Иэн Макьюэн - Цементный сад

• Название: Цементный сад
• Автор: Иэн Макьюэн
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-43306-3

Иэн Макьюэн — один из авторов «правящего триумвирата» современной британской прозы (наряду с Джулианом Барнсом и Мартином Эмисом), получивший Букера за роман «Амстердам».

«Цементный сад» — его дебютная книга, своего рода переходное звено от «Повелителя мух» Уильяма Голдинга к «Стране приливов» Митча Каллина. Здесь по-американски кинематографично Макьюэн предлагает свою версию того, что может случиться с детьми, если их оставить одних без присмотра. Навсегда.

Думаете, что детство — самый безоблачный период жизни? Прочтите эту книгу.

---

— Потому что ты с ней разговариваешь больше, чем мы.

Гнев Джули всегда выражался в презрительном молчании. Вот и сейчас она молча встала, подошла к дверям и только тогда сказала негромко:

— Это потому, что у вас обоих с ней нет ничего общего.

Еще помолчала у двери в ожидании ответа и вышла, оставив после себя легкий аромат духов.

На следующий день, после школы, я подошел к матери и сказал, что могу сходить с ней вместе в магазин.

— Я не буду покупать ничего тяжелого, — ответила она. Она стояла в холле, завязывала перед зеркалом шарф.

— Просто хочу пройтись, — пробормотал я.

Несколько минут мы шли молча, затем она взяла меня под руку и сказала:

— Скоро твой день рождения.

— Ага, очень скоро, — ответил я.

— Хочешь, чтобы тебе поскорее исполнилось пятнадцать?

— Не знаю, — промямлил я.

В аптеке мы ждали, пока аптекарь приготовит для матери микстуру, и я спросил, что сказал ей доктор. Мать рассматривала мыло в блестящей подарочной обертке; услышав мой вопрос, она положила мыло и весело улыбнулась:

— Да все они говорят одно и то же. Ерунду всякую. Сколько я уже их поменяла. — Она кивнула в сторону прилавка: — Я принимаю таблетки, и они помогают.

Мне сразу стало легче, и я предложил понести пакете коричневым полным пузырьком. На обратном пути мама сказала, что мой день рождения надо отпраздновать — может быть, я хочу пригласить кого-нибудь из школы?

— Не надо, — быстро ответил я. — Пусть будут только свои.

Всю дорогу до дома мы строили планы праздника, и оба радовались, что наконец нашли о чем поговорить. Мать вспоминала вечеринку по случаю десятого дня рождения Джули. Я тоже это помнил — мне тогда было восемь. Джули горько рыдала, потому что кто-то сказал ей, что после десяти лет дни рождения не празднуют. Мы все потом долго над ней подшучивали.

Ни мать, ни я не упоминали о том, что этот праздник — как и все прочие праздники — нам испортил отец. Ему нравилось, когда дети ходят по струнке, сидят прямо, разговаривают тихо и вежливо — словом, соблюдают установленные им правила игры. Шум, беспорядок, бесцельная беготня выводили его из себя. Не было такого дня рождения, на котором он бы на кого-нибудь не срывался. Когда Сью исполнилось восемь, он наорал на нее и пытался отправить спать за то, что она бегала вокруг стола. Вмешалась мама — и больше мы ничьи дни рождения не праздновали. А у Тома и вовсе ни одного настоящего дня рождения не было.

Дойдя до ворот, мы снова замолчали. Пока мать рылась в сумочке, отыскивая ключи, я спрашивал себя, рада ли она, что на этот раз у нас будет праздник без папы.

— Бедный папа, — сказал я. — Он не сможет…

И она сказала:

— Бедняжка мой. Он бы так тобой гордился.

За два дня до моего дня рождения мать слегла.

— Когда надо будет, я непременно встану, — убеждала она меня и Сью, когда мы поднялись ее навестить. — Я ведь не больна — просто очень, очень устала. — Я видел, что ей трудно держать глаза открытыми.

Пирог она уже испекла и украсила его кремовыми кругами, красными и голубыми, а в центр пирога воткнула свечу. Эта одинокая свеча очень развеселила Тома.

— Тебе не пятнадцать! — вопил он. — Тебе всего годик!

Рано утром Том прибежал ко мне и запрыгнул на кровать.

— Вставай, новорожденный! Тебе сегодня годик!

За завтраком Джули молча вручила мне кожаный несессер, в котором обнаружились металлическая расческа и ножницы для ногтей. Сью подарила мне научно-фантастический роман. На обложке, на фоне темного неба и ярко сияющих звезд, огромный монстр сжимал в своих щупальцах космический корабль.

Я отнес поднос в спальню к матери. Когда я вошел, она лежала на спине с открытыми глазами. Я присел на край кровати, поставил поднос на колени. Она села, откинувшись на подушки, и сделала несколько глотков чая. Потом сказала:

— С днем рождения, сынок. По утрам в горле пересыхает — не могу говорить, пока чего-нибудь не выпью.

Мы неуклюже обнялись, она все еще держала в руке чашку. Потом протянула мне конверт, и я его открыл. Внутри лежала поздравительная открытка и две фунтовые бумажки. На открытке я увидел фотографический натюрморт: глобус, стопка старинных книг в кожаных обложках, удочка и крикетный мяч. Я снова ее обнял. Мама охнула — чашка в ее руках опасно накренилась и едва не соскользнула с блюдечка. Еще немного мы посидели вместе. Она сжимала мою руку в своей, желтоватой и морщинистой, — как куриная лапа, подумал я.

Все остальное утро я валялся в постели и листал книгу — подарок Сью. В первый раз в жизни я читал роман. На какие-то споры, миллионы лет дрейфующие по Вселенной, случайно упал особый луч одной умирающей звезды и породил колоссального монстра, который питается рентгеновскими лучами и бесчинствует на космической трассе Земля — Марс. Задача командора Ханта не только победить чудовище, но и уничтожить его гигантский труп. «Если мы позволим ему дрейфовать в пространстве вечно, — объяснял Ханту на одном из многочисленных совещаний какой-то ученый, — то не только создадим риск столкновения — нас ждет нечто худшее. Кто знает, что могут сотворить с этой гниющей горой материи другие космические лучи? Кто знает, какие еще чудовищные мутации может претерпеть это тело?»

Когда вошла Джули и сказала, что мама не может встать и поэтому праздновать мы будем у нее в спальне, я был так поглощен приключениями командора, что не сразу понял, о чем она говорит.

— И сделай одолжение, — добавила Джули, выходя, — ради мамы хоть раз в жизни умойся!

Когда настало время обеда, Том и Сью отнесли наверх посуду и пирог. Я заперся в ванной и встал перед зеркалом. М-да… Командор Хант определенно не взял бы меня в экипаж. Чтобы скрыть проблемы с кожей, я пытался отращивать бороду. Но волосков в ней было очень немного, и каждый из них, словно указующий перст, направлял взгляд к пламеневшему прыщу у своего основания. Я наполнил раковину горячей водой и опустил туда руки, опершись о ее дно и придвинувшись к зеркалу. Так я порой проводил по полчаса — погрузив руки в воду и не отрывая глаз от своего отражения. Тщательнее «умываться» мне не случалось. Вместо мытья я грезил наяву — на сей раз о командоре Ханте. Когда вода остыла, я вытер руки и достал из кармана подарок Джули. Ногти постриг быстро, а вот причесывался долго, укладывая прямые русые волосы в разных стилях, и наконец решил отпраздновать свой день рождения пробором наискосок.

Когда я вошел в спальню матери, Сью запела «С днем рождения!» — и все подхватили. На прикроватном столике покоился пирог с уже зажженной свечой. Мать лежала, окруженная подушками, губы ее шевелились в такт песне, но голоса я не слышал. Песня закончилась, я задул свечу, а Том принялся скакать вокруг кровати и вопить: «Тебе годик, тебе годик!» — пока Джули на него не шикнула.

— Очень хорошо выглядишь, — сказала мать. — Ванну принял?

— Ага, — ответил я и начал резать пирог.

Сью разлила по чашкам апельсиновый сок, который, как она гордо сообщила, сама выжала из четырех фунтов настоящих апельсинов.

— Мам, а разве бывают ненастоящие апельсины? — спросил Том.

Мы все засмеялись. Том, гордый своим успехом, повторил эту фразу еще несколько раз, но такого эффекта уже не было. Праздник вышел какой-то ненастоящий, и мне не терпелось вернуться к книге. Джули расставила стулья полукругом с одной стороны кровати, и мы сидели, откусывая от пирога и прихлебывая сок. Мама ничего не ела и не пила. Джули старалась нас расшевелить.

— Расскажи тот анекдот, который ты мне вчера рассказывала, — попросила она Сью.

Сью рассказала анекдот, и мама засмеялась. Тогда Джули сказала Тому:

— Том, покажи, как ты делаешь «колесо».

Нам пришлось сдвинуть в сторону стулья и тарелки, и Том принялся кувыркаться и дурачиться на полу. Через несколько минут Джули его остановила и повернулась ко мне:

— А ты, может быть, нам споешь?

— Я никаких песен не знаю, — ответил я.

— Как это никаких? — не отставала она. — А «Зеленые рукава»?

Тут я разозлился:

— Да что ты здесь командуешь? Что ты, Господь Бог, что ли?

Вмешалась Сью.

— Джули, давай ты сама что-нибудь сделаешь, — предложила она.

Пока я спорил с Джули, Том скинул ботинки и забрался к маме в постель. Она обняла его за плечи и смотрела на всех нас, как будто из дальнего далека.

— В самом деле, — сказал я Джули, — почему бы для разнообразия тебе что-нибудь не сделать?

Джули молча вышла на свободное место, где только что кувыркался Том, отступила к стене, сделала два шага и вдруг перевернулась и встала на руки, сильная, гибкая и прямая, как стрела. Юбка ее при этом упала на голову. Белоснежные панталоны казались особенно белыми на загорелых ногах; я видел, как плотно эластичная ткань обтягивает плоский мускулистый живот, видел в паху, совсем рядом с белой тканью, несколько черных волосков. Ноги ее, поначалу сжатые, теперь медленно расходились в стороны, словно гигантские руки. Вот Джули снова свела ноги, опустила их на пол и вскочила. А в следующий миг я, совершенно неожиданно для себя, обнаружил, что распеваю страстным дрожащим тенором «Зеленые рукава».