Вера Камша - Герои на все времена

• Название: Герои на все времена
• Автор: Вера Камша
• Издательство: «Эксмо»
• Жанр: Поэзия
• Год: 2010
• ISBN: ISBN 978-5-699-41799-5

Прошлое, далекое и совсем близкое. Настоящее. Будущее. Вымышленные миры и Константинополь, Лондон, Москва, Поволжье, Беларусь, Нью-Йорк… Магия и механика, мистика и наука, пастораль и антиутопия, притча и боевик — все смешалось в этой книге. На любой вкус и герои — генерал и домовой, дворник и князь, самолет и дракон, бог и кот, священники, оборотни, кентавры, артиллеристы, милиционеры, ученые — они такие разные, и все же есть, есть у них общее:

Это на них во веки веков прокладка дорог в жару и в мороз.

Это на них ход рычагов; это на них вращенье колес…

Это на них…

И нынешний сборник — дань чувству справедливости, попытка хоть как-то изменить баланс литературных весов в пользу тех, кто создает и хранит. Нелишних людей. Героев на все времена.

---

— Слушай. Завтра я снова буду давать вам жизнь, но свободы уже не дам. Снова будете глупыми — все на своем холме сдохнете.

— Время решит, кому сдохнуть раньше.

— Я — Артайт, сын Банурта. Я возьму вашу крепость и перережу глотку вашему трусливому вождю, как барану. Я выгоню из-за стен глупых пахарей и запрягу в телеги. Я…

Значит, Артайт… Тит зевнул. Это было оскорблением, хоть и случайным — младший трибун в самом деле устал до невозможности.

— Запряжешь? — Дипломатии здесь места нет, но и площадной перебранки не будет. — Лучше выпей Перонт. Это проще.

Стоявший за плечом Мезий одобрительно крякнул, а Спентад повернулся и мерным шагом легионера пошел к болтавшейся на стене веревке. Стрелы в спину он не опасался, зато предстоящий подъем казался кошмаром.

II

Конец ночи ознаменовался переполохом. Судя по громкому многоголосому ржанию, конскому топоту, гаму и суматохе в скератском лагере, один из табунов взбесился и помчался прямо на шатры. Велики ли были потери, из крепости понять не удалось, но на штурм в тот день кочевники не пошли.

Зато пошли на следующий, и день этот стал самым жестоким из всех. Шесть раз степняки, буквально засыпая стрелами стены, лезли вверх, шесть раз их сбрасывали. Последний приступ мог кончиться плохо. Очень. Спасла резервная полусотня, которую Приск повел в бой лично. Скадария устояла благодаря коменданту и наступившей темноте — скераты не решились на штурм без поддержки лучников, а штурм этот мог оказаться успешным. Не оказался.

Титу снова повезло. Стрела ударила в кладку возле самой щеки, стрела сломалась о нагрудник, стрела отскочила от подбородника шлема, стрела впилась в глаз стоящему рядом мечнику, а Спентад мог жаловаться разве что на ломоту в уставших костях и на нехватку людей на «своей» стене. Последнее было бессмысленно: Приск и так знал о потерях, знали это и уцелевшие офицеры. Все шестеро, считая натершего ноги Фертара и двоих раненых, вернувшихся на стены в разгар свалки.

— Сенат бы сюда! — проворчал Мезий, после «переговоров» ставший помощником Тита, в свою очередь ставшего помощником коменданта. Первым — Сервий погиб, и его утащили за конюшни вместе с доброй сотней солдат. К ночи на ногах осталось меньше половины гарнизона, три из пяти камнеметов были разрушены, а оба уцелевших без толку торчали на приречной стене. Смола кончалась, запас стрел можно было растянуть на пару дней, но одними стрелами жив не будешь…

— Сенат, говоришь? — Тит представил значительные морды и роскошные тоги на песчаниковых стенах и не плюнул лишь потому, что устал. — Меняю Сенат на солдат… Еще один такой день — и все. Драться будет некому.

— Если б мы могли обрушить Скадарию на головы скератам, как титаны обрушили Стурнон! — завел свою песню Фертар. — Наша смерть стала бы победой, и даже враги склонились бы перед нами…

Поэт был и оставался придурком, но меч держать, как оказалось, умел, а под стрелами и вовсе расхаживал, как под дождем. Нарывался Фертар, а стрела досталась Сервию. Так бывает… Смерть брезгует дураками, а Жизнь, утешая, отдает младшей сестре лучшее. То есть лучших.

— Мы не последние в Стурне, — заткнул расходившегося болвана Тит. — И мы здесь не для красоты подыхаем и даже не скератов режем… Мы держим брод, вот и все.

И удержим!

Последнее можно было и не говорить. Последнее не следовало говорить. Это Фертар с его набитой сказками башкой считает, что крепости и царства спасают красивые слова и красивые смерти. Чушь! Их спасают люди, и люди эти должны быть живы, на ногах и знать свое дело… И они должны хотеть спасать свою крепость, свой город, свою империю, так хотеть, чтобы все остальное сделалось неважным.

— Удержим… не удержим… — Приск заговорил, словно черту подвел. — Время рассудит… Но завтра к ночи скераты будут за стенами, а мы — на стенах.

* * *

Утро началось как обычно: проснулись, размялись, позавтракали, еще в полутьме разошлись доделать неотложное. У скератов в лагере гасли костры, ветер доносил обычный деловитый гул — степняки тоже занимались обыденным. Не поешь как следует — не повоюешь…

Время было: в крепости уже разобрались, как скераты готовятся к штурму. Оставшиеся минуты Тит потратил на письмо отцу, вернее, на завещание. Он писал для очистки совести, понимая, что запечатанный фамильным перстнем свиток вряд ли доберется до брегов Стурна, и все же долг есть долг, а злость есть злость.

«Если ты прочтешь это письмо, знай, что я умер за Стурн, но не за дураков, обескровивших восточный рубеж. Я хочу, чтоб за наши смерти спросили не с «лохмачей», а с Сената и императора. Я хочу, чтобы спросил ты. Свой долг младший трибун Спентад исполнил, исполни и ты, сенатор и отец младшего трибуна. Прощай. Сын».

Свиток лег на стол, на видное место, рядом легло запечатавшее его кольцо. Тит выпил воды и покинул казарму, почти не сомневаясь, что навсегда. Рога скератов уже собирали воинов, горны Скадарии молчали, все всё знали и так. И свое место, и свой долг.

Они столкнулись на лестнице — сын сенатора и сын заговорщика. Пальцы Аппия тоже были в чернилах, но Аппий мог писать и стихи. Не здороваясь и не разговаривая, двое поднялись на стену. Роса еще не высохла, но небо стало совсем светлым, выкатилось солнце. Скоро полезут.

Тит дал себе слово не суетиться и не выдержал — прошел вдоль обеих стен. Приск согнал наверх всех, кого мог. Здоровые вперемешку с ранеными, теми, что могли делать хоть что-то, обслуга, конюхи, поселяне, даже оба писца и старенький жрец… Как же безнадежно мало их было, а от лагеря скератов уже катилась темная визжащая волна.

Первыми под прикрытием больших плетеных щитов перли лучники. Сперва на Скадарию прольется свистящий ливень, потом Артайт бросит на стены воинов, и сегодня у него может получиться… Может… На последней отгроханной Агриппой арке начертано «Должен — значит, могу!», только «может» отнюдь не значит «будет». Степняки не пройдут и сегодня. Воздух вспороли первые стрелы. Началось.

Стук наконечника, впивающегося в поднятый щит, знакомый злобный свист у виска, короткий хрип за спиной, вой скератских рогов, гудение гонгов… Всё, двинулись к стенам, но обнажать меч рано, сейчас время стрелков и пращников. Скадарийских, да поможет им Смерть!

Гонг от шатра вождя теперь бил непрерывно, причем в два раза чаще, чем обычно. Артайт выполнял свою угрозу, Артайт торопился. Тит облизнул прокушенную вчера в горячке боя губу и шагнул к «своему» зубцу, готовясь рубить веревки. «Обычное дело»… В самом деле обычное.

— Трибун, что это с ними?

— С ними? — Спентад уставился на лупоглазого пращника. — Ты о че… Точно!

Подававшие голос с дальнего края лагеря рожки и рога воют непривычно и тревожно. Человеческая волна, уже готовая захлестнуть стены, замедляется, будто в нерешительности, и… откатывается. Не просто отступает, несется назад. Толстый парень из поселян судорожно сглатывает, опускает тяжеловатое для такого увальня копье, недоуменно вертит головой, а раненый десятник с жутким, наполовину багровым лицом расплывается в беззубой ухмылке:

— Тгибун, я бы так гванув, повучив ховофый пинок под зад!

Не может быть! Этого не может быть, но скераты бегут, удирают, улепетывают, несутся сломя голову назад, и в душе расправляет крылья дура-надежда.

— Иногда Время бывает к нам благосклонно, а, приятель?

— А то! — усмехается во весь изувеченный рот десятник, а надежда приобретает отчетливый, прямо-таки железный облик тяжелой имперской конницы, и конница эта атакует! Всадники на рысях выходят из-за западных холмов и разворачиваются «крыльями», охватывая скератский лагерь. Сигнальщики гордо вздымают свои «ульи»! Один… Второй… Пять! Почти два бинара![28] Хватит, чтобы втоптать в речной песок всех степняков до единого!

* * *

— Ха, а вохмачам-то без своих вофадок пгидется дгаться!

— Какое драться?! Сдурел с радости? Они же к броду сейчас рванут… К броду!

— Вевно… О, нафы пофли!

Конная масса, постепенно ускоряясь, движется вперед. Как же это красиво, Время всемогущее, как же это красиво! Как прекрасен этот день, эта река, это поле, эта жизнь!

— Приказ коменданта! Стрелков — на приречную! Всех!!! Два десятка — к камнеметам!

— Приказ коменданта! Живо!!! Устроим вонючкам прощание!

— Приказ коменданта!

— Приказ…

— За мной!

Короткий взгляд на победно сверкающую в солнечных лучах лавину, и бегом по стене — Скадария еще не все сказала! Скераты бегут, и, естественно, бегут к броду. Не успевшим добраться ни до своих лошадей, ни до лагеря, не способным драться в поле в пешем строю, что им еще оставалось? Разве что кучка конных в центре пыталась сражаться, но судьба храбрецов была предрешена, да и не занимала она Тита. Пусть умирают как хотят, а вот беглецы… Дорога к спасенью шла вдоль обрывистого склона холма, на котором высилась крепость, и Приск сгонял на приречную стену всех, кто был в силах натянуть лук или поднять камень.