Джеффри Форд - Год призраков

• Название: Год призраков
• Автор: Джеффри Форд
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Триллер
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-43289-9

Впервые на русском — новый роман от автора «Портрета миссис Шарбук» и «Девочки в стекле», удостоенной ассоциацией «Детективных писателей Америки» премии имени Эдгара Аллана По.

Как Рэй Брэдбери в своем шедевре «Вино из одуванчиков» навеки нанес на карту мировой литературы американский Средний Запад предвоенной поры, так и Джеффри Форд в «Годе призраков» мастерски воспроизводит вкус, цвет и ощущение детства. Здесь, на Лонг-Айленде накануне «революции цветов», развозит мороженое мистер Тай-во-рту, школьникам задают на дом изготовить гипсовую Луну, Драный город в подвале предсказывает новое явление призрака, успевшего перепугать местных домохозяек, — и оставляет за собой шлейф трупов зловещий мистер Уайт, любитель трубочного табака и маниакальный апологет чистоты…

---

Пока моя мать сидела в кресле-качалке, покачиваясь с закрытыми глазами в такт музыке, отец померился силами со мной и Джимом в рукоборье, а потом Мэри станцевала с ним, встав босыми ножками на его туфли.

— Ну все, спать! — распорядилась наконец мама, так и не открыв глаз.

Наверху, прежде чем мы с Джимом разошлись по нашим спальням, он сказал мне:

— Он ходит по земле.

Я рассмеялся, а Джим — нет. Джордж пошел со мной и, улегшись у меня в ногах, моментально уснул. Ему что-то приснилось — он три раза дернул задней лапой и зарычал. Некоторое время я лежал, прислушиваясь к приглушенной беседе родителей внизу в гостиной, но разобрать ничего не смог.

Я ничуть не устал, а потому поднялся и подошел к столу. Рассказ Бабули навел меня на мысль записать его в тетрадь, пока история была еще свежа в памяти. Если Дэн и был мне чем-то интересен, так это своими вещами: леопардовой шкурой, сушеной головой, топорами, ножами, старинными пистолетами. В остальном же он был ничем не примечательным типом, если не считать паричка, который салфеткой лежал на его плеши. А вот Мэвис родилась в Ирландии, в городе Корк, и речь у нее была просто изумительная. Она выросла вместе с актером Ричардом Гаррисом,[18] который пел про торт на дожде.

Когда я закончил, внизу уже все затихло, и я знал, что родители наконец улеглись спать. Но я все еще не чувствовал усталости, к тому же события прошедшего дня никак не давали успокоиться. Любая мысль о смерти могла вызвать злобный дух Тедди Дандена. Чтобы не допустить этого, я выбрался из кровати и на цыпочках пошел вниз. В кухне я украл печенье, и тут мне в голову пришла мысль посетить Драный город.

Каждая старая деревянная ступенька по пути в подвал жалобно стонала, но храп отца, доносившийся из спальни на задней стороне дома, заглушал мою поступь. Оказавшись внизу, я мелкими шажками стал вслепую продвигаться в темноте, а когда уперся бедром в край фанерного мира, наклонился вперед и ухватился за шнурок выключателя. Солнце загорелось в ночи над Драным городом. Я был почти готов к тому, что фигурки сейчас бросятся врассыпную, но нет: они, видимо, услышали мои шаги и замерли, как по сигналу. Глядя на этих крохотных существ, я на мгновение задумался о собственной малости.

Оглядев фанерный город, я обнаружил бродягу с руками-булавками — он прятался в виноградной беседке, сделанной из зубочисток и зеленых нитей, за домом Мэвис и Дэна на другой стороне улицы. Умные сверкающие глаза напоминали два маячка, обшаривающие темноту.

Фабрика дебилов

Занятия начались в день настолько жаркий, что казалось, его украли из середины лета. По традиции, если у тебя была новая одежда для школы, ты ее надевал в первый день. Мама сшила Мэри два платья на швейной машинке. Джим вырос из того, что у него было, и ему купили новые рубашки и брюки в универмаге «Гертц». Я получил его обноски, но плюс к тому — новый комбинезон. Материя была жесткой, как бетон: на меня, все лето пробегавшего в шортах, казалось, повесили груз в пятьдесят фунтов. Я потел, как откормленная свинья, бродил, словно зомби, по школьным коридорам, заходил в библиотеку, в столовую, на спортивную площадку, и целый день, предвещая тяжкие труды, меня преследовал грубый запах новой холстины.

Джим перешел в седьмой класс и теперь учился в средней школе на Хаммонд-роуд, добираясь туда на автобусе. А мы с Мэри все еще были привязаны к фабрике дебилов прямо за углом. Ни она, ни я не были отличниками. Я сидел за партой, либо ничего не понимая, либо грезя наяву. Мэри должна была учиться в четвертом, но ее зачислили в особую группу класса «Икс», потому что никак не могли понять, кто она: слишком умная или недоразвитая. Те дети, про которых они не могли ничего понять, отправлялись в класс «Икс». У всех других классных комнат были номера, а у этой — только буква с оттенком чего-то второсортного, как в телерекламе: бренд «Икс». Проходя мимо этого класса, я заглядывал внутрь и видел там шизанутых детишек — они бродили по комнате, или бормотали что-то, или плакали. Мэри была среди них — сосредоточенно сидела с прямой спиной и кивала время от времени. Ее учительница, миссис Рокхилл, которую мы называли Рокхед,[19] была не ровня миссис Харкмар и не умела извлекать из Мэри все те ответы, что были известны Микки. Я знал, что Мэри на самом деле умная: Джим говорил мне, что она — гений.

Как-то раз Джима вызвали в кабинет психолога и заодно пригласили маму, чтобы она присутствовала во время теста. Джиму показывали страницы со всякими цветными кляксами и спрашивали, что он видит. «Паук кусает женщину за губу», — отвечал он. Или: «Больная трехногая собака ест траву». Потом его попросили вставить штырьки различных форм в соответствующие отверстия на деревянной панели. Он вставил все неправильно. В конце концов мама отвесила ему подзатыльник, и они вдвоем расхохотались. В шестом классе во все контрольные по любому предмету Джим вставлял что-нибудь о Джо Манигоутсе, мальчишке из племени навахо, персонаже из учебника по обществоведению для пятого класса. Этим же именем он подписывал свои фотографии в альбомах, которые делались после каждого учебного года. Но при этом он ни разу не остался на второй год, и это давало мне надежду, что я тоже когда-нибудь выйду из стен школы на Ист-Лейк.

Моим учителем в шестом классе стал грозный мистер Крапп. «Чтоб мне так жить», если воспользоваться выражением Бабули, но именно так его и звали.[20] Это был невысокий остроносый человек с таким плоским «ежиком» на голове — хоть вертолет сажай. Он и у Джима в шестом классе был и, по рассказам брата, много кричал. Мама поставила мистеру Краппу диагноз: наполеоновский комплекс. «Знаешь, — сказала она, — он маленький генеральчик». В первый день учебы он заверил, что «ничего такого не потерпит». Когда Крапп в третий раз повторил эту фразу, Тим Салливан, сидевший рядом со мной, прошептал: «Он скорее расплачется».

А еще у Краппа были большие уши, и он услышал шепот Тима. Крапп заставил его встать перед классом и громко повторить только что сказанное. В тот день мы усвоили важный урок: как не рассмеяться, пусть даже что-то кажется невероятно смешным.

Школа сильно утяжелила часы моей жизни, словно и они надели новый комбинезон. Но это уже успело войти в привычку, а потому я сносил учебу с мрачной покорностью. В первую неделю учебы со мной случилось только одно крупное происшествие: как-то раз по пути домой Уилл Хинкли, курчавый мальчишка с выступающим адамовым яблоком, предложил мне стыкнуться. Я попытался было улизнуть, но тут откуда ни возьмись налетела целая толпа ребят, окружила нас, и Хинкли принялся меня толкать. От хоровода голосов и лиц, от близкой опасности моя голова закружилась, и те малые силы, что были во мне, быстро улетучились. Со мной была Мэри, которая начала плакать. В школе меня не очень любили, и помощи ждать было неоткуда. Напротив, все подзадоривали Хинкли, чтобы он меня поколотил.

Он хорошенько потолкался и пообзывался, а я пару раз попытался выбраться из круга, но меня каждый раз выталкивали на середину. Потом Хинкли оглушил меня, шарахнув сбоку по голове. Я сжал руки в кулаки и поднял их к лицу — так делали боксеры в телевизоре, — а Хинкли запрыгал вокруг меня. Я пытался следить за его движениями, но он сделал ловкий выпад своим костлявым кулаком и рассек мне губу. Боли я почти не почувствовал — только необычайный стыд, потому что в уголках глаз собрались слезы.

Когда Хинкли снова набросился на меня, я увидел, как через толпу проталкивается Джим. Он подошел к Хинкли сзади, выкинул вперед руку и обхватил его за шею. Еще секунда — и Джим свалил Хинкли на землю, после чего стукнул несколько раз по физиономии. Когда Джим поднялся, из носа Хинкли текла кровь, и он тихо похныкивал. Все остальные разбежались. Джим поднял мой портфель и протянул мне.

— Эх, ты, рохля, — сказал он.

— А ты почему здесь? — с трудом выдавил я. Меня всего трясло.

— Мэри прибежала домой и рассказала.

— Ты его убил?

Джим пожал плечами.

Хинкли выжил, а вечером позвонила его мать и пожаловалась на Джима, который, мол, стал опасен, но мама уже знала от нас с Мэри, что произошло на самом деле. Я помню ее слова, сказанные по телефону: «Знаете, если играешь с огнем, то нужно быть готовым к пожару». Повесив трубку, она выставила в сторону телефона средний палец, а потом сказала нам, что не хочет больше никаких драк. И заставила Джима пообещать, что он извинится перед Хинкли.

— Обязательно, — сказал он.

Но когда я потом спросил, собирается ли он и в самом деле извиняться, мой брат ответил:

— Конечно. Я его на Бермуды возьму.

От него веяло холодом

На самом деле начало занятий отвлекло нас от событий куда как более интересных, потому что бродяга появился еще дважды. Марси, дочка Хайесов, заметила его, когда он однажды вечером подглядывал за ней в туалете. И сын Мейсонов, Генри, который в школе все время заявлял, что станет президентом, обнаружил темный силуэт в полумраке гаража, когда после обеда выносил пустые бутылки из-под молока. Когда мы пришли к Генри порасспрашивать об этом деле, тот сказал: «Он пробежал мимо меня так быстро, что я его не видел, но от него веяло холодом».