Георгий Гуревич - Записанное не пропадает

• Название: Записанное не пропадает
• Автор: Георгий Гуревич
• Жанр: Научная Фантастика

---

"Говорить надо покороче, чтобы сил хватило, и дышать поглубже, и не волноваться, только спокойствие придержит боль".

А Гхор был молод, стал молод, и говорил не стесняясь. Он намекнул, что Ксан-историк не разбирается в точных науках. И еще он сказал, что Ксан-старик жаждет покоя и покою готов пожертвовать тысячу жизней. Это было клеветой и отчасти страшной истиной. Действительно, если всеобщую ратозапись отложить на полгода, за это время умрут многие, в том числе и та тысяча, которую можно было бы спасти. Но ведь именно сам Гхор предлагал растянуть переходный период на полвеца и предлагал отдать смерти девяносто девять процентов людей, а Ксана упрекал, что он жертвует тысячу-другую избранников.

И Ксан поднялся было, чтобы ответить, но боль заполнила грудь, комок поднялся к горлу, и Ксан не стал возражать. Подумал: "Стоит ли? Надо ли произносить речь для самозащиты? Это несолидно, в Совете Планеты даже неприлично. Тень, наброшенная Гхором, коварна, но призрачна. При внимательном чтении люди разберутся". Сказал только:

- Спор записан. Люди продумают, проголосуют...

Выдавил слова и сел в кресло с широко открытым ртом, стараясь проглотить комок, мешающий дышать. Сел и услышал:

- ...чисто экономический вопрос,- говорил Гхор.

Это был ловкий процедурный ход. Ксан-то понял в одно мгновение. При всеобщем голосовании Земля высказалась бы за всеобщее оживление, конечно. Но экономические вопросы решали избранники планеты. И Гхор обращался к избранникам ("каждый внесет в список троих"): о себе позаботьтесь сначала. Ксана упрекал в неверии к людям, а сам играл на слабой струнке эгоизма. До чего же он не уважал людей, этот одиночка, выросший в пустыне!

Ксан приподнял непослушное тело.

- Вы хитрите, Гхор! - выкрикнул он.- Хитрите!

Хотел еще добавить: "Не забывайте присягу!" Вступая в Совет Планеты, все они давали обещание: "Не для себя, не для семьи, не для друзей, не для родного города, не для языка и расы занимаю я место в Совете Планеты". Хотел напомнить - и не смог. Блестящая эмаль засверкала перед глазами. Потом набежала мгла серо-зеленого цвета с огненными кругами и погасла, все стало черным-черно.

Было тошно, так нестерпимо тошно, что жить и дышать не хотелось. Из черноты Ксан возвращался к эмалевому блеску, от блеска - назад в черноту. Иногда из слепого внешнего мира доносились слова. Ксан не видел ничего, но, в общем, знал, что его перенесли в соседнюю комнату, дают кислород, проясняющие пары, вводят в вену гормоны, к сердцу подсоединяют электродиктат. Потом он услышал озабоченный голос Гхора:

- Ратозапись! Срочно, немедленно!

Как раз в этот момент белая эмаль раскололась. Встревоженное лицо Гхора показалось словно в разбитом зеркале.

. - Приходит в себя,- сказал Гхор.- Ксан! Вы слышите нас? Простите мою резкость. Я же не знал, что вы больны. Как можно быть таким неразумным? Отложили бы дискуссию.

А рукой показывал: "Давайте, давайте ратозапись!"

Гхор был огорчен, встревожен, пристыжен, испуган за Ксана, старался спасти его. Но вместе с тем где-то в самой глубине мозга, почти в подсознании Гхора, таилась мысль: "А себя Ксан разрешит спасти? Для себя сделает исключение?"

Едва ли Ксан понял это. А может быть, и понял. Во всяком случае, он произнес явственно:

- Если всем... Мне, если всем!

Это были его последние слова в жизни.

"Мне, если всем!"

ГЛАВА 10. ЖЕНА ВЕЛИКОГО ЧЕЛОВЕКА

Трудно быть женой великого человека.

У него великие мысли - ты должна их понимать.

У него великие цели - ты обязана помогать. У него великие дела - ты вынуждена жертвовать собой, устраняться.

И даже если ты сама совершила необыкновенное: вытащила любимого из могилы, все равно он не твой. Великий принадлежит человечеству.

Три недели была счастлива Лада в первой своей жизни, а во второй - дней десять. Десять дней они смотрели друг другу в глаза не отрываясь, потом Гхор начал отворачиваться. В зрачках его появилась пленка, ресницы превратились в шторки, думы заслонили любовь. Гхор ввязался в борьбу всемирного масштаба.

Спор о продлении жизни решался на выборах. Ведь Ксан умер, требовался новый председатель Совета. Две кандидатуры выдвинул Совет - Зарека и Гхора.

Гордая и встревоженная, радостная и неуверенная, Лада спрашивала себя, глядя в зеркало:

- Неужели ты будешь женой самого почетного человека планеты?

Она жадно читала газеты, взвешивала шансы. Учитель или муж? Муж или учитель?

Покойный Ксан говорил: "Народы выбирают главой представителя главной профессии века". Гхор-инженер, Зарек - врач. Вопрос в том, какое дело сейчас главное. Гхор - развитие ратомики, Зарек - продление жизни.

Гхор - жизнь легкая, но короткая. Зарек - долгая, но трудная.

В своем кредо кандидата Зарек высказывается ясно:

"Буду проводить план Ксана: всеобщее восстановление жизни через пять восемь лет. Срок этот минимальный: необходим для строительства ратоклиник и для подготовки врачей-омолодителей. Потребуются усилия. Возможен призыв молодежи в строительство. Возможно временное увеличение рабочего дня. Все умершие в течение этого периода записываются, ратозаписи хранятся, оживление будет проводиться по очереди, в порядке дат смерти. До той поры немногочисленные объекты для клинических исследований будут отбираться по жребию.

Ясно!

Гхор тоже должен составить кредо. Но странное дело: так просто, в один вечер написался у него рассказ об общественных судах, а тут каждое слово подбирается с мучениями. Гхор уже не диктует, он по старинке пишет, перечеркивает, раздумывает над каждой строкой: "Главное для меня - интересы человека".

Нет, не "интересы", а "благо".

Не "человека",а "человечества".

"...развивать ратомику как новую ступень в темпе прогресса... Главное: двигаться, вперед, а не назад..."

- Туманно,- говорит Лада.- Что значит "двигаться вперед, а не назад"?..

Гхор разъясняет:

- У нас четырехчасовой рабочий день. Зарек повернет к семичасовому - в прошлое. Строителей будет больше, меньше воспитателей, меньше мастеров моды и красоты, меньше заботы о человеке. И вообще: продление жизни - это замедление темпа развития. Остаются те же люди, повторяются и повторяются. Те же вкусы, те же интересы. Растет косность, тормозится научный поиск.

- Поняла. Вот и изложи все это.

Гхор улыбается:

- Святая наивность! Нельзя же сказать, что я противник всеобщего оживления.

- Как же это? В кредо нельзя сказать о своих взглядах?

- Милая Лада, есть правда, слишком жестокая для средних ушей. Средние люди не понимают отдаленной пользы. "Хочется"- для них главный довод. Их не заботит прогресс.

- А прогресс для чего?

- Лада, не притворяйся непонятливой! Ты же умница. Лучше помоги мне найти формулировку.

Лада умница, и до нее постепенно, сквозь броню любви, доходит неприятная истина: Гхору трудно найти формулировку, потому что он не может сказать всей правды. А правда такова: Гхор считает нужным вести людей не туда, куда они стремятся.

Лада терзается, Лада плачет, Лада корит себя: "Может быть, я не способна понять мужа, не доросла до него". И в день выборов, упрекая себя, сомневаясь и мучаясь, голосует... против мужа. "Не знаю, как для человечества, а для Гхора лучше провалиться", - оправдывает она себя.

Решение выполнено, но терзания не оставляют Ладу. Вернувшись с избирательного участка, она садится рядом с мужем, голову кладет на плечо... и чувствует себя предательницей. Ей хочется быть неправой. По совести подала она свой голос против Гхора, но пусть окажется, что она ошиблась, пусть человечество поправит ее.

Тесно прижавшись, сидят они вдвоем у экрана, слушают сводки с поля битвы мнений. Медленно проворачивается земной шар; громадный глобус, висящий в чернем ничто, подставляет солнцу одну страну за другой. Два поворота, сорок восемь часов уходит на сбор мнений. Когда тень сползает с Берингова пролива, первый житель Чукотки нажимает клавишу счетной машины. Когда тень сползает с Берингова пролива вторично, начинает высказываться Аляска, а из Восточного полушария уже поступают сводки.

Первая: на Фиджи большинство за Гхора.

Счастливый почин.

Ночь шествует по планете, движется с востока на запад, погружает в сон одну страну за другой. В ночи трудятся машины, накапливая электронные сигналы, приходят одно за другим сообщения. Камчатка и Якутия предпочли Зарека, Япония - Гхора, Индонезия - Зарека, многолюдный Китай - на три четверти ва Гхора. Теперь Зарек отстал, он далеко позади. Лада не знает, радоваться ей или горевать.

На очереди Индия - родина Гхора. На земляков он возлагает большие надежды, думает закрепить победу.

Но Индия голосует вразнобой и даже с преимуществом Зарека, а Сибирь выравнивает шансы. Голосование как бы начинается сначала. Решают Россия, Африка, Европа.

Лада достает из ратоприемника ужин, ставит перед Гхором, уговаривает поесть. Он отворачивается, и Лада не притрагивается тоже. Стоит за спинкой кресла, обнимает мужа, подбадривает, а сама себя терзает: "Неужели мой голос решающий? Вот ужас-то! Лучше бы воздержалась!"