Виктор Сапарин - Однорогая жирафа (сборник)

• Название: Однорогая жирафа (сборник)
• Автор: Виктор Сапарин
• Издательство: Отпечатано с матриц типографии "Красное знамя" изд-ва "Молодая гвардия" на Книжно-журнальной фабрике Главиздата Министерства культура УССР.
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1958

Виктор Степанович Сапарин родился в 1905 году в Москве.

С 1926 года он работает в газетах и. журналах, печатая корреспонденции, очерки, фельетоны.

Научно-фантастические рассказы начал писать в 1946 году, публикуя их в журналах «Знание — сила», «Вокруг света», «Техника — молодежи».

В 1949 году вышли его первые книги «Исчезновение инженера Боброва» и «Удивительное путешествие», в 1950 году — сборник рассказов «Новая планета», в 1952 году — повесть «Голос моря».

Настоящий сборник составлен в основном из новых рассказов. В них нашли отражение научные проблемы сегодняшнего дня — новые строительные материалы, использование энергии луны, прибор, задолго предсказывающий шторм, новые пластмассы.

Герои рассказов — простые советские люди, — геологи, ученые, рыбаки, инженеры, студенты.

Рассказы разнообразны по тематике и читаются с интересом.

^{Аннотация издательства.}

---

Время шло, а мое письмо Петру Ивановичу Смородинову так и оставалось ненаписанным.

* * *

Командировка, которую предложили мне, была рассчитана на небольшой срок — всего на две недели. В течение этого времени предстояло дважды пересечь океан, заходя ненадолго в некоторые порты.

Наш электроход вышел из ленинградского порта рано утром. Накануне я попытался разыскать в Ленинграде Смородинова — мне хотелось потолковать с ним, но Петр Иванович был в отъезде.

Наше судно, последнее слово советской судостроительной техники, совершало пробный рейс. На нем было установлено много новых приборов, к некоторым из них имело отношение и то учреждение, где я работал. Собственно, моя функция в том и заключалась, чтобы контролировать работу электронной части нашей аппаратуры.

С удовольствием заметил я в штурманской рубке наряду с новейшей аппаратурой по навигации скромный пластмассовый ящик с выдавленными на корпусе крупными буквами «УГМ».

… Мы шли в открытом океане уже вторые сутки. Судно поставило мировой рекорд скорости — это сообщил мне штурман, жизнерадостный молодой человек, чем-то напомнивший мне Костю Никитина. Звали этого смуглолицего юношу в аккуратно застегнутом кителе и с постоянной улыбкой на лице Алексеем Ивановичем.

Я смотрел на слаженную работу небольшой команды огромного корабля и невольно сопоставлял ее с картинами сравнительно недавнего прошлого.

Штурман прокладывал курс, который по его расчетам был наиболее выгодным, докладывал капитану, тот принимал решение и отдавал команду. Он не кричал «зюд-зюд-вест» или «идти по такому-то румбу», а передвигал рукоятку на пульте управления или нажимал кнопку. Огромное судно немедленно поворачивалось и ложилось на заданный курс.

Не надо было кричать рулевому «так держать!» — держал судно на курсе не рулевой, крутящий штурвал и не спускающий глаз с компаса, а автоматический прибор.

Люди главным образом думали и решали, а исполняли все приборы.

Приборы же своевременно сигнализировали обо всех изменениях в обстановке, которые могли заинтересовать капитана.

На мою долю не приходилось особенных хлопот. Вся аппаратура действовала безукоризненно.

Не было только случая испытать на практике УГМ — погода и на самом деле стояла удивительно тихая.

Поверхность необозримого океана была гладкой, легкая зыбь сверкала на солнце, и на горизонте изредка возникали серые дымки. Океанские дороги широкие, и здесь «встречей» считается, если корабли прошли в нескольких километрах один от другого.

Так прошел еще день плавания.

Я находился в рубке Алексея Ивановича, когда вдруг раздался мощный голос, доносившийся откуда-то с потолка:

«Внимание! Приближается шторм. Силой до десяти баллов. Ожидается через полтора часа».

Я невольно вздрогнул.

Может быть, сотрудники Черноморской станции так усовершенствовали прибор? Я покосился на пластмассовый ящик с надписью «УГМ», стоявший в углу. Но нет. Это был аппарат, по внешнему виду такой же, как и те экземпляры, что вышли из цехов завода при моем участии.

Алексей Иванович усмехнулся, видя, что я так пристально осматриваю внутренность рубки.

— Здесь вы его не найдете, — сказал он, — прибор находится внизу. Это одна из последних новинок.

— Внизу?

— Да.

— В трюме?

— Даже глубже. Главная его часть — приемник — выведена наружу в подводной части судна.

На электроходе тем временем шла деятельная подготовка к шторму. Закрывались и плотно завинчивались иллюминаторы. Крепились шлюпки. С верхней палубы убирались шезлонги и плетеные кресла.

Распоряжения капитана и доклады из различных отсеков корабля передавались по радиотрансляционной сети.

Время от времени в динамиках слышался спокойный громкий голос, сообщавший новые данные о шторме! Это продолжал действовать прибор. Он уточнил, что шторм приближается с юго-запада. По мере подхода судна к району шторма прибор время от времени называл расстояние до него.

«Ожидается через тридцать минут», — сообщил он, наконец.

И тут раздался вдруг завывающий звук, похожий на голос сирены, включаемой во время тумана. На низкой басовой ноте, вибрируя, мощно и громко гудел, отражаясь во всех отсеках, сигнал тревоги.

Это заговорил УГМ — уловитель голоса моря.

Голос моря, преображенный умножителем колебаний и усиленный радиолампами, звучал на корабле, предупреждал и предостерегал.

Но… увы, приходилось с огорчением признать, что в этом предупреждении не было уже никакой необходимости. На корабле все были готовы к встрече бури.

Скоро пожаловал и шторм. Он явился в срок, довольно близко совпавший с тем, который был предсказан.

Большой корабль начал тяжело переваливаться сноса на корму, но автоматический рулевой твердо держал курс, не позволяя судну рыскать.

Завывал ветер, свистал в снастях, огромные волны толкали судно, многотонные удары обрушивались на его корпус, а в командирской рубке и в рубке штурмана шла тихая напряженная работа. Светились цветные лампочки и шкалы приборов, отмечая крен и напряжения, возникавшие в отдельных частях корпуса судна, слушались доклады команды и приборов, неторопливые распоряжения капитана, которые он отдавал, не повышая голоса. Четкая, слаженная работа, как в лаборатории при производстве важного опыта. Стихийным силам природы противопоставлялись спокойная решимость, воля людей, твердо уверенных в своих силах, могущество техники, которой вооружила их страна.

На миг я огляделся по сторонам. Огромные глыбы воды, зеленоватые и полупрозрачные, как льдины, толпились у бортов, тесня друг друга и захлестывая палубу. Временами казалось, что в стены рубки бьет тугая струя из брандспойта. Люди спокойно выполняли работу, словно все то, что творилось снаружи, не имело к ним никакого отношения.

Эта картина подлинного покорения шторма, настоящей власти человека над стихией ничем не напоминала читанные мною в детстве романы о морских бурях и кораблекрушениях, которыми я так увлекался.

Когда шторм миновал, и по океану, насколько можно было охватить взглядом, катились крупные с запрокидывающимися гребешками, но уже не страшные волны, я возобновил разговор с Алексеем Ивановичем.

— Так что же это за прибор, который так вовремя и точно предсказал вам непогоду?

Молодой штурман оторвался от карты, на которой автоматический определитель местоположения судна только что сделал очередную отметку, затем неторопливо занес в журнал координаты (прибор медленно, словно диктуя, произнес их вслух) и сообщил:

— Недавно выпущен у нас в Ленинграде. Институтом профессора Смородинова. Проходит испытания.

Так вот оно что! Собственно, я об этом догадался.

Разумеется, Смородинов не мог забыть тот вызов, который сделала науке обыкновенная медуза. Вот его ответ — серьезный, технически совершенный и, надо честно признать, блестящий!

— Ну, и как прибор, по вашему мнению? — спросил я Алексея Ивановича.

— Прибор ничего, — охотно ответил он. — Кое-что, конечно, не вполне удовлетворяет. Например, желательно, чтобы он предсказывал и примерный срок окончания шторма. Ну, и потом есть ряд других претензий, уже с точки зрения навигации. Все это учтут, наверное, при серийном изготовлении. Просили присылать отзывы. А так прибор ничего, обещающий…

Обещающий? Все-таки поразительна эта требовательность советских людей! Все им мало… А с другой стороны именно это-то и заставляет нас, техников, двигаться все время вперед.

С нетерпением стал я ждать встречи с Петром Ивановичем.

* * *

На даче, где мы сидели на веранде за круглым столом, было мирно и спокойно. Сосны чуть покачивали вершинами, ветерок гулял по саду, сдувая дождевые капли с гроздьев расцветшей сирени. Песок уже высыхал, и море, шагах в двухстах, осторожно, словно пробуя, трогало его своими волнами.

— А никакого секрета не было, — весело говорил Петр Иванович. — Я ведь еще тогда, на Черноморской станции, с Шавровым об этом условился. Мне сразу стало видно, что пошли они не самым лучшим путем. Сбила их с толку эта удача с радиозондом, с водородным шаром, — случайное в общем открытие. Они увлеклись им, построили металлический резонатор и не заметили, как пошли по пути гамаруса.

— Кого? — переспросил я, не сразу поняв, в чем дело.

— Гамаруса. Другими словами, морской блохи. А эта блоха, хотя и носит имя внушительное, как у средневекового ученого, не лучший аппарат из тех, что создала природа.

— Какой же «аппарат» лучше?

— Медуза, конечно.

— Почему? — я пожал плечами. Мне казалось, что тут сказывалось личное пристрастие профессора.

— А вы вспомните, — профессор укоризненно покачал головой, — медуза-то ведь гораздо раньше почувствовала приближение шторма, чем блоха! Неужели вы не обратили внимания?