Элль Ньюмарк - Книга нечестивых дел

• Название: Книга нечестивых дел
• Автор: Элль Ньюмарк
• Издательство: АСТ
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-060589-7 , 978-5-226-01688-2

Венеция конца XV века. Город всевластного и всевидящего Совета Десяти и дожей, ежегодно проводящих обряд обручения Светлейшей республики с Адриатическим морем. Город купцов и мореплавателей, блистательных куртизанок и великих зодчих. Этот город не привык верить сказкам и легендам.

Но сейчас в Венеции происходит что-то странное и пугающее. По городу ползут слухи о таинственной византийской книге, содержащей секреты философского камня и эликсира вечной юности…

Где она? Кто владеет ею?

За загадочным манускриптом охотятся дож и члены Совета, аристократы и торговцы, воины и авантюристы.

Но как ни странно, подлинное местонахождение рукописи и имя хранителя известны лишь нищему сироте Лучано, волей судьбы ставшему подмастерьем известного повара Ферерро…

---

Его лицо казалось спаянным из острых углов: выдающийся вперед лоб, подбородок с ямочкой, тонкие губы. Марко, всегда отличавшийся сообразительностью, протянул ему наш драгоценный батон с оливками. Я достал из грязного кармана головку моцареллы и последовал примеру товарища. Но великан только рассмеялся.

— Дерзкие негодники! — Он взял нас за шкирки и подвел к прилавку одноглазого торговца. — Великодушно с твоей стороны угостить этих двоих хлебом. Я вижу, ты филантроп.

В единственном глазу булочника вспыхнули злость и страх.

— Да, синьор, — ответил он. — Я всегда помогаю бедным. — Его взгляд свидетельствовал, что он готов нас убить.

Но торговец взял себя в руки, поджал губы и процедил:

— На здоровье, мальчики.

«Черный плащ» крепко держал нас за шиворот.

— Скажите человеку «спасибо», неблагодарные олухи!

Мы пробормотали слова признательности, а булочник, желая как можно быстрее от нас избавиться, предложил:

— Синьор, не откажитесь принять свежую булочку. Попробуйте — она еще теплая! — И протянул свое изделие.

«Черный плащ» коротко рассмеялся, отпустил нас и, отвесив подзатыльники, приказал:

— Убирайтесь подобру-поздорову!

Мы прижали еду к груди и неловко побежали, постоянно оглядываясь, чтобы убедиться, не гонятся ли за нами. И не останавливались, пока не достигли тихого, заваленного мусором туника и там, дрожа и не в силах отдышаться, сели у закопченной стены.

Я посмотрел на Марко, желая получить подтверждение, что мы действительно остались живы после стычки с «черным плащом». На его худом чумазом лице играла неуверенная улыбка.

— Получилось, — проговорил он.

Из-за глубоко въевшейся грязи судить было трудно, но я знал, что мой товарищ рыжий и веснушчатый. Когда солнце, как в тот день, образовывало вокруг его головы золотистый нимб, лицо казалось одновременно ангельским и лукавым.

В тот раз мы наелись досыта, но даже при нашей сноровке и иногда сопутствовавшей удаче выдавалось слишком много голодных дней. Продавцы и покупатели дружно следили за такими, как мы. Многие торговцы бросались в погоню, едва увидев. Как-то раз мы притаились за спиной какой-то толстухи у фруктового лотка, и вдруг ее руки метнулись в стороны и она, не переставая нюхать белые нектарины, ухватила нас за волосы.

— Не ваш день, ребята! — расхохоталась толстуха и так сильно нас толкнула, что мы покатились в разные стороны.

Иногда мы рылись в мусорных кучах и дрались с другими беспризорниками за все, что хотя бы отдаленно напоминало съестное. В один из таких постных дней мы впервые поссорились с Марко. Разгребая мусор, я обнаружил помет совсем маленьких котят — все были мертвые, кроме одного. Я взял везунчика на ладонь; котенок повернул ко мне острую мордочку и мяукнул. Я вспомнил, как Кантерина говорила, что, когда меня принесли, я был похож на новорожденного котенка, и меня захлестнула внезапная волна любви. Я стряхнул с малыша грязь и, не обращая внимания на презрительный взгляд товарища, положил в карман.

В тот день я сильно рисковал, стянув у молочника целое ведерко молока. Идиотская кража — я оставлял за собой белые капли, и любой желающий мог бы легко меня выследить. Молочник погнался за мной, но не хотел надолго оставлять свой товар и вскоре повернул обратно. Когда погоня прекратилась, у меня еще оставалось полведерка молока. Я нашел тихое место за полуразрушенной церковью и, присев на корточки, пропитал молоком полу рубашки и заставил беззубого котенка сосать. Марко взорвался:

— Намерен скормить хорошее молоко кошке? — Его глаза недоверчиво округлились. — Ну-ка, дурья твоя башка, дай мне этого уродца, и я быстро с ним покончу!

— Не трогай! — спрятал я котенка за спину. На лице Марко появилась злобная ухмылка, и я поспешно добавил: — Возьми половину молока. Это по-честному. А как я поступлю со своей половиной, не твое дело. — Марко дернул подбородком, но уступил.

Два дня я кормил котенка — старательно, капля по капле, — пока остатки молока не прокисли, и тогда я допил его сам. При виде беспомощного создания что-то отмякало у меня внутри, хотя и не очень сильно. Если живешь на улице, нельзя особенно расслабляться. Я назвал котенка Бернардо — в честь малыша, потерянного Кантериной, и нашептывал ему свои секреты и всякие нежности, которыми не решался поделиться с Марко.

Через несколько недель Марко надоело обзывать меня идиотом, и он лишь презрительно фыркал, когда я вынимал изо рта кусочек пережеванной рыбы и давал Бернардо слизывать с кончика пальца. Однажды утром котенок отправился самостоятельно добывать себе еду.

— Скатертью дорога! — прокомментировал мой товарищ.

Но, к его разочарованию и моему облегчению, вечером Бернардо нас нашел. Все кошки обладают чувством дома, но у Бернардо в этом отношении был настоящий талант.

Он вырос в тощего рыжего кота, охотился на рассвете и на закате — в эти магические для семейства кошачьих часы, — но с наступлением темноты неизменно меня находил, начинал мурлыкать и тереться о ногу. Я прижимал его к груди, и у меня внутри разливалась ранее неведомая теплота — насколько я себе позволял. Бернардо принимал любой кусочек, который я для него припасал, позволял себя гладить и шептать в свое маленькое остроконечное ухо. Он засыпал, устроившись у меня под рукой, и я в свою очередь успокаивался, чувствуя рядом живое тепло. Я не обращал внимания на холодные взгляды и едкие замечания Марко — ведь бедняге приходилось спать одному.

Мы с Марко никогда не обсуждали ничего до такой степени идиотского, как любовь животного. Ограничивались планами будущих проделок и бахвальством. Самое сокровенное, в чем я ему признался, было мое желание пробраться на корабль и уплыть в Нубию.[7] Я не имел ни малейшего представления, где она находится, но, вспоминая сладкие утренние часы с Кантериной и ее задушевные песни, решил, что это место стоит поискать. Пробраться на корабль было одной из моих любимых фантазий, пока Доминго, неразговорчивый прыщавый мальчуган из испанского порта Кадис, не живописал мне в красках, какая судьба ждет таких беглецов.

Глава IV Книга мечтаний

Доминго обычно стоял, скрестив на груди руки и упрятав кисти под мышки. А рассказывая, настолько погружался в себя, что смотрел лишь под ноги и больше мямлил и пожимал плечами, чем говорил. Однажды Марко, Доминго и я нашли в мусорной куче пакет слегка надкусанных каштанов, радостно поделили и зашагали по причалам, любуясь кораблями. Я вспомнил о своем плане сбежать из Венеции, и Доминго еще глубже засунул руки под мышки.

— Ерунда! — воскликнул он, и мы с Марко подняли на него глаза. — Мне было девять, от силы десять лет, когда я спрятался на испанском галеоне. Он направлялся в Константинополь с заходом в Венецию. На второй день меня и обнаружили среди канатов. Вытащили на палубу, и матросы принялись меня травить… — Доминго дернул плечом. — Они смеялись, и я решил, что это игра. Затем один из них ударил меня… — Он покосился в сторону бухты. — Меня заставляли выносить нечистоты и кормили помоями. Я тянул канаты, пока не стер на руках кожу, драил палубу соленой водой, которая краснела, попадая на мои волдыри и ссадины. Некоторые пинали меня, каждый раз, когда видели. Не знаю, почему они так поступали, но я научился пошевеливаться.

Тусклые глаза Доминго ожили, обычно спокойное, безмятежное лицо исказилось гневом.

— Был там один такелажник… волосатое животное с гнилыми зубами, который… — Доминго поперхнулся и прикусил губу. — Как-то вечером он застал меня врасплох, когда меня тошнило от качки, и я свесился за борт… — Мальчик крепко зажмурился. — Он прижал меня к поручням, сдернул штаны и все совершил прямо там. Прямо там!

Лицо Доминго потухло так же внезапно, как оживилось, голос опять стал монотонным.

— Остатка путешествия я не помню, но когда мы причалили в Венеции, меня выкинули с корабля. — Он топнул ногой. — Венеция нисколько не хуже Кадиса. Я могу с таким же успехом чистить карманы здесь, как и там.

Мы с Марко переглянулись, и он дружески пихнул Доминго в бок.

— Я рад, что ты оказался с нами. Когда моя мамаша-шлюха испарилась… Сколько же мне тогда было? Около пяти. Без тебя мне пришлось бы голодать.

Марко всегда величал свою мать шлюхой. Разумеется, она таковой и была, но его это нисколько не трогало. Ранило другое: его она бросила, а сестренку-двойняшку Руфину сохранила. Мать понимала, что благодаря копне рыжих волос за Руфину на улице будут предлагать высокую цену. С тех пор Марко ни одну из них не видел, но считал, что если бы повстречал сестру, то мог бы спасти ее от окончательного падения.

— Грязная путана вышвырнула меня вон, а Руфину превратила в проститутку. Но мы еще посмотрим! Пусть она знает, что я не умер и отберу у нее сестру! — Марко едва мог прокормить себя, но это не мешало ему мечтать. Он постоянно с надеждой окликал рыжеволосых проституток: «Руфина!» И частенько получал за это оплеуху.