Вера Камша - Герои на все времена

• Название: Герои на все времена
• Автор: Вера Камша
• Издательство: «Эксмо»
• Жанр: Поэзия
• Год: 2010
• ISBN: ISBN 978-5-699-41799-5

Прошлое, далекое и совсем близкое. Настоящее. Будущее. Вымышленные миры и Константинополь, Лондон, Москва, Поволжье, Беларусь, Нью-Йорк… Магия и механика, мистика и наука, пастораль и антиутопия, притча и боевик — все смешалось в этой книге. На любой вкус и герои — генерал и домовой, дворник и князь, самолет и дракон, бог и кот, священники, оборотни, кентавры, артиллеристы, милиционеры, ученые — они такие разные, и все же есть, есть у них общее:

Это на них во веки веков прокладка дорог в жару и в мороз.

Это на них ход рычагов; это на них вращенье колес…

Это на них…

И нынешний сборник — дань чувству справедливости, попытка хоть как-то изменить баланс литературных весов в пользу тех, кто создает и хранит. Нелишних людей. Героев на все времена.

---

Тучков отвернулся всего на минуту — взять свечу, стоящую на камине, а когда повернулся — трубки не было. Кисет по-прежнему лежал на столе.

А трубка исчезла.

Сергей Алексеевич недоуменно осмотрелся, но трубки не заметил. Только краем глаза ухватил стремительно мелькнувшую у стены тень. Генерал поднял свечку и осторожно приблизился. Стена была абсолютно глухая, без малейшего намека на дверь или лаз. Сергей Алексеевич постучал. Звук глухой — вряд ли за ней потайной ход. Тучков прошептал молитву и трижды перекрестился. А потом — на всякий случай — крепко выругался.

* * *

— Сергей Алексеевич, — устало ворчал смуглый дознаватель, — ну сколько можно? Мы уже третий месяц на одном месте топчемся. Вон прочие члены комиссии уже устали присутствовать на допросах, только протоколы читают. Вы уж признайтесь, да и дело с концом. Сколько уже можно, ей-богу!

— Мне не в чем признаваться.

— Понимаю. — Дознаватель покопался в бумагах на столе и положил перед собой лист. — А что вы скажете, если узнаете, что государь-император повелел не наказывать вас сильно, если вы вернете украденное или хотя бы признаете себя виновным и укажете — хотя бы намекнете на местонахождение сокровищ?

— Что скажу? — Тучков потер усталые глаза. — Скажу, что странно мне признаваться в том, чего я не делал, и возвращать то, что не крал.

— Но ведь кто-то крал, — грустно напомнил дознаватель. — Вы, Сергей Алексеевич, явно что-то знаете. Я это нутром чую, можете не отнекиваться. Вот и скажите мне, что вы знаете? Допускаю, что сами вы в этом деле не замешаны, но ведь что-то вы скрываете. И покрываете кого-то. Кого?

— Никого я не покрываю, — ответил Тучков, мимо воли пряча глаза. — И ничего не скрываю.

— Скрываете. И я узнаю, что именно. Рано или поздно, но узнаю. Времени у меня много.

Сергей Алексеевич вздохнул и промолчал.

* * *

— Разрешите доложить, ваше превосходительство, — вытянулся в струнку поручик Уваров.

Генерал молча кивнул. Поручик дожидался его с утра. Офицеры штаба боялись показаться на глаза Сергею Алексеевичу, вот и послали Уварова.

— Есть предположение о пропаже сокровищ, ваше превосходительство.

— Надо полагать, ничего более существенного вы не нашли, — съехидничал Сергей Алексеевич.

Уваров смутился, но продолжил:

— Мой денщик — литвин. Из этих краев происходит. Говорит, знает, куда ценности радзивилловские подевались. Я ему не верю, чушь городит, но…

— Отставить. Зови его сюда.

Уваров кликнул денщика, и тот аккуратно протиснулся в кабинет.

— Как звать? Давно в армии?

— Томаш Гмыза я. Пяць лет служу, ваша прэвасхазицельства.

Генерал поморщился: несмотря на солидный срок службы, денщик все равно говорил с очень сильным литвинским акцентом, «дзекая» и «гэкая».

— Что ты хотел мне рассказать?

Томаш немного помолчал, потом заговорил.

Поначалу Тучков вспылил и чуть не выставил Уварова с денщиком за дверь. Но Томаш говорил уверенно, спокойно, и было в его словах что-то, что заставляло ему поверить.

И Сергей Алексеевич поверил.

* * *

Дверь глухо лязгнула и отворилась.

— Ваше превосходительство, — осторожно позвал офицер, — к вам посетитель. Изволите пропустить?

Тучков вздохнул и отложил перо. Кого там черти принесли? Родные вроде были вчера, сказали, мол, мы ничему не верим, не мог ты приказ нарушить и себе все забрать. Да и остальные вроде уже перебывали все.

Вошел Чичагов. Арест Тучкова бросил на него тень, по столице упорно ходили слухи, что это он помогал (а то и приказал) Тучкову вывезти сокровища из дворца. Но в опалу Чичагов попал по другой причине.

По крайней мере официально.

Сергей Алексеевич тяжело поднялся с табурета — Чичагов был младше по возрасту и мог простить, если бы Тучков остался сидеть, но генерал считал себя обязанным соблюдать субординацию даже в камере.

— Не надо, не надо, — замахал руками контр-адмирал, — оставьте, Сергей Алексеевич, не на службе.

Тучков благодарно вздохнул и опустился обратно. Чичагов присел рядом, на застеленную постель.

— Я, Сергей Алексеевич, по делу к вам, — начал он, доставая запечатанный конверт и показав его Тучкову. — Я хоть и сам в опале из-за Березины, но третьего дня удалось мне добиться, чтобы вас перевели под домашний арест. Хватит, насиделись уже в казематах.

— Спасибо, — растрогался Сергей Алексеевич, — спасибо.

— Не стоит, право слово. — Чичагов отмахнулся, тщетно пытаясь скрыть смущение. — Мне не сложно было.

— И все же примите мою благодарность, — настаивал Тучков, обрадованный возможностью вырваться из опостылевших стен.

— Лучше вы скажите им, что там с этими несчастными сокровищами, — не к месту выпалил Чичагов.

— Вы за этим пришли? — сразу погас Сергей Алексеевич.

— И за этим тоже. В самом деле, уже год расследование идет, а ни на йоту с места не сдвинулось. И самое гадкое — все знают, что лично вы не брали. И все знают, что вы что-то скрываете. Но ни оправдать вас, ни осудить не могут.

— Не могут, — эхом отозвался Тучков. — И, похоже, не оправдают.

— Ну так и помогите им, — подался вперед контр-адмирал, — расскажите как было. Ручаюсь, я сделаю все, чтобы приговор был самым мягким. Думаю, самое ужасное, что вам грозит, — это отставка и спокойная жизнь в имении. Вы только признайтесь!

— Я бы признался, — вздохнул генерал, — да только не в чем. Чист я перед всеми — пред Богом, перед Отечеством, вами, императором. Перед собой чист. Потому и признаваться не в чем.

— Мне другое доносили, — Чичагов поднялся, заходил по камере. — Говорили, что у вас там, во дворце, что-то произошло. Что литвин какой-то, из денщиков, в этом замешан был.

— Это про другое, — отведя глаза в сторону, ответил Тучков, — совсем про другое.

— Что ж, как знаете, Сергей Алексеевич. Увещевать вас не буду, чай, не ребенок. И все же подумайте. Я от слов своих не откажусь — постараюсь сделать все, чтобы приговор был помягче. Но и вы подумайте — стоит ли упорствовать.

Контр-адмирал кивнул на прощание и вышел из камеры. Тучков откинулся на подушку и прикрыл глаза. Задремал.

Ему опять снился Несвиж.

* * *

Томаш зажег несколько свечей в разных концах гулкого и пустого бального зала, расставив их без очевидной системы. Стал посреди зала, крепко, с шумом, потер ладони и развел руки в стороны. Постоял так немного и стал медленно поворачиваться против часовой стрелки.

Генерал внимательно следил за денщиком Уварова и думал. Днем солдаты прочесали дворец от чердака до подвалов и опять ничего не нашли. Вдобавок двоих придавило бочкой в винном погребе. Солдаты остались живы, обошлось даже без переломов. Самое странное, что оба были абсолютно трезвы и в один голос утверждали, что бочка покатилась не сама — будто толкнул кто. Но — они это точно знали — никого в погребе не было.

Время поджимало, а сокровищ так и не находили. Допросы, проведенные по второму кругу, ничего не дали. Вот и ухватился Сергей Алексеевич за безумное объяснение денщика. А что делать? Томаш — это последний шанс выполнить приказ. Пришлось выгнать солдат из дворца, строго-настрого запретив заходить, и остаться там вдвоем.

Гмыза совершил столько полных поворотов, что генерал сбился со счета. Его уже стало клонить в дрему, когда Томаш отчего-то двинулся в другую сторону и вдруг застыл. Глаза закрыты, дышит медленно-медленно, лицо, словно камень, застыло. Пальцы шевелятся, словно нитку теребят.

Тучков привстал с табурета. Томаш с закрытыми глазами сделал осторожный шаг, потом другой. Он словно нащупывал тропинку в болоте — не торопясь, выбирая, куда поставить ногу. Нащупал — и пошел. Руки в стороны, глаза закрыты. И Тучков следом. С фонарем в руках.

Денщик вел генерала через обезлюдевший и темный дворец, поднимаясь все выше и выше. С первого этажа на второй. С него на третий. И так до самого чердака. Возле узенькой лесенки наверх Томаш остановился и повернулся к Тучкову. В глазах солдата плавал туман.

— Ен там, ваша благародзие. Даставайце.

Тучков торопливо вытащил лист и карандаш и написал, как учил Гмыза: «Здесь я хозяин, а не ты».

Томаш облизнул губы и стал подниматься на чердак.

Там было сухо и темно. Слабый свет фонаря совсем не разгонял тени, а лишь отодвигал их чуть в сторону и делал плотнее. Выставив ладони вперед, словно что-то ощупывая, Томаш уверенно шел к печным трубам, которые четырьмя кирпичными колоннами стояли в центре.

— Сюды.

Тучков подошел и положил бумагу между трубами.

— Цяпер трэба чакаць.

Тучков кивнул и отошел в сторону. Да, надо подождать. По словам Томаша, сокровища спрятал домовой. Такая записка — лучший способ вызвать его, потому что «хатник», как его назвал Гмыза, очень злится, когда находит подобные записки, и непременно заявляется на рандеву с наглецом, осмелившимся оспаривать его права.