Филип Дик - Мир, который построил Джонс

• Название: Мир, который построил Джонс
• Автор: Филип Дик
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-40177-2

Конец 20-го века, Земля после ядерной войны. Естественно, среди выживших много людей с отклонениями, мутантов. Один из таких – Флойд Джонс. Но он не простой мутант, его изменения не физические, а психические – он приобрел умение предвидеть будущее.

---

– Вручить это лично,– обратился к посыльному Пирсон.– Вы знаете кому: вниз по лестнице, сорок пять-А. Где сидит эта высохшая мумия.

Посыльный козырнул, взял бумагу и рысью побежал прочь.

– Вы думаете, он сам верит всему, что тут наговорил? – поинтересовался Пирсон.– Про этих шлындов?

– Неизвестно. Но что-то в этом все-таки есть. Само собой, они высадятся и на Земле, они ведь продвигаются без плана, вслепую.

– Ну да,– ответил Пирсон.– Один уже приземлился.

– Живой?

– Мертвый. Сейчас ведутся исследования. Скорей всего, мы ничего не узнаем, пока не прибудет следующий.

– Хоть что-нибудь о нем уже можно сказать?

– Почти ничего. Гигантский одноклеточный организм, среда обитания – пустое пространство. Передвигается пассивно, механизм передвижения пока неясен. Абсолютно безвреден. Амеба. Толщиной в двадцать футов. Покрыта грубой шкурой – она предохраняет от холода. Ничего похожего на злобного захватчика: эти забытые богом бедняги просто скитаются там и сям и сами не понимают, где они и что они.

– Чем они питаются?

– Ничем. Они просто живут, пока не помрут. Ни органов питания, ни пищеварения, ни выделения, ни размножения – ничего нет. Какие-то недоделанные.

– Странно.

– Очевидно, мы просто натолкнулись на какое-то стадо. Ну да, конечно, они начали падать. Будут шмякаться то здесь, то там, рассыпаться на куски, пачкать машины, расплющиваться. Засорять озера и реки. Они, конечно, нас еще достанут! Станут шлепаться нам на голову, станут гнить. А скорей всего, лягут и спокойно все сдохнут. Изжарятся на солнце... Этот, кстати, погиб от жары, изжарился как сухарь. А тем временем мы что-нибудь придумаем.

– Особенно когда Джонс примется за дело.

– Не было бы Джонса, появился бы кто-нибудь другой. Ну да, Джонс способен на многое, в этом его преимущество. Он и стрельбу может вызвать, и все, что угодно.

– Эта бумага – приказ о его освобождении?

– Вы угадали,– сказал Пирсон.– Он освобожден. Пока мы не придумаем нового закона, он свободный человек. И может делать, что захочет.

Глава 6

Джонс стоял в крошечной, кругом выбеленной аскетической камере полицейского участка и полоскал рот специальным тоником доктора Шерифа. Тоник был противным и горьким. Он гонял его от щеки к щеке, задерживал на секунду в горле, а потом сплевывал в фарфоровую раковину умывальника.

За ним молча наблюдали двое полицейских в форме, стоя по обе стороны помещения. Джонс не обращал на них никакого внимания; всматриваясь в зеркало над раковиной, он тщательно причесался, потом протер большим пальцем зубы. Сегодня ему хотелось быть в форме: через час он собирался принять участие в важных событиях.

Он попытался вспомнить, что должно произойти сразу после этого. Он ожидал уведомления об освобождении – так, кажется. Это было так давно, прошел целый год, и подробности стерлись в памяти. Он смутно помнил, как вошел легавый, держа в руках какую-то бумагу. Да, именно так: это был приказ об освобождении. И сразу после этого – речь.

Он до сих пор помнил эту речь слово в слово, нет, он не забыл ее. Вспоминая эту речь, он всегда ощущал досаду. Все те же слова, все те же жесты. Все это проделывалось механически... Избитые приемы – как искусственные цветы, высохшие и покрытые пылью, обветшавшие под удушливым покровом унылой старости.

А тем временем его захлестывала волна жизни.

Он был человеком, глаза которого видели настоящее, а тело пребывало в прошлом. Даже теперь, когда он стоял в этой обеззараженной, стерильной камере, разглядывая свою грязную одежду, приглаживая волосы и потирая десны, чувства его были далеко, совсем в ином мире, в мире, который плясал от избытка жизни, который еще не успел постареть и обветшать. Много событий случилось за этот год. И пока он раздраженно скреб свой заросший подбородок, перебирал в голове старый хлам, волна, которая катилась вперед, в будущее, открывала перед ним всё новые мгновения, всё новые и волнующие события.

Волна будущего несла к его ногам самые диковинные ракушки.

Он в нетерпении подошел к двери и выглянул. Вот это уже было ему не по нутру, вот это вызывало у него отвращение. Время течет: течение его никак не ускорить. Оно тащится и тащится усталым слоновьим шагом. Никак нельзя заставить бежать быстрее это глухое чудовище. Через год он уже истощит свои силы, совершенно вымотается. Однако все это еще будет. Нравится ему или нет – скорее, конечно, нет,– но он еще раз переживет каждое мгновение, всем своим существом испытает все то, что раньше знал только разумом.

Так было всегда в его жизни. Всегда существовало несовпадение во времени, несовпадение его отдельных фаз. До девяти лет он думал, что каждый человек ощущает подобное повторение каждого осознанного мгновения. К девяти годам он уже прожил восемнадцать. Он совсем измучился, он чувствовал отвращение к жизни, он стал совершенным фаталистом. Через полгода он обнаружил, что он – единственный человек на Земле, который тащит на себе эту тяжесть. И с этого времени его смирение превратилось в яростное нетерпение.

Он родился 11 августа 1977 года в штате Колорадо. Все еще шла война, хотя Средний Запад она так и не затронула. Городишко Грили, штат Колорадо, она не только не затронула, могло показаться, что никакой войны вообще и близко не было. Никакая война не может коснуться каждого городка, каждого человека. На ферме, принадлежащей их семье, все шло почти как обычно: вяло текли каждодневные будни, которым, казалось, не было дела до страданий человечества.

Первые воспоминания его были странными. Позднее он попытался распутать их. Вялым зародышем в чреве он уже воспринимал впечатления еще не существующего для него мира. Скрюченный в раздутом животе матери, он замирает от страха, а вокруг него кружит непостижимая и яркая фантасмагория. Одновременно он дремал в каком-то черном промокшем мешке под ярким солнцем колорадской осени. Он познал страх собственного рождения задолго до того, как был зачат. К тому времени, когда зародышу исполнился месяц, травма рождения была уже в прошлом. А само это событие уже не имело для него никакого значения: когда он висел вниз головой в руке доктора, он уже прожил в этом мире целый год.

Все ломали головы, почему ребенок не кричит. И почему он так быстро всему учится.

Однажды он стал размышлять о своем действительном происхождении. Когда на самом деле, с какой точки началось его бытие? Плавая в чреве, он уже ясно понимал и чувствовал все, что с ним происходит. Как далеко уходят его воспоминания? За год до рождения он еще не представлял из себя чего-то целого, он не был даже оплодотворен: элементы, которые впоследствии составляли его существо, еще не сошлись вместе. И к тому времени, когда оплодотворенная яйцеклетка начала деление, видел и сознавал гораздо дальше момента собственного рождения: на три месяца вперед в жаркий, солнечный осенний день пыльного Колорадо.

Ему в конце концов надоело ломать голову над этой неразрешимой загадкой.

Еще в раннем детстве он привык к такому двойному существованию и научился объединять два временны′х потока, хотя это было не так легко. Месяцами он осторожно и настойчиво пытался разобраться во всей этой сложной путанице дверей, мебели, стен. Через год он уже добрался до своей первой ложки пищи и капризно отверг давно позабытую материнскую грудь. Эта путаница привела к тому, что он едва не умер от голода; тогда его стали кормить насильно и опять же силой предотвратили его уход из жизни. Натурально, все решили, что он дебил. Еще бы – ребенок, который ищет невидимые предметы, который пытается просунуть руку сквозь сплошную стенку детской кроватки...

Но в четыре года он уже говорил.

Воспоминания детства, усиленные двойным переживанием, никогда не покидали его. И одно из них настигло его теперь, в этой белоснежной, совершенно стерильной камере в полиции, когда он нетерпеливо ожидал документа об освобождении. Ему было девять с половиной, когда он впервые увидел взрыв водородной бомбы. Не то чтобы это была первая водородная бомба за всю войну, нет, эти бомбы десятками падали по всей Земле. Эта была первая, которая сумела пробить хитроумную систему обороны, прикрывавшую американскую глубинку: район между Скалистыми горами и Миссисипи. Бомба взорвалась в сотне миль от Грили. Радиоактивные частицы и пепел безостановочно выпадали в течение нескольких недель, заражая скот и уничтожая посевы. Из зоны вокруг эпицентра грузовики и автобусы без устали вывозили больных и покалеченных. А в ту сторону ехали колонны с военными строителями, чтобы установить ущерб, нанесенный взрывом, и окружить колючей проволокой гигантскую язву, пока она не будет обеззаражена...

По узкой грязной дороге мимо фермы Джонсов шла, казалось, бесконечная колонна карет «скорой помощи», перевозивших пораженных в больницы и госпитали, срочно выстроенные на окраине Денвера. В обратную сторону двигался поток необходимой помощи для тех, кто еще оставался жить в пораженном районе. Как зачарованный, он стоял и смотрел на это движение. С утра до ночи не ослабевал поток автобусов, грузовиков, карет «скорой помощи», пешеходов, велосипедистов, с собаками, домашним скотом, овцами, курами – пестрая разноцветная масса, окруженная разнообразными звуками; мальчик вдруг услышал отдаленные стоны и взволнованно бросился в дом.