Василий Мурзинцев - Записки военного советника в Египте

• Название: Записки военного советника в Египте
• Автор: Василий Мурзинцев
• Издательство: ГП "Полиграфист"
• Жанр: О войне
• Год: 1995

Предлагаемые читателям «Записки…» подготовлены на основе дневника, который я вел в 1970–1972 гг., находясь в Египте в качестве военного советника командира зенитно-артиллерийского полка. Все мои действия, рассуждения и оценки соответствуют реальностям тех лет. В свете сегодняшней информированности некоторые мои рассуждения покажутся наивными и упрощенными, но я не хочу ничего изменять в тексте, потому что не в силах изменить прошедшей жизни.

---

Поблагодарив Васю за сообщение, избавлявшее меня от новых приключений и неприятностей, я взял стул и вышел на большую террасу перед столовой, где уже начали демонстрировать кинофильм.

На другой день после обеда я наконец встретился о своими коллегами: И. М. Лымарем, В. З. Косиковым, Г. И. Гринченко, В. В. Егоровым, С. Н. Феофановым. Некоторые участвовали в Великой Отечественной войне, многие, так. же, как и я, послужили и за границей, и в отдаленных местах нашей Родины. Со многими мои пути перекрещивались от Эльбы до Тихого океана, но встречаться не приходилось.

Решили выехать на вокзал пораньше, чтобы успеть разобраться с билетами, найти нужную платформу и прочее. Поезд отходил в 16 часов. За час до отхода поезда мы были на вокзале. Тут выяснилось, что в 16 часов отходит поезд третьего класса, а у нас билеты на поезд первого класса. Решили ждать, так как в поезде третьего класса вагоны представляют собой металлические коробки, нечто вроде больших прямоугольных цистерн с вырезанными окнами и дверями, и битком набитыми египтянами.

Поскольку прибавилось еще примерно полтора часа, я начал осматривать вокзал. По местным масштабам вокзал огромен. Два длинных, но невысоких здания со служебными помещениями, залами ожидания, кафе стояли параллельно. Пространство между ними перекрыто стеклянной крышей. Под крышу подведены три железнодорожные колеи. Все это очень похоже на Московский вокзал в Ленинграде. На весь вокзал один киоск с газетами и журналами. За все время пребывания на вокзале и в пути я не видел читающего египтянина, вообще в Египте очень мало читают, видимо, потому, что большая часть населения неграмотна. Обойдя вокзал, вышел на площадь. Огражденная высоким металлическим забором, с постоянно открытыми воротами, площадь имела вид буквы «Г», причем ее верхняя перекладина находилась у главного входа, где подолгу стояли машины, большей частью легковые.

С другой, длинной стороны вокзала непрерывно сновали такси и фаэтоны с откидным верхом.

Фаэтоны запряжены стройными от худобы лошадками. Площадь захламлена мусором, над которым вьются тучи мух. Резкий запах конюшни и бензина толкает меня обратно, но любопытство пересиливает и я обхожу площадь. За забором возвышается каменное изваяние фараона Рамзеса II. Перед массивной фигурой фараона небольшой бассейн, окаймленный низкой, жестковатой, но зеленой травой, густо усыпанной обрывками бумаги. Из-под ног фараона наклонно бьют несколько струй воды.

Величественный памятник в окружении громкоголосых египтян, снующих машин, каждая из которых гудит в меру своих сил, мусора, мух и тяжелого запаха как-то потускнел. Измельчал, что ли. Не веет от памятника древностью, не ощущаешь глубину времени. Такие памятники нужно ставить в тихих местах парков и набережных.

Подали поезд, и мы с помощью араба нашли свой вагон. За услугу заплатили бакшиш. Вошли в пустой вагон и расселись кто как хотел, но пришел проводник, взял наши билеты и рассадил нас по местам. За это мы тоже заплатили бакшиш.

Цельнометаллический вагон внутри напоминал салон самолета. Такие же мягкие откидывающиеся кресла, пепельницы, ковер. Кресла расположены в три ряда. От солнца окна закрывались подвижными шторками между двух стекол. Стоило повернуть ручку, и пластинки принимали горизонтальное положение. Окно казалось разлинеенным тонкими линиями. Поезд мягко тронулся, и я прильнул к окну.

Мне не приходилось видеть трущобы и я не знаю, можно ли назвать трущобами то, что открылось почти сразу после начала движения поезда. К тому же все это довольно быстро промелькнуло. Но все же после нарядных центральных улиц меня поразило полное отсутствие зелени: ни деревьев, ни цветов, ни газонов. Нагромождение разваливающихся многоэтажных зданий, узкие, только на осле проехать, улицы, кучи гниющего мусора, полуголые грязные ребятишки, играющие тут же, на проезжей части улицы. Грязные, изможденные женщины в черном с головы до пят одеянии, нахохлившись, сидят у входа своих жилищ. Все это так же, как и мост над мутными водами Нила, промелькнуло перед глазами и открыло хорошо возделанные и политые водой поля. Каждый квадратный метр земли ухожен, как любимая клумба цветовода. Ровные квадраты, разделенные арыками, засажены, засеяны и политы водой. Непрерывно чередуются кукуруза, рис, картофель, бобовые и другие неизвестные мне культуры.

Поезд мчится по узкой насыпи, зажатой с одной стороны каналом, с другой асфальтированным шоссе. Иногда железная дорога пересекает то канал, то шоссе. Вдоль канала по обеим берегам дамбы. В некоторых местах уровень воды в канале значительно выше близлежащих полей. Видны трубы, по которым вода самотеком идет на поля. Трубы имеют заслонки, с помощью которых регулируется сток воды. Там, где поля оказываются выше канала, воду перекачивают простейшими, изобретенными тысячи лет назад водоподъемными колесами. По кругу, как и при фараонах, ходит никем не понукаемый вол и вращает незапатентованное изобретение — колесо с ковшами. Много, очень много таких круглых площадок встречается на пути из Каира в Александрию. Это, конечно, любопытно. Тем более, что за всю дорогу длиной более 300 километров я увидел только один трактор, наш «Беларусь». Но совсем другие чувства испытываешь, когда на рисовых полях видишь длинные шеренги детей от 5 до 10 лет, которые под наблюдением надсмотрщика в палящий зной очищают поля от сорняков. Детский труд объясняется тем, что у детей маленькие ноги, а значит, они меньше вытопчут риса. Между тем толпы богатых бездельников всех возрастов заполняют улицы и ночные клубы городов Египта. Ими заполнен тридцатикилометровый пляж в Александрии. Словно пауки сидят у своих лавчонок тысячи мелких торговцев в ожидании покупателей. Магазины полны товаров, но покупателей нет. Не потому ли так вежливы продавцы с покупателями? Ведь для них покупатель — как долгожданный гость, перед которым они готовы перевернуть свою лавчонку от пола до потолка и не выпустить его без покупки.

За окном мелькали убогие, тесно составленные жилища феллахов, напоминающие сараи для скота. Низенькие глинобитные избушки с отверстиями вместо окон, как отдушины в наших деревенских банях. Эти отдушины скорее служат для доступа воздуха, чем для света. Окруженные каналами и поливными полями деревушки не имеют даже маленьких площадок для детских игр или собраний взрослых. Видимо, в этом пока нет потребности, надо просто прожить. У каждого дома небольшой, по площади равный дому, дворик, обнесенный глинобитной стеной, такой же высокой, как и дом. К первому дому лепится второй, вероятно, ради экономии материалла: не пропадать же готовой стене. Ко второму лепится третий и так далее. Деревня видится как нечто целое. Только узенькие проходы соединяют, а точнее, разделяют дома. Никакого подобия улиц, если не считать щелей между глинобитными стенами, по которым с трудом проходит верблюд, равнодушно заглядывая на жизнь людей в двориках с высоты своего роста.

Я не видел более убогих жилищ и более обездоленных людей, чем феллахи.

Но нельзя не сказать о том, что июльская революция кое-что дала феллахам. Мало, но дала. А главное, у феллахов появилась надежда на будущее, на лучшее будущее. Этим они и живут, стойко перенося всю тяжесть войны…

Вот какие мысли пришли ко мне, когда поезд со скоростью 100 километров в час мчался в Александрию.

Чем ближе к Александрии, тем больше фелюг на канале, тем гуще пальмовые рощи. Пальмы похожи на телеграфные столбы, с привязанными сверху опахалами из перьев. Тяжелые финиковые гроздья желто-красного цвета напоминают уличные фонари. Словно плафоны с горящей вполнакала лампочкой внутри.

Поезд в Александрию прибыл вечером, но еще было достаточно светло, чтобы увидеть: город не имеет ширины. Точнее, соотношение длины и ширины таково, что шириной можно пренебречь. Местами город сужается до одной-двух улиц. Только в центре имеется несколько параллельных улиц. Остальная, большая часть города — набережная и пляж. 30 километров по берегу Средиземного моря извивается набережная, повторяя все извилины невысокого берега, и столько же тянется узкой полосой пляж, с утра до вечера забитый отдыхающими.

Нас поселили в гостинице «Фриола Хауз» на застекленной веранде второго этажа с видом на море.

После жаркого дня было большое желание искупаться, да и купание в море было редким удовольствием. Поэтому несколько человек быстро собрались и, перейдя неширокую улицу, оказались у парапета, который отгораживал пляж от уличной суеты. Но выйдя на набережную, мы не нашли мало-мальски свободного места, к тому же быстро стемнело.

Полюбовались морем и закатом солнца. Вернулись в гостиницу. Пришлось ограничиться душем. Ночь была теплой и мы спали при открытых окнах. Утром нас разбудил свежий морской ветер и шум моря. Громадные темно-зеленые волны с белыми гребешками одна за другой набегали на берег, перекатывались через пляж и, ударившись о каменную стенку набережной, возвращались в море.