Роман Савов - Опыт интеллектуальной любви

• Название: Опыт интеллектуальной любви
• Автор: Роман Савов
• Жанр: Современная проза

Разум против любви

---

Одиночество гнало Корнюшина к "телкам", как воля к смерти тянет мотылька к свету. Видя, что он сидит за столиком слишком долго, я подошел и сел рядом. Девицы разговаривали зло и высокомерно. Никто не замечал его: миру не было дела до нас.

Я решил рассказать ему про Шиндякову, а также вызнать у него о динамике загадочных отношений с Ритой. Это позволило бы пролить свет на Демоническую, причем под необычным углом, а также отвлечь Корнюшина от пьяного безумия.

После моих вопросов он не то, чтобы протрезвел, а как-то подобрался. Перестал шутить. Оттенок развязности исчез, словно и не бывало.

Он махнул обреченно рукой:

— А! Все равно ты будешь с ней, со своей Настей.

Он так проговорил ее имя, что меня на секунду озарило: "Он тоже спал с ней!", но я не решился спросить об этом прямо.

— Ты не понял? Все кончено. И возврата нет, да и быть не может.

— Ты сейчас с кем? — спросил он ни к селу ни к городу.

— Как с кем? — не понял я вопроса.

— С кем ты сейчас "живешь"? — он поставил логическое ударение на последнее слово.

— Ни с кем. К чему ты клонишь?

— Вот видишь. Чтобы было все, ты должен сначала найти кого-нибудь. И уходить ни в пустоту, а к кому-нибудь, к какой-нибудь…

Мне почему-то стало жаль его. Так он все это говорил. Такая тоска звучала в голосе, что на секунду я прочувствовал глубину его одиночества. Всю безысходность. И это несмотря на то, что он уже накопил достаточно денег для покупки квартиры.

Я попытался ему что-то разъяснить, в чем-то его убедить, но он пьяно ухмыльнулся и протянул:

— Вот увидишь…

— Женя?!

— ?

— Пойдем?

Он пьяно огляделся. Ни одного столика со свободными "кобылами", ни одной симпатичной рожи, никого…

— Пойдем…

Я подозвал официантку и попросил счет. Она принесла.

Мы были должны сумму, приближающуюся к тысяче. Женя достал купюру и протянул девице, нарушая обычные правила — он не положил деньги в книжечку счета, а подал в открытую. Он был уже абсолютно невменяем.

Девица принесла сдачу.

Я отдал Женьку все деньги, которые захватил с собой, оставив только десятку на проезд.

Я зашел к Васе попрощаться. Он кивнул на прощание. Я вспомнил Люкера из "Сталкера". У него с Васей было мало общего, но Вася кивнул с таким же грустным выражением на лице.

Мело. Перекати-поле носилось по площади, превращая прохожих в снеговиков, обдавая холодом.

Мы дошли до кинотеатра "Родина", точнее до бывшего кинотеатра, до места, где Настя работала в "Нуаре". Невольно вспомнился Новый год с его белыми розами, с нашими ссорами и сексом. Меня передернуло.

— Пойдем к шлюхам!

Я пережил состояние дежавю. Причем, показалось, что это было недавно, во сне. Я постарался вспомнить когда, но не вспомнил.

— Нет, я не пойду. Завтра на работу.

— Мне тоже.

— Да и где ты здесь найдешь шлюх?

— Да вон они! — он показал на другую сторону дороги. За углом дома стояла группа людей. Около них были машины, сверкавшие габаритами, из машин доносилась музыка.

— Да ты что? Ты уверен, что это шлюхи? Это простая тусовка.

— Я тебе говорю. Уж я-то знаю…

Он по-люциферски улыбнулся.

Мне вспомнился Федор Павлович Карамазов.

Я вспомнил детство. Вспомнил, как бабушка говорила, что я должен взять у отца получку, иначе он ее пропьет. Я предложил Жене отдать мне деньги на хранение. В ответ он тупо уставился на меня.

Я подумал, что он заподозрил меня в чем-то неэтичном. В том, например, что я хочу присвоить его деньги, надеясь, что наутро он не вспомнит, куда они делись.

Я разозлился. Разозлился на все: на то, что пытаюсь ему помочь, на то, что терпел его выходки, на то, что позволил ему впутать себя в эту канитель, на то, что плохо думаю о нем в связи с деньгами.

Да что я, собственно? Из-за него переживаю? Что я ему, опекун, что ли? "Разве я сторож брату моему?"

— Да иди ты куда хочешь! Я поехал домой, — в сердцах заорал я и пошел в сторону остановки.

Он меня догнал. Я думал, что он опять начнет меня уговаривать. Однако он был как будто трезв.

— У тебя деньги есть?

— Есть… на проезд. А что?

— На тебе сотню на такси…

— Да ты что, Женя? Время одиннадцать. Все еще ходит. Все в порядке…

Я вспомнил, как ходил пешком от Насти. Когда я доходил то Театральной, считал, что я уже дома. "Она не думала обо мне" — пронеслось в голове, будто стрела.

— А то пойдем, развеемся. Я за тебя заплачу.

— Правда, не надо. И тебе не советую.

Мы с ним попрощались.

Я увидел, как он подошел к какому-то мужику, протиравшему стекла автомобиля. Они о чем-то поговорили. Женя сел в машину. Потом из-за угла вышли две девицы и сели на заднее сиденье. Женя знал, что говорит.

Неожиданно мне стало страшно за него. Появилось скверное предчувствие.

Я развернулся — и через парк пошел к остановке…

После расставания с Настей мне нравилось бывать у бабушки. Ее спокойная рассудительность, безмятежность ее жизненного уклада, покой, царящий в квартире, убаюкивали, придавали сил. Ее квартира ассоциировалась с часами покоя и отдыха. Сюда, сюда приходили мы, когда отец пил, когда дед, еще живой, еще не погибший дед, пил.

Очищенная до блеска кухня и комната, залитая лучами света, свежий воздух, хрустящее и душистое постельное белье, светлые воспоминания детства — вот что я находил здесь.

Здесь я изучал логику. Здесь изучал латынь и читал Томаса Манна. Сюда приходил я после тренировок…

Телефонный звонок застал меня врасплох. Бабушке редко звонили. Обычно сюда звонили те, кто хотел найти маму.

Подходя к телефону, я не мог отделаться от предчувствия, что это Демоническая. Это было тем более неприятно, что первый звонок ей я сделал с этого телефона, находясь в кладовке.

— Привет! Узнаешь?

Я не узнал, понимая, что это кто-то из призраков прошлого.

— Конечно!

— Ну и кто я? — спросил озорной голос, переливаясь до боли знакомыми интонациями.

Я готов был узнать, но не хватало каких-то секунд.

Возникла неловкая пауза.

— Эх, ты! — раздалось в трубке.

По этому "эх, ты" я и узнал ее. Мартынова.

— Что "эх, ты"? Я тебе сразу узнал, Света.

Одновременно с этими словами я прошмыгнул в кладовку, закрыл за собой дверь и сел на пол, настраиваясь на долгий разговор.

— Рассказывай, чем занимаешься.

— Работаю в школе… Живу… А ты откуда звонишь? Небось, по делу?

— Ты угадал, как всегда. Приехала на сессию.

— А живешь-то где?

— Угадай!

Я слышал в трубке голоса и смех.

— В общежитии?

— Да.

Ее голос начал раздражать, как и раньше.

— Хочешь встретиться? — поинтересовался я.

— Если у тебя нет никаких дел.

— Говори, где и когда.

— Около Дома быта. В девять.

— Хорошо, буду.

— Только не опаздывай, а то на улице холодно.

— И ты тоже…

Я посмотрел с бабушкой телевизор, поужинал, а потом, не торопясь, двинулся на встречу. Меня переполняли воспоминания. Вот перед глазами проплыло знакомство со Светой после чтения "Бездны" Леонида Андреева. От этого воспоминания повеяло легким и юным. Еще не утраченными иллюзиями. Здоровьем. Отсутствием страданий. Подготовкой к выпускному. Верой в себя, в свое призвание, в свою судьбу. Я прощался с юностью, прощался с Самохиной и видел перед собой ее новое воплощение — юную, похожую на Жеребко, Свету.

Передо мной проносился год непонятных отношений с ней, тем более непонятных, что она так много позволила в первый вечер. Вспомнился дождь, парк с зайцем-злодеем, парк, который тогда, в тот самый момент, когда я целовал грудь Мартыновой и гладил ее ноги, обтянутые нейлоном, напоминал август 1995, август, во время которого я с Секундовым проходил практику. Лаборантка Лариса источала сексуальность и позволяла любоваться роскошной грудью, когда мы сидели на кафедре истории языка и составляли каталог журнальных статей.

Жизнь уходила так же, как дождь, стекающий в канализационные люки. Я не умер от неизвестной болезни. От неизвестной болезни умерла лишь кошка. Передо мной открывалась жизнь, полная чудесных открытий, полная обещаний и надежд. Эта жизнь нашептывала загадки, которые во что бы то ни стало следовало разгадать. Я безмятежно жил у бабушки и ждал начала учебного года, изучения высоких неведомых наук, радостных откровений.

Обо всем этом я думал и тогда, заваливая Свету на скамейку, задирая ей юбку: об утраченных иллюзиях, о несбыточных мечтах, о будничном протекании жизни. Что казалось безмерным и сказочным, обратилось лишь в цепь обычных будней, растянувшихся на пять лет. Логично было предположить, что и дальше будет все то же. Сейчас еще можно было опьянить себя запахом ее тела и упругостью ее груди, но вечер закончится, и суровая действительность поставит меня на место.

Я вспомнил, как радостно летел на встречи со Светой. И это тогда, когда Катя была тяжело больна. Света же не приходила на эти встречи. Она не прогоняла меня, но и не приближала. И эта неопределенность жгла сердце.