Дэвид Гилмор - Лучшая ночь для поездки в Китай

• Название: Лучшая ночь для поездки в Китай
• Автор: Дэвид Гилмор
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007

Успешный телеведущий выходит вечером на пятнадцать минут в бар, и за это время его шестилетний сын исчезает навсегда. Полиция подозревает вконец отчаявшегося отца, а сам он начинает жить в двух измерениях, то и дело оказываясь в некоем параллельном мире. Там он встречается со своей умершей матерью, близкими друзьями и сыном, всякий раз испытывая облегчение от того, что у мальчика все в порядке. Герой должен сделать выбор — между кошмаром повседневности и «другой» реальностью…

---

Но я не пошел. Я не мог подняться с места. Я думал о том, чтобы отправиться на север или на восток — для меня не было разницы. Я сказал:

— Ты должен говорить, Саймон.

Официантка, которая убирала высокие пивные кружки с соседнего стола, спросила:

— Прошу прощения?

Я заплатил по счету, пошутил насчет чего-то и направился в город. Думал, пройду по Ионг-стрит, может быть, что-то натолкнет меня, укажет мне дорогу в ту сторону или другую.

Побудь со мною немного дольше. Еще чуть-чуть.

Я шагал до наступления ночи, а потом пошел в кино. Думал, выберу фильм, который меня не расстроит. Просмотрел названия шести из них в палатке, а потом осознал, что они все меня расстроят, будут или слишком резкими, или слишком грустными, или обвиняющими в своей мягкости, так что я пошел на тот, который как раз начинался. Кинотетр был почти полон, что успокаивало. Я сел с краю ряда, чтобы суметь быстро уйти. Примерно четверть фильма, пока шла спокойная часть, я смотрел на пару, сидевшую передо мной, — лысый молодой человек и девушка. Это было свидание или что-то вроде этого, и он говорил с ней, но говорил так, словно они одни в гостиной смотрят телевизор. Я уже был готов подняться и найти билетера (он смотрел жестко, этот лысоголовый), когда кто-то крикнул:

— Заткнитесь!

Раздался смех. Но смех прекратился, когда парень поднялся и осмотрелся.

— Кто, черт побери, это сказал?

Он изучающе осмотрел кинотеатр; все затихли. Пять сотен человек были встревожены тем, что он может выбрать их. Он протолкался в конец ряда и встал в проходе, глядя перед собой. Фильм продолжался, все делали вид, что поглощены им.

— Кто сказал это? Кто предложил мне заткнуться?

Когда он обернулся ко мне — он был от меня всего в пяти футах, — я поднял руку. Поднял руку и сказал, не совсем своим голосом:

— Я это сделал.

Он двинулся ко мне по ступенькам — топ, топ, топ. И я почувствовал, что свободен от своего ужаса. Я думал: не имеет значения, что из этого выйдет; все лучше, чем раньше.

Он повторил:

— Ты это сказал?

На этот раз в его голосе послышалась легкая неуверенность. Он был хвастун, и вероятность честной драки, которая может произойти, пугала его. Но и приводила в ярость тоже. Помертвевшая публика смотрела на него. Ему нужно было что-то сделать.

Я сказал:

— Да, — и посмотрел на него. Я думал: вот оно, вот то ощущение, которого я жаждал. Но он не двинулся. Словно что-то темное пронеслось у него в голове.

— Черт! — прокричал он. Затем прокричал это снова. Это было так, словно животное бьется о прутья своей клетки. Но что-то ускользало, ему нужно было большее, и я знал, что я ему этого не дам. Неожиданно на том месте, где он стоял, образовалась дыра; и дыра там, где стоял билетер. Девушка вышла вместе с ним, глядя в пол, бессловесное создание, и в течение нескольких минут, пока адреналин еще бурлил в крови, я был счастлив. Признаю это. Я думал — так вот, значит, как.

Несколько дней спустя парень, которого я едва знал, из спортивного отдела, Питер как его там, сообщил мне, что купил новый дом. Сегодня — день покупки, приедет агент, его жены нет в городе, не хочу ли я поехать с ним посмотреть? Предложение было такое откровенное, что я сказал: да. Я не был уверен, почему он меня приглашает, может быть, ему меня жаль, но я не хотел, чтобы он пожалел о своей щедрости.

Так что позже в тот же день синяя «тойота» подобрала нас перед студией. У агентши по недвижимости было маленькое, острое лицо, словно у ондатры, и от нее пахло так, словно она сидит на диете. Казалось, она не слишком счастлива видеть, что мой друг привел кого-то с собой. Подозреваю, ей было легче иметь дело с ним одним. В комнате у нее был бы решающий голос.

Мы направились в Аннех, остановились перед маленьким кирпичным домом. Цена — полмиллиона долларов. Мы зашли внутрь. В доме была сияющая чистота, но это было такое место, где должен бы жить человек маленького роста. Мы ходили из комнаты в комнату, останавливаясь то тут, то там, и закончили обход в гостиной с до блеска натертыми полами, в которой ваши слова отдавались эхом. Агентша приступила к обычным уговорам, как владелец вложил в этот дом кучу денег, какая это замечательная собственность, всегда стоит помнить о том, что этот дом можно перепродать, со временем он станет дороже, — и неожиданно остановилась.

— Что вы думаете? — спросила она улыбаясь.

— Близко к тому, что нужно, — ответил мой друг, — но не совсем то.

— Что вы хотите сказать — не совсем то? — вежливо-раздраженно спросила она.

— Похоже на то, что кучу денег вбухали в маленькое место. Симпатичное, но маленькое.

— Вы могли бы подумать о том, чтобы изменить свои ожидания, Питер, — сказала она.

«Питер». Это был голос из кабинета заместителя начальника.

— А что скажете вы? — Она повернулась ко мне. — Что вы думаете?

— Мне не нравится место, в котором вы должны надевать на себя спальню, — сказал я.

Ей совсем не показалось это смешным. Питеру — да, но только не ей.

Я сказал, пытаясь смягчить напряжение:

— Кстати, вы знаете, где ванная?

— Я здесь не живу, — сказала она.

Я отправился искать ванную. Забрел в спальню хозяина. На прикроватном столике стояла фотография: отец, мать и сын. Возраста Саймона. Отец держал весло; маленький мальчик тоже; он выглядел миниатюрной копией своего отца, пытаясь держать весло точно под тем же углом, разве что оно было для него слишком велико.

Я прошел в ванную и сел на унитаз. Я слышал, как агент продолжает твердить об отделке, о кафеле. Я осмотрел комнату. Детские рисунки на стене, счастливая рыбка на занавеске для душа; аптечка, обозначенная словом: АПТЕЧКА. Это удивило меня своей эксцентричностью. Зачем кому-то понадобилось отмечать ее? Я поднялся и открыл дверь шкафчика. Ржавые петли скрипнули.

Откуда-то снаружи я услышал:

— Роман, что ты там делаешь?

Питер хотел, чтобы я вернулся на фронт действий. Не хотел оставаться с этой сукой наедине.

— Одну секундочку! — сказал я.

У меня нет привычки копаться в чужой почте или личных вещах, но сейчас появилось какое-то принудительное желание сунуть нос в шкафчик. Словно там могло быть что-то для меня важное.

Там был обычный набор: кремы, соли для ванн, зубная нить, одинокий тампон, пара заколок для волос, щетка с застрявшими в ней блондинистыми волосами. Я проверил пузырьки с пилюлями: таблетки от головной боли, таблетки от изжоги, от спазмов, бутылочки, названия которых я не знал. Я уже был готов закрыть шкафчик, когда увидел: вот оно, вот это, прямо там, позади. Бутылочка с зелеными пилюлями. Напечатано очень мелко. Я шагнул к окну. Таблетки морфина. Почти целая бутылочка. Должно быть, у кого-то в этом доме рак, — иначе бы не держали такие вещи в открытую. Убрали с глаз долой, практически спрятали. Это означало, что они знали, насколько это серьезно, но также было ясно, что в доме не толпятся наркоманы.

Я испытал прилив удовольствия. Предвосхищения, в самом деле. Я думал, я был уверен, что эта штука годится для всего. Сама мысль, что я держу в руках эту бутылочку, приносила облегчение, позволяла чувствовать себя лучше. Я проверил дату — просрочено только на неделю. Это было не очень хорошо; это означало, что пропажу заметят. И, кроме того, кто-то по-настоящему болен, и они не смогут получить другой рецепт. Но, принимая во внимание меня, только представьте себе, как я вхожу к Марвину Рикману со словами: «Я чувствую себя неважно сегодня, Марв, мне нужны таблетки морфина». Он классный, но не до такой степени.

— Эй, Роман, выходи оттуда.

— Иду, иду, — сказал я. И закрыл шкафчик. Еще один скрип.

Я шагнул в холл.

Питер сказал:

— Слушай, мы собираемся посмотреть еще парочку домов. Хочешь поехать с нами?

Я сказал: конечно.

Я не принял ни одной, пока не пришло время спать. Тогда я налил себе хорошую дозу водки, открыл бутылочку с пилюлями и вытряхнул таблетку себе на руку. Немного постоял обнаженным у окна, глядя на город, Ионг-стрит уходила к северу. Зазвонил телефон. Это была Джессика Зиппин; уточнила детали на следующую неделю. Зубодробительное интервью с неуклюжим управленцем из Миннеаполиса. Единственная возможность заполучить его. Она сказала:

— Запиши.

Я сказал:

— Съемка рано утром, — и притворился, что записываю, даже повторил дату и время. Что бы там ни было, все уладится само.

Морфин подействовал; мне стало тепло, медленное движение обретаемой уверенности. Я налил ванну; влез; уставился вперед, просто сверкание воды и звук моего зада, опустившегося на фарфор. Сделал глубокий вздох. Я думал, это будет неплохой способ умереть. Совсем неплохой. Около полуночи я вылез из ванны и повалился на кровать. Даже не укрылся, просто сразу уплыл.

Но на следующий день это была уже совсем другая история. Я разразился слезами по дороге на работу, расплакался в гримерке. И все-таки провел свое шоу. Все были озабочены, потому что в моих вопросах было какое-то вихляние, какие-то американские горки. Я, может быть, был даже несколько агрессивен по отношению к певцу кантри-и-вестерн. Он выдавал свои обычные речи, как он любит мамочку и остается робким, когда я заметил (глаза опущены), что легко оставаться робким, если продаешь пятьдесят пять миллионов альбомов. Джессика вышла на связь в моем ушном микрофоне: