Виктор Тихомиров - ЧАПАЕВ — ЧАПАЕВ

• Название: ЧАПАЕВ — ЧАПАЕВ
• Автор: Виктор Тихомиров
• Издательство: Амфора
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-367-01431-0

"Чапаев-Чапаев" — удивительная история чудесного спасения легендарного комдива. Что же на самом деле случилось после того, как в результате атаки белый штаб дивизии был разгромлен и Чапай с верным ординарцем Петькой оказались в угрюмых водах Урала? Почему простые советские пионеры так любили повесть о приключениях майора Пронина? И вообще, при чем здесь еще и непобедимый майор? Любопытный читатель найдет ответы, прочитав эту совершенно неожиданную книгу.

---

Из двери с надписью «химия» тоже выкатилась толпа школьниц в коричневых платьях и передниках с комсомольскими значками. Девчонки щебетали наперебой такими пронзительным голосами, что сами же и затыкали себе уши, продолжая щебетать все разом, для неизвестного слушателя.

Только одна из них, Рая Шторм не щебетала, а несла перед собой в руке раскрытый учебник с множеством закладок. Дочитав нужное, она закрыла почтительно книгу, спрятала ее в портфель, достав одновременно толстую плитку шоколада с репродукцией картины Ивана Шишкина «Утро в сосновом бору».

Помимо очевидного стремления к знаниям, причем, в наибольшей степени химическим, Рая обладала еще и завидной наружностью и, несколько опережавшим школьные нормы, физическим развитием. Даже консервативный фасон школьной формы не мог этого скрыть, и грудь ее никак было не спрятать за широким передником. Тот, будучи надет на платье, вмиг делался необычайно наряден, привлекал все взгляды и наводил сверстников на мысли о жизненных перспективах самого праздничного свойства.

— Райка, Бог велел делиться! — схватила ее за руку подружка, не давая откусить от плитки, без надежды на успех, а как бы в шутку. Рая, плавным движением корпуса потеснила подругу, отъела разом добрую половину шоколада и, спрятав подальше остальное, дала разъяснение:

— Бога нет, не было и не предвидится. Мы же только что в комсомол вступили, а ты — «Бог», — громко щелкнула она портфельным замком. — Лучше заходи к нам вечером, если хочешь. У меня папа приезжает с Полюса, пингвина живого привезет. У него теперь орден есть!

— Шторм, ты куда собралась? — раздался из дверей надтреснутый голос учителя химии Сидор Сидорыча, бодрого дядьки, с несколько чересчур торчащими усиками, на ношение которых не мешало бы всем желающим получать сперва специальные разрешения. Такого уж они были как бы несколько заграничного вида и свойства. Случись каждому в те времена пожелать завести такие усы, и последствия в обществе могли быть непредсказуемы.

— Ты ж дежурная сегодня, душа моя, — проскрежетал учитель ласково, — с доски Пушкин сотрет или может быть Дмитрий Иванович Менделеев? Или мне лично все бросить и тереть за вами доску?

Рая послушно вернулась в кабинет, гордо подняв подбородок и не замечая коричневого шоколадного следа на щеке.

Подружка, проводив ее неприязненным взглядом, поспешила на улицу, чтоб присоединиться там к шеренге таких же школьниц-комсомолок, немедленно затянувших хором задорную песню: «У дороги чибис! У дороги чибис!..».

Заметим, что в те, не такие уж далекие времена, петь, еще было принято. Пели дома, на улице, перед сеансами в кино, или в банной очереди, для чего администрация держала штатных виртуозов-аккордеонистов в сопровождение. А те имели при себе рулоны с крупно написанными текстами песен. Петь было не зазорно, поющий отнюдь не походил на сумасшедшего, даже напротив, автоматически становился несколько как бы общественником. Наконец, пьяные орали песни охотней всех повсюду, даже в милицейских отделениях, и почти никто их не перебивал. Результатом этого явилось то, что хоровое пение достигло неимоверного совершенства. Количеством участников хоры далеко превзошли церковные и немедленно начали использоваться в кино, для придания картинам масштаба и особенного глубокомыслия. Лозунг: «Нам песня строить и жить помогает!» фактически считался директивой партии.

Шеренга школьниц напевая и крепко держась за руки, бодро шагала в ногу и лишь в последний миг пропускала сквозь себя встречных пареньков и мужчин, когда на лицах их читалась уже растерянность или наоборот радость. Это была распространенная девичья забава и отчасти способ знакомиться, ведь некоторых пропускали не вдруг. Возникали краткие шутливые потасовки и возня, в которых обе стороны успевали проявить себя, а иногда запомнить в лицо, на всякий будущий случай. Словом, веселье вполне невинное.

7

Рая не соврала. Этим же днем, даже раньше обещанного, отец ее, настоящий полярный летчик Поликарп Шторм, уже звонил в дверь образцовой коммунальной квартиры, где жил в перерывах между командировками. Образцовость квартиры сообщалась всем любопытствующим с красной железной таблички над медным старорежимным звонком, за который и дергал напрасно полярник, желая встречи не простой, а торжественной и пламенной.

По чести говоря, он заслужил ее, много и с риском для жизни поработав, являясь к тому же красавцем мужчиной, в кожаной куртке и фуражке летного состава. Чучелом пингвина под мышкой и рюкзаком впечатления было не испортить, напротив, это еще добавляло ему привлекательности, в чем Поликарп убедился по дороге с аэродрома не раз. Дамочки разных сортов только что не сворачивали себе шей, заглядываясь на его фигуру.

— Так и знал, — пробурчал летчик, доставая ключи. — Называется, вырвался на недельку, а никому и дела нет!

Пройдя в свою комнату, летчик осмотрелся, сделал вывод, что все нормально, по-прежнему, и принялся раздеваться, о чем давно мечтал, поскольку стояла ранняя весенняя жара. Снятые летчицкие одежды он ронял на пол и, в конце концов, встал поверх всей кучи, прямо против зеркала, в одних лишь сатиновых трусах и длинных, синих носках, прицепленных к ремешкам под коленками.

Там в командировке полагались по форме теплые кальсоны с начесом, но, предвидя жару, Поликарп нарочно надел эти трусы, отчего первую половину пути домой сильно мерз и в один момент испугался, что совсем отморозит что-либо из частей тела отстоящих и особо чувствительных. Но по мере приближения к родному городу, стало теплеть, теплеть, настала жара и вот, можно было радоваться сатиновым трусам.

Летчик шагнул к окну и распахнул его навстречу раннему весеннему зною и множеству дорогих сердцу праздных звуков. За окном открывался привлекательный вид на отдаленья и озеро небольших размеров с, усыпанным ранними загорающими, берегом.

Загорающих было многовато. Чем-то они напоминали пингвинов, должно быть важностью и неторопливостью своих походок. Особенно радовали взгляд гладкие женские фигуры, по новой моде заметно приоголившиеся. Поликарп даже подумал, что однажды, вернувшись домой, застанет купальщиц, в русле модных тенденций, вовсе без трусов.

— Что ж тогда? — несколько лихорадочно подумал он, вглядываясь в блестящие женские округлости, и страшно захотел искупаться.

Но тут им было замечено, что никто из купальщиков мужского звания, не носит таких как у него трусов, а ходят, едва прикрывшись спортивным плавками на завязках или пуговках.

Летчик бросился к зеркалу и посмотрел на себя критически. Отражение не внушило ему симпатии. Тогда летчик попробовал подвернуть трусы, закрепив на боках бельевыми прищепками и приняв наиболее элегантную позу…,

— Нет, — рассудил он, осмотрев себя еще раз со всех сторон, — это никак не возможно!

Снял негодные трусы и, тут же, с присущей ему решительностью и сноровкой, взялся за ножницы и нитки. Вскоре одна половина модных плавок была вчерне сметана, сколота, оставалось ее сострочить и, оценив результат, переделать аналогично вторую половину.

В доме имелась старинная, но безотказная машинка «Зингер». Некогда это была столь популярная компания, что офис ее, в виде дворца, и по сей день является украшением Невского проспекта, и бесспорно лучшим из возможных помещений для любимого всеми Дома Книги.

Известно из литературы, что многих, сбившихся с пути блудниц доброжелатели возвращали на правильный, трудовой путь именно вовремя подаренной швейной машиной «Зингер». Наличие же такой машины в крестьянской семье нередко приводило к зажиточности, а затем и «раскулачке», с высылкой всего семейства за реку Колыму, в период обострения перегибов классовой борьбы на селе.

Поликарп полагал, что коли бабы легко управляются с этим механизмом, то и он справится. Однако вскоре, когда уж и жара стала спадать и нитки все закончились, трусы его вместо плавок превратились в отвратительный застроченный ком, с запутанной нитяной бородой. Сюда же прибавлялись погнутые и поломанные иглы, одна из которых насквозь пробила полярнику палец.

В сердцах летчик свирепо зашвырнул изделие за буфет, залепил палец лейкопластырем, собрал инструмент и, найдя в шкафу трусы поменьше, направился прямиком к прохладному озеру, где его все равно ожидал успех, в виде чересчур длинных женских взглядов, направленных в сторону его развитой мускулатуры. Да и трусы, как у него, на поверку обнаружились у многих.

8

Дочь полярного летчика Рая вымыла черную классную доску и намеревалась перемыть всю химическую посуду, благо в кабинете химии была своя раковина с водой. Сверху на нее сурово, но одобрительно поглядывал с портрета Дмитрий Иванович Менделеев.

— Рая, ступай ко мне, — прозвучал характерный голос «химика», несколько скрипучий, возможно от воздействия на голосовые связки некоторых реактивов. — Я хочу тут одну штуку тебе показать, поделиться с тобой. Я, видишь ли, опыты некоторые ставлю. Опыты, — мягко и сколько позволял голос, вкрадчиво повторил он. Опыты, — произнес он еще раз, достигнув в голосе нужного тембра и аккуратно приняв девочку за круглый локоть.