Томас Вулф - Паутина и скала

• Название: Паутина и скала
• Автор: Томас Вулф
• Жанр: Современная проза

---

Потом присаживался на край кровати, рассеянно, тупо глядел прямо перед собой, держа носок в руке. Затем вновь подскакивал и начинал ходить по комнате, кричать и петь, тело его сотрясала бурная энергия, находившая исход лишь в громком, диком, радо shy;стном возгласе.

Время от времени Джордж подходил к кухне, где Эстер стоя shy;ла у плиты, и вдыхал сводящий с ума аромат пищи. Потом снова метался по комнате, пока не терял самообладания. Вид ее лица, ревностно склоненного и сосредоточенного на труде любви, уве shy;ренных ловких движений, полной, красивой фигуры – изящной и вместе с тем пышной, вместе со сводящими с ума благоухани shy;ем великолепной еды пробуждали в нем невыразимый голод и неистовую нежность.

Тем временем кошка, подрагивая, продолжала хищно красться по гребню забора в заднем дворе. Молодые листья, трепеща, шелестели под легким апрельским ветерком, сол shy;нечный свет то появлялся, то исчезал в пульсирующем сердце очаровательной зелени. Мимо, как обычно, проезжали теле shy;ги, в бестолковости улиц толклись и тянулись толпы, а над сказочными стенами и башнями города раздавалось возвы shy;шенное, бессмертное звучание времени, негромкое и непре shy;станное.

И в такое время, когда ликование любви и голод становились у них все сильнее, они разговаривали вот как:

– Да! Теперь он меня любит! – весело восклицает Эстер. – Любит, когда я для него стряпаю! Знаю-знаю! – продолжает она с ноткой лукавого, циничного юмора. – Тут уж он любит меня!

– Конечно! – отвечает он, осторожно встряхивая ее, слов shy;но не в состоянии больше говорить. – Конечно… моя… ласко shy;вая… дорогая! – продолжает он медленно, но с ноткой нара shy;стающего ликования. – Конечно… моя … маленькая… нежнокожая девочка!.. Люблю! Конечно, черт возьми, милая, я обо shy;жаю тебя!.. Дай поцеловать твое красивое личико! – говорит он, молитвенно склонясь над ней. – Я поцелую тебя десять ты shy;сяч раз, моя прелестная девочка! – торжествующе восклицает он в восторге. – Я так схожу по тебе с ума, моя прелесть, что съем тебя на обед!

Потом Джордж выпускает ее и, медленно, тяжело дыша, от shy;ступает на шаг. Раскрасневшееся лицо его выглядит пылким, неуемным. Его взгляд жадно останавливается на ней, мощная волна крови начинает глухо клокотать в его жилах, медленно, сильно биться в висках и запястьях, наливать силой его чресла. Он неторопливо делает шаг вперед и склоняется над ней; потом осторожно берет Эстер за руку и нежно поднимает ее, словно крыло.

– Приняться за крылышко? – говорит он. – Нежное кры shy;лышко, вкусно приготовленное с петрушкой в масляном со shy;усе? Или за нежное, как следует прожаренное сочное мясо ляжки?

– Und ganr im Butter gekocht[15]*, – с улыбкой восклицает она.

– Ganr im besten Butter gekocht[16]*, – говорит Джордж… или за постное мясо ребер? – продолжает он, – или за спелые дыни, которые звенят в апреле? – восклицает он ликующе, – или за нежный кусочек дамских пальчиков? О, чертова восхитительная, маленькая, нежнокожая девка!.. Я съем тебя, как мед, маленькая, сладкая блудница!

Потом они вновь отдаляются друг от друга, она глядит на не shy;го с легкой обидой и укоризной, потом, покачивая головой, го shy;ворит с легкой, горькой улыбкой:

– Господи, ну и чудо же ты! Как у тебя повернулся язык на shy;зывать меня такими словами?

– Потому что я очень люблю тебя! – ликующе восклицает он. – Вот почему! Это любовь, чистая любовь и ничего больше!

Затем снова принимается целовать ее.

Вскоре они вновь отдаляются друг от друга, раскрасневшиеся и тяжело дышащие. Через несколько секунд она говорит мягким и вместе с тем страстным голосом:

– Нравится тебе мой взгляд?

Он пытается заговорить, но не может. Отворачивается, вски shy;дывает руки неистово, конвульсивно и сумасбродно выкрикива shy;ет нараспев:

– Нравится мне ее взгляд, нравится мне ее склад, нравится мне ее лад!

Она поднимает лицо и так же сумасбродно вторит:

– Ему нравится мой чад, ему нравится мой град, ему нравит shy;ся мой зад!

И оба принимаются порознь носиться в танце по всей комна shy;те – он подпрыгивая, скача, запрокидывая с радостным криком голову, она более сдержанно, напевая, раскинув руки и кружась, словно в вальсе.

Когда смысл ее слов наконец доходит до Джорджа, он внзап-но останавливается. Сурово, обвиняюще напускается на нее, но уголки его губ конвульсивно дрожат от сдерживаемого смеха.

– Что, что такое? Что ты сказала? Нравится твой зад? – стро shy;го вопрошает он.

На миг Эстер становится серьезной, задумывается, потом ли shy;цо ее становится свекольно-красным от внезапного взрыва уду shy;шливого хохота:

– Да! – восклицает она. – О, Господи! Я сказала это неожи shy;данно для себя! – И громкий, сочный смех заполняет ее горло, затуманивает слезами глаза и отражается от высоких голых стен.

– Но ведь это возмутительно, моя милая! – говорит он уко shy;ризненным тоном. – Женщина, я возмущен твоим поведением. – А затем, внезапно возвратясь к тому безумному, обособленно shy;му ликованию, в котором их слова, казалось, были адресованы не столь друг другу, сколько всем стихиям вселенной, он вскидыва shy;ет голову и затягивает: – Я удивлен, ошеломлен, поражен тобой, женщина!

– Он изумлен, предупрежден, сокрушен и уничтожен! – вы shy;крикивает она.

– Не в склад, не в лад! – кричит он и, обняв ее, принимает shy;ся целовать снова.

Их переполняли безрассудство, любовь, ликование, они не думали, как может кто бы то ни было воспринять их слова. Они любили и сливались в объятьях, спрашивали, предполагали, от shy;рицали, отвечали, верили. Это походило на сильный, непрестан shy;ный пожар. Они прожили вместе десять тысяч часов, и каждый мае равнялся насыщенной жизни. И это постоянно походило на голод: начиналось, как голод, и продолжалось так вечно, без уто shy;ления. Когда Эстер была с Джорджем, он сходил с ума от любви к ней, когда уходила, сходил с ума от мыслей о ней.

А чем занимался Джордж? Как жил? Чем наслаждался, обла shy;дал, овладевал в последние дни апреля того года?

Вечерами, оставаясь один, он устремлялся на улицы, словно на встречу с любовницей. Бросался в жуткие, невероятные, не shy;сметные толпы возвращавшихся с работы людей. И вместо преж shy;них смятения, усталости, отчаяния и скорби духа, вместо преж shy;него жуткого ощущения, что тонет, задыхается в несметных люд shy;ских толпах, ощущал лишь торжествующую силу и радость.

Все казалось ему прекрасным, чудесным. Над громадным, не shy;истовым станом города мощно трепетало некое единство надеж shy;ды и радости, некая торжествующая, очаровательная музыка, внезапно пронизывающая всю жизнь своей восхитительной гармонией. Она сокрушала слепую, жестокую бестолковость улиц, врывалась в миллионы камер, окутывала тысячи мгновений и де shy;яний жизни и трудов человека, она парила над ним в воздухе, блистала, искрилась в опоясывающих город водах и волшебной рукой извлекала из гробниц зимы серую плоть живых мертвецов.

Улицы оживали вновь, они бурлили и сверкали новой жиз shy;нью, новыми красками, и женщины, более красивые, чем цветы, более сочные, чем фрукты, появлялись на них живым потоком любви и красоты. Их восхитительные глаза сияли единой нежно shy;стью, они являли собой красоту подобных алой розе губ, чистоту молока и меда, единую музыку грудей, ягодиц, бедер, губ и блес shy;тящих волос. Однако любая из них, думал Джордж, не столь кра shy;сива, как Эстер.

Джордж хотел съесть и выпить всю землю, проглотить город, чтобы не упустить ничего, и ему казалось, что он преуспеет! Каж shy;дый миг был насыщен невыразимой радостью и славой, столь бо shy;гат жизнью, что в него словно бы вмещалась вся вечность, и не shy;возможность его удержать была невыносима, мучительна. И Джордж думал, что откроет нечто неведомое никому на земле – возможность обрести, удержать, сохранить всю красоту и славу земли и вечно наслаждаться ими.

Иногда они воплощались в смелый, неудержимый крик детей на улицах, в смех, в старика, в гудок огромного судна в гавани или в медленное, плавное движение над пирсом двух зеленых огней на мачте лайнера, идущего ночью вниз по реке к морю. Что бы то ни было, когда бы ни происходило, оно высекало музыку из земли, в конце концов город звенел, словно единственная, отчеканенная для него монета, и лежал в его руке тяжестью живого золота.

И возвращался Джордж с улиц обезумевшим от наслаждения и вожделения, с чувством победы, страдания и радости, облада shy;ния и неимения. Он был уже не сумасбродом, который неистово и бессмысленно метался по сотне улиц, не находя ни двери, в ко shy;торую можно войти, ни собеседника, ни смысла, ни цели всех своих неистовых поисков, ему теперь казалось, что он самый бо shy;гатый на земле человек, обладатель чего-то более драгоценного и славного, чем доводилось видеть кому-то. И он расхаживал с этим чем-то по комнате, неспособный ни сесть, ни передохнуть, ни почувствовать удовлетворения. А потом выбегал из комнаты, из дома, и устремлялся на улицу с чувством неистового вожделения, страдания и радости, думая, что упускает нечто драгоценное и редкое, что оставаясь в комнате позволяет неким высшим сча shy;стье и удаче пройти мимо.