и «The Show Must Go», с пластинки до окончательного монтажа не дошли. Досталось и куклам Скарфа, но прежде тысячи фунтов ушли на создание гигантского радиоуправляемого робота.

Паркер стал выкуривать одну пачку сигарет за другой, нервничая из-за возникших в работе сложностей. Проблемы были вызваны несложившимися отношениями между его протеже Майклом Сирезином и Джеральдом Скарфом. Паркер решил взять на себя руководство картиной. «Я дал Майклу шанс и надеялся, что он ухватится за него обеими руками, — впоследствии рассказывал он друзьям, — а вместо этого он стал заниматься ерундой и жаловаться». В любом случае, Паркер решил, что Майкл «не подходит для этой роли ходящего вокруг человека, курящего мои «Мальборо», пока другие люди занимались делом», и что «мне лучше напрямую заняться своей профессией: режиссурой». Участие Скарфа свелось к дизайнерской разработке «The Wall», Алан Маршалл (Alan Marshall) продюсировал фильм, а Сирезин вообще покинул съемочную площадку.

Кинематографический мир Британии никак не прореагировал на фильм. Паркер заявил, что, когда он описал «The Wall» заправилам кинобизнеса как «разбитое на куски произведение без традиционных диалогов, подкрепляющих повествование, и музыкой в качестве главной движущей силы, они уставились на меня с полным недоверием». Люди из руководства EMI, забывшие, видимо, о разошедшейся миллионными тиражами «Стене» в одной только Великобритании, продолжали твердить Уотерсу, что «мы не можем сейчас этим заниматься». Несмотря на свое желание сделать проект чисто британским, Паркер в конце концов был вынужден прибегнуть к помощи Голливуда. Распространением картины должна была заняться фирма MGM, а сами ФЛОЙД предоставляли 12 миллионов долларов, составивших большую часть бюджета фильма.

Вложив в «Стену» немалую толику своих душевных сил и финансовых средств, Уотерс ревностно относился ко всему, что с ней было связано. Работа с ним, как вскоре убедился режиссер, «превратилась в довольно неприятный эксперимент», хотя «то, что мы с Роджером не находили общего языка, вовсе не значит, что мы не выполнили работу «на отлично»…».

Уотерс, в свою очередь, вспоминает съемки «The Wall» как «наиболее нервный и психованный период моей жизни. Подобное я испытывал, пожалуй, только при разводе с женой в 1975 году. Паркер привык восседать на вершине своей пирамиды, а я привык сидеть на вершине моей. Мы оба привыкли идти своим путем и добиваться своего». До начала съемок , назначенного на 7 сентября 1981 года, Паркер добился еще одной невиданной доселе уступки от Роджера: Уотерс должен был взять недельный «отпуск» и оставить режиссера в покое, не вмешиваясь в процесс, чтобы тот мог спокойно работать.

Первые съемки проходили в резиденции адмирала в отставке, которая послужила прообразом дома Пинка. В то время как Паркер работал со своими актерами в помещении, группа, снимающая на натуре, отснимала ряд эпизодов, подводящих в фильме к анимации Скарфом песни «Goodbye Blue Sky», в которой голубь мира ускользает от преследования бродячего кота и взмывает вверх. Было загублено двадцать голубей и пятьдесят голубок, пока не получились нужные кадры.

Другие съемки проходили, в основном, в находившейся за пределами Лондона «Pinewood Studios». Специально была спроектирована комната в мотеле и плавательный бассейн в фешенебельной квартире на крыше небоскреба, с созданным при помощи компьютерной графики видом ночного Лос-Анджелеса. Поражала своими размерами специально изготовленная стена, которая должна была взорваться на куски, расстрелянная из авиационной пушки, ранее использовавшейся в фильме о Джеймсе Бонде. По мнению Гелдофа. царящая вокруг атмосфера была подобна «минному полю, засеянному взрывающимися эго». Решив игнорировать «взаимные детские упреки», которыми обменивались продюсер и режиссер, с одной стороны, и Уотерс и Скарф — с другой, Гелдоф «полностью доверился Паркеру, который (и я в это свято верил) знал, что делал».

Иногда у него возникали кое-какие сомнения — как. например, в сцене, где вода в бассейне вокруг резвящегося в ней Пинка превращается в кровь. И не только из-за «страха перед видом крови», свойственного Гелдофу, но и потому, что Паркер почему-то решил, что его ведущий актер умеет плавать. Выход из ситуации был найден, когда режиссер натолкнулся на прозрачный контейнер-оболочку, выполненный в форме тела, который использовался для имитации полета в фильме «Супермен». В лежачем положении в нем как бы летал исполнитель роли супермена Кристофер Рив (Christopher Reev), а сзади него на экран проецировались быстро движущиеся кадры. Гелдоф почувствовал себя окончательно униженным, когда обнаружил, что он несколько «суховат» для такой оболочки супермена, и ему пришлось воспользоваться формой, изготовленной для супергерл.

В процессе съемок действительно пролилась кровь Гелдофа — он поранил руку о жалюзи в сцене в номере мотеля, относящейся к разгрому в «One Of My Turns» и навеянной действиями Роя Харпера, в свое время сокрушившего фургон музыкантов. К удивлению съемочной группы, Гелдоф отказывался прервать съемку , пока Паркер не отснял весь эпизод.

По мере того как продвигались съемки, все больше менялось отношение Боба Гелдофа к эпическому полотну, задуманному Уотерсом. Он признался, что «сильнейшее впечатление, которое произвела на меня «Стена», заставило меня заглянуть в такие глубины подсознания, которые обычно недоступны». Будущий «святой Боб» даже почувствовал, что потихоньку превращается «в злого маньяка, помешанного на мании величия».

Отождествление себя с Пинком позволило Гелдофу сыграть эту роль чрезвычайно убедительно, что особенно заметно в сценах в третьей четверти фильма, созданных под впечатлением жизни Сида Барретта. Хотя Боб никогда не встречался с Сидом, Джун Болан (которая хорошо его знала) отмечает достоверность перевоплощения Гелдофа: «Я была потрясена до глубины души. Он был так похож на Сида, что мне было просто трудно это вынести. Когда он смотрится в зеркало в ванной и сбривает волосы, у меня по щекам текли слезы, я вся застыла. Все это мне знакомо… Я так же переживала за Сида».

Гелдоф, позднее включивший «Arnold Layne» в концертный репертуар BOOMTOWN RATS, по-прежнему отказывался от исполнения одной из песен Роджера Уотерса в фильме. В итоге он согласился попробовать наложить свой голос на фоновую дорожку «In the Flesh» на 24-дорожечном магнитофоне в домашней студии Дейва Гилмора (в его загородном имении XVI века, которое Дейв купил у гитариста Элвина Ли (Alvin Lee), а позднее продал за 850 тысяч фунтов стерлингов). Для начала Гелдоф из озорства произнес неофашистский манифест Пинка с явным ирландским акцентом, «как у пьяного фермера на сельскохозяйственной выставке в Керри». Боб наслаждался «выражением ужаса, появившемся на лицах» Гилмора и звукоинженера Джеймса Гатри, однако, помучив их записью нескольких дублей, пропел все как следует. Как только он закончил запись, в мониторах загремел голос Гилмора: «Ах ты, сволочь!».

В фильме Гелдоф показан исполняющим «In The Flesh» перед толпой бритоголовых в лондонском New Horticultural Hall в сопровождении хора и духового оркестра плюс «Молоткастой гвардии» («Hammer Guard»), состоявшей из закаленных скинхэдов «Тилбери Скинз» (Tilbury Skins) из юго-восточного Лондона. Их униформа, придуманная Скарфом, с эмблемой из перекрещивающихся молотков, была настолько правдоподобна, что хозяева местного паба заметно побледнели, когда к ним ввалились пропустить пару-другую пива несколько гвардейцев в форме и сапогах. Бритоголовых из «Тилбери Скинз» использовали также для разгрома принадлежащего «пакам» кафе во время съемок эпизода для «Run Like Hell» — задание, которое они выполняли с превеликим удовольствием.

В подобные моменты Паркер сталкивался с интересным парадоксом: в предполагаемом заявлении ПРОТИВ фанатизма и насилия не только добровольные помощники воспринимали все уж слишком буквально, но ведь и зрители фильма могли отреагировать точно так же (тому же Скарфу тоже являлись «кошмары, в которых на улице мне встречались люди со взглядом тех, кто был сродни шагающим молоточкам»). Во время съемок сцены бунта на закрытом газовом заводе в Бектоне, позднее перестроенном в школу и уничтоженном в кульминационной точке «Another Brick In The Wall (Part 2)», скинам невозможно было вбить в голову, что их противники — всего лишь актеры, ЗАГРИМИРОВАННЫЕ под полицейских. Уличная драка, говорит Паркер, «похоже, продолжалась целую вечность уже после того, как я крикнул: «Стоп!». Одна группа панков так убедительно «исполнила» линчевание чернокожего Ромео и групповое изнасилование его белой подружки, что в итоге режиссер почувствовал острую необходимость вырезать большую часть этого материала из «Run Like Hell».