Ксенофонт - Киропедия

• Название: Киропедия
• Автор: Ксенофонт
• Издательство: "Наука"
• Жанр: Античная литература
• Год: 1976

Книга посвящена одному из древне греческих писателей классической поры (V–IV вв. до н. э.). На его творчество в большей мере влияла социальная и политическая обстановка Греции. Этот необычайно талантливый и умный человек этот прожил долгую жизнь, почти сто лет, и всё это время не покладая рук трудился над созданием наследия для потомков. Также он активно участвовал в бурной политической жизни. Ксенофонт издал свое сочинение под называнием «Воспитание Кира» или по латыни «Киропедия» в районе 362 года до н. э. Книга стала своеобразным длительного творческого пути писателя. В книге представлены мысли этого великого человека, который прошедшего не легкий жизненный путь политического эмигранта и немного солдата. На страницах книги «Киропедия» многие критики отмечают отражение всей личности Ксенофонта. Здесь можно оценить в полной мере его образ мышления, верования и надежды, политических симпатий и антипатий. Его произведение «Киропедия» является наиболее ярким образцом его литературного стиля.

Как бонус в книге идёт текст «Агесилая» в переводе В.Г. Боруховича. Перевод выполнили и систематизировали примечания В.Г. Боруховича и Э.Д. Фролова. Заключительные статьи «Ксенофонт и его „Киропедия“» Э.Д. Фролова и «Место „Киропедии“ в истории греческой прозы» В.Г. Боруховича. Над редакцией на русском языке работали В.Г. Борухович и Э.Д. Фролов. Содержит вклейки с иллюстрациями.

---

— Матушка, самый красивый из персов — это мой отец, а из мидян, сколько я их ни видел по пути сюда и здесь при дворе, красивее всех мой дед.

Ответив на его приветствие, Астиаг приказал надеть на Кира прекрасный наряд и воздал ему почести, украсив его гривнами и браслетами. Если ему приходилось отправляться в путь, он брал с собой Кира, сидевшего в таких случаях на коне с золотой уздечкой, как обычно выезжал и сам Астиаг. Кир был честолюбивым мальчиком, любящим все прекрасное, и поэтому необыкновенно радовался такому наряду и особенно тому, что учился верховой езде. Ведь у персов очень редко можно увидеть коня — из-за гористого рельефа страны крайне затруднительно и разводить коней и ездить на них.

Как-то Астиаг обедал вместе с дочерью и Киром. Желая угостить мальчика самыми вкусными блюдами, чтобы Кир меньше тосковал по дому, Астиаг придвигал к нему всяческие закуски, соусы и кушанья. Как говорят, Кир сказал при этом:

— Дедушка, как много неприятностей доставляет тебе этот обед, если тебе приходится тянуть руки ко всем этим сосудам и отведывать от каждого из этих разнообразных блюд!

— А что, разве этот обед не кажется тебе гораздо более роскошным, чем тот, который бывает у персов? — возразил Астиаг.

— Нет, дедушка, не кажется. Мы достигаем насыщения гораздо более простым и кратким путем, чем вы. У нас принято утолять голод хлебом и мясом, вы же стремитесь к той же цели, что и мы, но совершаете много отклонений в пути и, блуждая в разных направлениях, с трудом приходите туда, куда мы уже давно пришли.

— Мой мальчик, — сказал Астиаг, — блуждая таким образом, мы отнюдь не испытываем огорчения. Если ты отведаешь эти блюда, — добавил он, — ты убедишься, что все это очень вкусно.

— Но, дедушка, я вижу, что и ты испытываешь отвращение ко всем этим яствам!

— Почему ты утверждаешь это?

— А потому, — отвечал Кир, — что замечаю, как ты, когда берешь рукою хлеб, ничем ее не вытираешь, когда же касаешься какого-либо из этих блюд, сейчас же вытираешь руки полотенцем, как будто тебе очень неприятно брать их полной горстью, На это Астиаг сказал:

Если ты так полагаешь, мой мальчик, то угощайся тогда мясом, чтобы возвратиться домой сильным юношей.

Говоря так, он приказал подать Киру побольше мяса, дичи и домашних животных. Когда Кир увидел, как много мяса ему принесли, он попросил:

— Могу ли я, дедушка, распорядиться этим мясом, которое ты мне даешь, так, как захочу?

— Конечно, клянусь Зевсом!

Кир стал раздавать куски мяса придворным, прислуживавшим его деду, говоря при этом каждому:

— Тебе я даю за то, что ты так усердно обучаешь меня верховой езде, а тебе за то, что подарил мне копье и теперь у меня есть такое оружие.[21] Тебе же за то, что ты так хорошо ухаживаешь за моим дедом, а тебе за то, что ты так почтителен к моей матери. Подобным образом поступал Кир, пока не раздал все мясо, которое у него было.

— А почему Саку, моему виночерпию, которого я более всех отличаю, ты ничего не даешь? — сказал Астиаг.

Сак был красавцем и имел почетное право допускать просителей к Астиагу, а также отказывать в приеме тем, кого он считал пришедшими не ко времени.

Тогда Кир быстро, не раздумывая, спросил Астиага, поступив смело и непосредственно, как все дети:

— А за что же ты, дедушка, так его отличаешь? Астиаг, усмехнувшись, шутливо ответил:

— Разве ты не видишь, каким прекрасным и достойным образом он исполняет свою должность виночерпия?

Виночерпии мидийских царей умело, не проливая ни капли, разливают вино, держат фиалу[22] тремя пальцами и подают ее самым изящным образом пирующему. Отвечая Астиагу, Кир попросил его:

— Прикажи Саку, дедушка, передать чашу мне, чтобы и я, ловко наливая тебе вино, если это мне удастся, мог завоевать твое расположение.

Астиаг приказал передать ему чашу. Тогда Кир, взяв ее, так же искусно выполоскал ее, как это делал Сак, и с таким серьезным и полным достоинства видом поднес и передал фиалу деду, что мать и Астиаг расхохотались. И сам Кир, рассмеявшись, прыгнул на колени деду и, поцеловав его, сказал:

— О, Сак, ты погиб, Я займу твою должность. Ведь, не говоря уже о том, что я исполняю должность виночерпия искуснее, чем ты, я сам не отпиваю вина из чаши.

Как известно, виночерпии царей, когда подают фиалу, зачерпнув из нее киафом,[23] наливают себе в левую руку вина и выпивают. Делается это для того, чтобы они сами испытали на себе действие яда, если подмешают его в вино. 10 Улыбнувшись, Астиаг спросил:

— Почему же, Кир, ты, во всем прочем подражая Саку, не отпил вина из чаши?

— А потому, — отвечал Кир, — что я, клянусь Зевсом, побоялся, как бы в Кратере[24] с вином не оказался яд. Ведь когда ты угощал своих друзей, празднуя день рождения, я точно заметил, что он подлил яду всем вам.

— Как же ты, мой мальчик, заметил это?

— Я заметил это, клянусь Зевсом, по тому весьма расстроенному состоянию, в каком оказались и тела ваши и души. Прежде всего, вы делали все то, что запрещаете делать нам, детям. Вы хором кричали, не понимая друг друга, очень смешно пели; не слыша поющего, уверяли, что он поет необыкновенно хорошо. Каждый из вас хвастал своей силой, но когда вы хотели подняться, чтобы пуститься в пляс, вы не только танцевать под музыку, но даже встать не могли. И ты совершенно забыл о том, что ты царь, а другие — что ты над ними господин. Тут-то я впервые понял, что это и есть свобода слова — то, чем вы тогда занимались. Ведь вы говорили, не умолкая. Тогда Астиаг спросил:

— А твой отец разве не бывает пьян?

— Нет, клянусь Зевсом!

— Но что же с ним в подобном случае происходит?

— Он лишь утоляет жажду и ничего дурного с ним не случается. Как я полагаю, дедушка, это происходит оттого, что не Сак служит у него виночерпием. Услышав это, Мандана сказала Киру:

— Почему ты, мой мальчик, так нападаешь на Сака? Кир ответил:

— Потому, что я его ненавижу. Много раз этот гнусный человек не пропускал меня к деду, когда я пытался проскользнуть к нему. Умоляю тебя, дедушка, дай мне побыть над ним начальником хотя бы три дня!

— Как же ты будешь начальствовать над ним? — спросил Астиаг.

— Я стану, как он, у входа, и когда он захочет прийти к завтраку, скажу ему, что присутствовать при завтраке нельзя, так как царь занят важными делами и переговорами. А когда он придет к обеду, скажу, что царь моется. Если же он очень будет настаивать, чтобы попасть на обед, я отвечу, что царь находится на женской половине дворца. И я буду мучить его, как он мучил меня, не допуская к тебе.[25]

Так забавлял он за обедом деда и мать. В течение всего дня, как только становилось известно, что его деду или дяде что-нибудь нужно, трудно было успеть сделать это раньше Кира. Он старался услужить им во всем, в чем только мог.

Когда Мандана стала собираться домой к своему супругу, Астиаг попросил ее оставить Кира в Мидии. Та ответила, что хотела бы во всем угодить своему отцу; но все же ей кажется, что мальчика трудно будет оставить против его воли. Тогда Астиаг обратился к Киру со следующими словами:

— Мой мальчик, если ты останешься у меня, то я, прежде всего, обещаю, что Сак уже не будет больше властвовать над тобой, преграждая доступ ко мне. И ты будешь приходить ко мне, когда захочешь; это будет в твоей власти, А я буду тебе только благодарен, если ты будешь часто меня навещать. В твоем распоряжении будут все мои кони, да и другие, каких только пожелаешь. Когда же ты будешь собираться домой, то сможешь взять с собой коней, каких выберешь сам. И обедать ты будешь с присущей тебе умеренностью, так, как захочешь. Всех зверей, которые водятся в моем парке,[26] я дарю тебе и еще соберу для тебя других, самых разнообразных. На них ты будешь охотиться, когда выучишься ездить верхом. Бросая дротик и стреляя из лука, ты будешь убивать их, как это делают взрослые мужчины. Я прикажу собрать мальчиков, которые станут твоими товарищами в играх. Да и во всем другом, что бы ты ни прпросил, ты не встретишь отказа.

После того, как Астиаг сказал все это, мать спросила Кира, хочет ли он остаться у деда или уехать вместе с ней. Тот не стал медлить и быстро сказал, что хочет остаться. На вопрос матери, чем вызвано его решение, Кир ответил:

— Я хочу остаться, мать, потому, что у себя дома я искуснее всех сверстников бросаю дротик и стреляю из лука; это все видят. Но зато я уверен, что здесь я слабее своих сверстников в верховой езде. Знай, матушка, это меня очень огорчает. Если ты оставишь меня в Мидии, я стану искусным наездником. Тогда в Персии, у себя дома, я сумею легко, как мне кажется, побеждать тамошних воинов в пешем строю. Когда же я приеду к мидянам, то и здесь, став лучшим среди искусных наездников, смогу быть в конном строю соратником деда. Тогда мать сказала:

— Но как же ты будешь познавать науку справедливости, мой мальчик, когда твои учителя находятся в Персии?