Василий Мурзинцев - Записки военного советника в Египте

• Название: Записки военного советника в Египте
• Автор: Василий Мурзинцев
• Жанр: Биографии и Мемуары

Записки советского военого советника в Египте в 1970-72-ые годы.

---

Мы обратили внимание на одну немногочисленную колонну. Она отличалась от других тем, что люди в ней шли молча. Оказалось это были христиане. Их обычай требует скорбного молчания в дни траура.

Демонстрации продолжались до поздней ночи. Правительство объявило всенародный траур на три дня. И все три дня на улицах Каира было столпотворение. Но кульминационным был день похорон. 1 октября 1970 года по сообщениям газет, на улицы Каира вышло примерно пять миллионов человек. Много приехало из других городов, сел и деревень. В армии была объявлена повышенная готовность и запрещены отпуска.

Нам в этот день приказали на полигон не выезжать. Да и невозможно было проехать. Улицы не вмещали людской поток. Балконы, заборы, карнизы, деревья, столбы – все было увешано и забито людьми, и все исступленно кричали хриплыми, сорванными голосами. Наряды полиции с большим трудом удерживали стихию людских потоков. Вертолет с телом Гамаль Абдель Насера сделал три круга над городом, после чего гроб установили на лафет. Траурный кортеж проделал свой скорбный путь от резиденции Гамаль Абдель Насера с острова на Ниле через мост Тахрир (Освобождения), по набережной Нила, по улице Рамзеса II к мечети, где было подготовлено место для захоронения.

Мы смотрели это по телевидению и то, что мы видели, трудно описать. Впоследствии стало известно, что пострадало примерно

500 человек. Многие деревья не выдержали тяжести людей и обламывались. Люди падали на головы демонстрантов. Миллионы рук тянулись к гробу Г. А. Насера. Три раза срывали флаг с его гроба. Жаркий, душный день способствовал обморокам, истерикам. Положение усугублялось тем, что Г. А. Насер умер в день, который мусульмане отмечают, как день вознесения пророка Магомета к Аллаху. Мусульмане верят, что аллах призвал в этот день Г. А. Насера, как и Магомета в 1270 году, к себе. Поэтому трудно было избавиться от впечатления, что были крики, не только выражающие горе, но и радость, что А. Насер оказался любимцем бога, что это святой человек, а, значит, прикосновение к его гробу должно принести радость и облегчение в жизни.

На небольшом возвышении находились иностранные делегации, в том числе и наша во главе с А. Н. Косыгиным. Полиция не смогла удержать толпу народа и пришлось ей французского премьера буквально вытаскивать из людского водоворота.

Горе египтян было неподдельным. Чувствительные и сентиментальные арабы захлебывались слезами. Люди плакали при одном упоминании имени Г. А. Насера. Были закрыты все увеселительные заведения: кино, театры, ночные клубы, а также магазины.

2 октября мы выехали на полигон. На улицах по-прежнему проходили демонстрации в поддержку политического курса Г. А. Насера. Демонстрации были уже не столь бурными и многочисленными.

На полигоне офицеры и солдаты собирались группами и подолгу молчали, переживая случившееся. Ни о каких занятиях или стрельбах не было и речи. Потребовалось немало времени, чтобы вернуться в прежний ритм жизни. Только через двадцать дней отстрелялись батареи первой очереди вместо запланированных десяти дней.

6 Зак. 67к

Служа за рубежом…
Служа за рубежом Отчизны милой,
Я полюбил ее вдвойне.
И пусть прекрасны пальмы в дельте Нила,
Они березок не заменят мне.
Ни пирамид великое молчанье,
Ни Сфинкс, задумчивый в тиши,
Не всколыхнут воспоминаньем
Моей тоскующей души.
Ничто в Египте не сравнимо
С Россией, милой стороной,
Которой так необходимо,
Чтоб я служил стране другой.
И здесь совсем не для аллаха,
Вдали от близких и друзей,
Я защищаю жизнь феллаха*,
Не беспокоясь о своей.
Быть может, на исходе века,
Когда забудут люди страх
И за меня – за человека,
В молитве склонится феллах.

* Феллах – крестьянин.

Глава 11. Как я изучал арабский язык

Нельзя сказать, что я совершенно не знал арабского языка. При встрече с мистером Усэмой я бойко выложил весь свой запас арабских слов:

– Алейкум селям!

При этом без переводчика отлично понял ответ:

– Селям алейкум.

С этого момента я приступил к практическому изучению разговорного арабского языка.

Первые дни я узнавал значение слов по жестам и интонациям. Но слова, о смысле которых догадывался, почему-то не запоминались. Можно было бы прийти в отчаяние, бросить всякие попытки преодолеть языковой барьер и ждать, когда где-то подготовят и пришлют переводчика.

Но я не мог, подобно медведю, впасть в спячку, а значит, не мог отказаться от решения тех проблем, от которых зависит не только моя работа, но и сама жизнь.

Это был период активных действий авиации израильтян. Налеты следовали за налетами. Днем и ночью. Я скоро заметил закономерность полетов. Самолеты появлялись утром примерно в 9-10 часов, затем в 15-16 часов и в 22-23 часа. Ночью, как правило, самолеты сбрасывали светящиеся авиабомбы, иногда подныривали под них и бомбили. Но толку от этих бомбежек было мало.

Спать, правда, мешали.

Недостатки в инженерном оборудовании, в подготовке материальной части батарей и особенно в управлении огнем лежали, что называется, на поверхности. Но без знания языка я не мог активно вмешиваться в боевую работу. Стрельба часто велась скорее для того, чтобы избежать упрека за пропуск цели, чем для ее поражения. Поэтому огонь открывался на большой дальности и высоте. Это скорее было предупреждение противника об опасности, чем угроза поражения. И напрасная трата боеприпасов.

Но не только боевые дела не давали мне покоя. Чисто житейские вопросы, без решения которых нельзя было нормально жить,

треоовали арабского языка. Обстоятельства вынудили меня к интенсивному изучению языка моих новых друзей. При всей их доброжелательности и приветливости и даже при желании создать мне некоторые удобства их природная беспечность и неорганизованность причинили мне немало огорчений.

Так, я не шел в столовую до тёх пор, пока меня не приведут туда (если не забудут, бывало и такое). Не ложился спать, пока солдат не приложит ладони к склоненной голове и не поманит меня за собой. На первых порах я не имел постоянного места и не знал, где придется ночевать следующую ночь. Я ложился в душной мэльге на голое и довольно колючее и пыльное одеяло в одних трусах и до утра не спал, ворочаясь с боку на бок, вытираясь полотенцем через каждые полчаса. Таким образом, у меня оказалось несколько свободных дней для наблюдений и размышлений. А полуголодная жизнь заставила искать выход из создавшейся обстановки. В поисках выхода я вспомнил нашего знаменитого путешественника Миклухо-Маклая.

Хоть и разделяла нас добрая сотня лет, но ситуация была похожа. Миклухо-Маклай, живя один среди папуасов, нашел способ научиться их языку, что в значительной степени помогло ему выполнить поставленные наукой задачи. Не говоря уж о том, что знание языка папуасов сохранило ему жизнь. Вспомнил я и дикого Пятницу. Уж если дикарь под руководством Робинзона изучил английский язык, то мне просто стыдно не знать арабского языка, общаясь с грамотными и вполне цивилизованными арабами.

Эти рассуждения вдохновили меня, и через несколько дней в моей записной книжке появились первые арабские слова, написанные русскими буквами: пить – ашраб, кушать – акэль. (Именно кушать, а не есть. Слово «есть» имеет два значения и не так просто разъяснить их значение арабу. Поэтому мы всегда говорим кушать, избавляя себя от ненужных объяснений и путаницы. Так же поступали с другими словами, имеющими несколько значений). Спать – анаом, простыня миляйя. Стол – тарабиза, стул курси и так далее. Стоило мне запомнить десятка два слов, и жить стало легче.

Оказалось, что есть распорядок дня, а в нем, как в любом распорядке дня, отведено время для приема пищи, для отдыха и для работы.

Появились (хоть и не сразу) простыни. Чай и кока-колу я стал пить не только по приглашению, но всегда, когда появлялась жажда.

Нет, я не преодолел языковой барьер. Мне удалось заглянуть сквозь узкую щелочку на ту сторону, и я увидел много интересного и непонятного.

Недели через две мне удалось достать русско-арабский разговорник. С помощью разговорника дела мои двинулись вперед с гораздо большей скоростью. Я усердно читал арабские слова, написанные русскими буквами, и арабы, хотя и с некоторым напря-

жением, понимали меня. Иногда они шумно спорили между собою. Заставляли повторять иное слово по нескольку раз. Наверное, добивались нужного звучания и тональности. Добившись своего, громко смеялись и хлопали друг друга по ладоням. При этом дружно говорили:

– Тамам, порядок, мистер Васили!

Но обратная связь совершенно не действовала. Передача информации шла в одном направлении: от меня к арабам. Изучая разговорник, я обнаружил, что я знаю гораздо больше арабских слов, чем думал.

Оказалось, что не так уж трудно запомнить еще десятка два слов из арабского лексикона, потому что это были и русские слова, но имели арабское значение.