Э. Базна - Я был Цицероном

• Название: Я был Цицероном
• Автор: Э. Базна
• Издательство: Военное издательство
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 1990
• ISBN: 5-203-01056-0

В увлекательной форме и с исторической достоверностью авторы рассказывают о драматических событиях из деятельности немецкой и английской разведок в годы второй мировой войны, в которых авторы принимали личное участие.

Книга предназначена для широкого круга читателей.

---

Как-то на своем грузовике я свалился в канаву и разбил его. Это лишило меня работы у французов. Тогда я нанялся на работу к англичанам и стал возить английского капитана. За рулем я чувствовал себя выше моих сверстников, которые были студентами или учились какому-то ремеслу.

Однажды французский офицер оставил свои мотоцикл у нашего дома. Разве французы и англичане не были врагами Турции? Разве свести с ними счеты не было похвально? Я вскочил на мотоцикл и понесся на нем, как сумасшедший, в город. Вдруг я оказался на улице, которая круто спускалась вниз и, как и многие улицы Стамбула, неожиданно заканчивалась ступеньками и тупиком. Перевернувшись несколько раз, я вдребезги разбил мотоцикл и только чудом уцелел сам, хотя был весь изранен и окровавлен. В таком виде меня подобрал турецкий полицейский, который передал меня французам, а те в свою очередь — англичанам, у которых я тогда работал. Меня сильно избили, а затем посадили в военную тюрьму.

За мою непокорность в тюрьме меня снова били. Но действительно ли я так сильно ненавидел англичан и французов? На самом деле мне это только казалось, и ненавидел я не их, а порядок и дисциплину. Однажды сержант повел меня из подвала наверх и велел вымыть пол. Я выхватил у него пистолет, заставил открыть дверь и убежал.

Менее чем через час меня снова схватили, на этот раз французы, которые отвели меня в жандармский участок в районе Бабнали. Ночью я попросил отвести меня в туалет. Оттуда через окно я выскочил на улицу и убежал. Днем бродил по окрестностям Стамбула, считая себя мятежником, хотя в действительности был не более чем девятнадцатилетним хвастуном и правонарушителем.

Увидев на платформе железнодорожной станции Еникапи французского солдата, спавшего на лавке, я вытащил у него из кобуры револьвер, и на следующий день меня снова арестовали.

Список моих преступлений рос: воровство, поломка военного имущества, вооруженный побег из тюрьмы, незаконное хранение оружия… В моем деле уже тогда указывалось, что я являюсь опасным и неисправимым преступником.

Меня посадили в одиночную камеру и заковали в кандалы. И я даже гордился этим.

Французский военно-полевой суд приговорил меня к трем годам тюремного заключения. Меня перевезли в Марсель и направили в лагерь, где работали каторжники. Там мне удалось овладеть французским языком, за что впоследствии я получил похвалу от английского посла.

Англия и Франция заключили договор с новым турецким правительством, в котором, наряду с другими статьями, имелся пункт, касающийся осужденных ими турецких граждан. Благодаря этому вскоре меня досрочно выпустили на свободу.

В Марселе я устроился на работу в мастерских торгово-транспортной фирмы. Там впервые в своей жизни научился чему-то полезному — слесарному делу.

В то время в Турции был большой спрос на квалифицированных рабочих, и мне посчастливилось получить работу в транспортном отделе Стамбульского муниципалитета. Затем я стал начальником пожарной команды и (глупец!) даже гордился этим. Вскоре меня призвали на военную службу, и я стал шофером у Али Сайт Паши, инспектора первой турецкой группы армий.

Затем я решил стать независимым. Одна или две успешные сделки — и взятые в долг у отца деньги позволили мне купить старый «студебеккер» и стать водителем собственного такси. Но из этого предприятия у меня ничего не вышло, и я был рад, когда югославский посол Янкович взял меня на работу в качестве личного шофера.

Так я стал тем, кем становится каждый, кто ничему не научился и не имеет ничего, кроме головы, — кавасом.

Итак, кавас Эльяс Базна. В Турции каждый, кто служит у иностранца, называется кавасом. Личный кавас посла — его камердинер. Есть также кавасы, убирающие помещения, кавасы-портье, кавасы-шоферы и кавасы-курьеры. Кавас — никто и ничто, и это всегда вызывало во мне чувство негодования.

Я был кавасом у Янковича, у полковника Класса из американского посольства, у советника немецкого посольства господина Енке, у первого секретаря английского посольства мистера Баска и, наконец, у сэра Хью Нэтчбулл-Хьюгессена.

Разве они были не правы, считая меня незначительным человеком неопределенного происхождения?

Помню, я задавал себе этот вопрос в апреле 1943 года, когда сидел в вестибюле гостиницы «Анкара Палас». Он был обставлен старомодными столиками и неудобными креслами. Пол под ногами страшно скрипел. И все же эта гостиница была лучшей в городе. Я находил ее самым приятным местом для отдыха. В свободные часы я заказывал там черный кофе и ликер, читал иностранные газеты. Официанты обращались со мной, как с джентльменом.

То что можно назвать переломным моментом в моей жизни, произошло в этом самом вестибюле. В этот день я проанализировал всю свою жизнь, и от этих размышлений у меня остался довольно неприятный осадок. Мне было тридцать восемь лет. Вся дальнейшая жизнь представлялась мне продолжением скучной, глупой, презренной жизни каваса.

Горькие воспоминания! В руках у меня была газета, по я никак не мог сосредоточиться, чтобы понять, о чем идет речь в статье, которая была перед глазами. Я понял, что нахожусь в стороне от настоящей жизни и пытаюсь обмануть самого, себя. Я задавал себе все новые и новые вопросы, и ответы на них заставляли меня презирать себя еще больше.

Почему я стал кавасом? Да потому, что мог только возиться с машинами. Когда я работал шофером у Янковича, югославского посла, у меня еще был луч надежды, но и он исчез. Янкович много пил. Когда он напивался, обходился со мной по-дружески. «Эльяс, — говорил он, — я слышал, как ты поешь, когда моешь машину. У тебя чудесный голос. Ты должен учиться петь». И я начал заниматься музыкой. Она стала моим утешением.

Женился. Любил ли я жену? Не знаю. Я мусульманин и воспитан в соответствии со старыми традициями, которых все еще придерживаются у нас в провинции. Женщина по турецким обычаям должна только работать и рожать детей, и в этом ее единственное предназначение. Я был безразличен к жене, но любил своих детей и часто сам фотографировал их. Как-то показал эти фотографии Янковичу. Он похвалил меня. Конечно, тогда я не знал, что умение хорошо фотографировать едва не станет средством осуществления давнишней мечты моей.

У югославского посла я проработал семь лет. Одновременно учился петь, мечтая стать знаменитым певцом, и по-прежнему увлекался фотографированием.

Когда мне показалось, что я уже добился больших успехов в учебе и настала пора выступить перед аудиторией, бросил работу. Но мой концерт во французском клубе в Стамбуле кончился полным провалом. Песни великих европейских композиторов не произвели впечатления на моих соотечественников.

И снова я стал кавасом. На этот раз у американского военного атташе полковника Класса. Это позволило мне познакомиться с различными сторонами деятельности дипломатического корпуса. Именно здесь меня научили, как ходить по скользкому паркету. Класс был хорошим семьянином. Его жена, молодая и красивая женщина, играла в покер и занималась садоводством. Со мной она держалась просто, по для нее я был только кавасом. Испугавшись своих чувств к жене Класса и боясь в один прекрасный день потерять из-за этого работу, я решил уйти сам.

Вскоре мне удалось устроиться в дом к советнику немецкого посольства Енке, жена которого была сестрой Риббентропа. В личной резиденции господина Енке я работал с 1942 по 1943 год. Без всяких угрызений совести стал тайком интересоваться перепиской хозяина, личной и служебной. А стоит раз влезть в чужие дела — и это становится страстью. Сфотографировал одно или два письма с одной единственной целью — похвастать перед женой, показать ей, насколько свободно я себя чувствовал в доме Енке, несмотря па войну. С этой же целью я сфотографировал себя в гостиной Енке в его отсутствие на диване с газетой в руках. Показывая жене эту фотографию, я говорил ей, что мне хочется иметь такую же гостиную.

Однажды я заметил, что в моем чемодане все перевернуто, будто в нем что-то искали. Может быть, обнаружилось, что я тайно читал переписку хозяина, и меня приняли за шпиона?

Вскоре господин Енке сказал мне, что, к сожалению, должен меня уволить: больше не может позволять себе держать личного слугу. При этом он был очень вежлив. Я был подавлен. Очевидно, меня приняли за шпиона. Разве я не выполнял свою работу добросовестно? Когда я пришел к Енке, я весил 76 килограммов, а когда меня уволили, во мне было всего 64 килограмма.

Итак, однажды после полудня в апреле 1943 года, сидя в вестибюле гостиницы «Анкара Палас», я подводил итог своей жизни. Я был человеком, способным лишь выполнять приказания других. Человеком, который мыл машины, подавал коктейли, готовил ванны для привлекательных женщин, читал переписку хозяина и мог быть моментально уволен. Невеселая картина.

Но, пожалуй, если бы я не опустился так низко, моя судьба никогда не изменилась бы. Неожиданно из глубины всего этого мрака молнией блеснула светлая мысль.