Жозеф Кессель - Яванская роза

• Название: Яванская роза
• Автор: Жозеф Кессель
• Издательство: Гуманитарное агентство «Академический проект»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7331-0031-1

Оба произведения члена Французской Академии Жозефа Кесселя (1898–1975), впервые переведенные на русский язык, — о трагедии любви и странностях человеческих отношений.

Роман «Дневная красавица» получил вторую жизнь благодаря одноименному фильму режиссера Луиса Бунюэля, где в главной роли снялась французская киноактриса Катрин Денев. В романе «Яванская роза» — та же тема трагической любви и разрушительной страсти.

---

— А Ван Бек?

— Я его не видела. Я не хочу его видеть.

— Но тогда же? Ты одна… ты одна целый день?

— К счастью!

— Ты не выходишь?

— Я никого не знаю в этом городе.

— Но чем же ты занимаешься?

Флоранс посмотрела на меня долгим взглядом, словно на ребенка, неспособного понять очевидное.

— Я думаю о тебе и все глубже впускаю тебя в свое сердце.

Ответ Флоранс лишь усилил мою неловкость. И неловкость стала совсем невыносимой, когда, подчиняясь женской рабской сущности, метиска попросила:

— Позволь мне раздеть тебя?

В ее просьбе было столько естественности и серьезности, что я не осмелился возражать.

Флоранс расшнуровала мои сапоги, сняла портупею. Ее длинные руки, выточенные с невыразимой изящностью, нежно освободили мое тело, и я вновь познал с ней в постели ее наивную греховность.

Затем сразу, как доверчивое животное, она заснула возле меня.

Сколькими бессонными ночами заплатила она за этот абсолютный, похожий на смерть отдых? Какой лабиринт тоски, одиночества и отчаяния испытала эта дикая девочка, чью неподвижную и нежную грудь ощущал я на своем боку? Какую ношу бездумно и непредусмотрительно возлагал на себя?

Некоторое время я пытался организовать заранее, продумать свои отношения с Флоранс. Но усталость сумасшедшей недели прервала ход моих мыслей. Вскоре, как и Флоранс, я стал бессознательной массой.

Не знаю, кто из нас двоих сделал жест первым, не осознавая, что делает, но мы вышли из состояния сна сплетенные друг с другом.

Когда конвульсии удовлетворения, еще крепче слившие нас в объятиях, затихли, а наши тела, внезапно оторвавшись друг от друга, вновь получили способность ощущать себя, меня охватило нечто вроде паники.

Я проспал столько, сколько не спал со времени прибытия в Шанхай. Истощение, опьянение больше не защищали меня от мыслей. Предельная ясность, которой не было в течение всей сумасшедшей недели, позволила мне точно оценить позицию, в которую я поставил себя по отношению к Флоранс. И я вздрогнул. Я собственными руками выковал свои цепи.

Пока я ее не видел в Шанхае, я мог приписать неожиданности и неведению мое отношение к ней. Ложь сэра Арчибальда, загадки на судне, вызов Ван Бека, желтый туман, наконец, — все способствовало тому, что я снял с себя ответственность. Чаяния Флоранс, ее безрассудная любовь — я чувствовал себя свободным от этого, я мог переложить это на нее.

Но теперь…

Я неожиданно только что дал поручительство, дал Флоранс право надеяться.

Признаюсь ли я перед этим нежным и взволнованным лицом, перед этим лицом, светящимся благодарностью и гордостью, что только под парами алкоголя и гонимый плотским вожделением, обманутый другими жертвами, я оказался у нее?

Если среди всех удовольствий и занятий, которыми, как Флоранс догадывалась, была наполнена моя жизнь в Шанхае, если, несмотря на предостережения сэра Арчибальда, я пришел к ней, значит, я любил ее. Так думала, чувствовала Флоранс и не могла думать иначе.

В эту минуту я понял с такой отчетливостью, ощутил с такой потрясшей меня остротой, нет, не жалость к ней, а страх за себя.

Я увидел, что моей свободе угрожает гибель, моей свободе, ради которой я готов был даже на преступление.

Чисто физическое ощущение страха заставило меня вскочить с кровати. Мне казалось, что каждая минута, проведенная возле Флоранс, наполняла материальным весом оковы, которые и так уже были слишком тяжелы.

— Ты покидаешь меня, любовь моя? — спросила метиска. — Жизнь моя!

Эти два слова, на которые до сих пор я не обращал внимания, показались мне вдруг невыносимыми.

— Почему ты меня так называешь? — спросил я, наполнившись яростью, что было, знаю, отвратительно, но мне надо было ее излить.

И я ожидал, что ответ Флоранс даст мне для этого повод, хотя бы ничтожный и несправедливый.

Ее простота, ее искренность не дали мне никакого повода.

— Как я могу тебя называть иначе? — ответила метиска. — Разве ты не в самом деле моя жизнь? У меня нет никого на свете, кроме тебя. Я хотела бы, чтобы все мужчины, кроме тебя, умерли.

На мгновение мне послышалось безжалостное звучание голоса Флоранс, когда она крикнула „Иди!" старому куруме на пороге его смерти.

На секунду я измерил степень возмущения, ненависти к миру, в который ее привели обстоятельства кровосмешения, внебрачного рождения, детство, проведенное в ледяном монастыре, ее ненужная красота, ее бедное существование. И я догадался, что сила ее любви ко мне вызывалась не мною, а ее потребностью в радости, тепле, освобождении и что она была переполнена этим, необратимо доведена до исступления.

И я испугался еще больше и подленько искал защиты.

— Это неправда, — воскликнул я, — ты не одна! У тебя есть сэр Арчибальд, твой отец. Он любит тебя, он говорил мне.

— Да, но еще больше он стыдится меня. Если бы ты только знал, как он прятался, чтобы встретиться со мной, когда я была маленькой. А там, у сестер, не он говорил со мной, а Ван Бек, всегда Ван Бек. А мой отец дрожал и отворачивал лицо.

— Ты знала, что авансом была продана Ван Беку?

Зачем я задал этот вопрос Флоранс и выбрал эти грубые слова, такие гнусные? Хотел ли я попросту унизить ее, напомнить, в каком состоянии я ее встретил, и тем самым лишить ее всякой попытки быть требовательной?

Или же доказать самому себе, что я ничего не был должен женщине, которой нечего терять?

Должно быть, я подчинился и тому и другому мотиву.

Когда мужчина хочет сохранить полную свободу, отказываясь пожертвовать хотя бы чем-нибудь из своих удовольствий и страстей, он вынужден пойти на подобные извороты.

Впрочем, эта уловка не помогла.

Флоранс сумела найти в своей искренней наивности, в неподкупности своего сердца слова, которые опрокинули мои жалкие увертки, отговорки, мою осмотрительность и предосторожности, так как она этого не понимала.

— Ван Бек и мой отец, — сказала Флоранс, — никогда не ставили меня в известность о своих сделках. Но я догадалась сама: я была уверена, что Ван Бек овладеет мной.

— И тогда? — спросил я.

— Тогда… — повторила Флоранс, не понимая.

— Что ты думаешь делать?

Флоранс взглянула на меня с мягким удивлением и ответила:

— Что могу я сделать, жизнь моя? Согласиться. Это все.

— Что? Ты не стала бы сопротивляться?

— Сопротивляться? Как? У меня нет семьи, профессии, я никого не знаю… я всего лишь метиска.

Я воскликнул, на этот раз искренне и с ребяческим пафосом:

— Лучше смерть!

— Я не хочу умереть, — сказала серьезно Флоранс. — Я еще не начала жить…

Внезапно она замолчала, глубоко, сильно вздохнула, отчего ее голые груди всколыхнулись чудесным волнообразным движением. Затем она продолжала с таким жаром, что я вздрогнул:

— Это неправда. Это неправда. Я начала жить с тобой. Ты пришел, жизнь моя, и ты меня освободишь навсегда, навсегда.

Несмотря на все мои жалкие усилия, я чувствовал, как путы, словно смола, все больше схватывали меня. Я попытался освободиться в последний раз.

— Послушай, — сказал я почти сурово, — не строй иллюзий. Я взялся довезти тебя до Марселя и больше ничего.

Флоранс, улыбаясь, встряхнула головой. Я редко чувствовал себя так неловко, как перед мужеством и нежностью этой улыбки.

— До Марселя! — сказала Флоранс, как во сне. — Шесть недель вместе на одном судне. Возможно ли это? Это слишком… слишком прекрасно!

У меня не хватило слов, чтобы ответить. Я пошел в ванную.

И, только попрощавшись с Флоранс, я увидел, как надломились ее душевные силы, которые, казалось, ничто не могло надорвать.

Когда я торопливо поцеловал ее, нечто вроде животного страха, детского ужаса исказили лицо метиски. Она судорожно прижалась ко мне, прошептав:

— Ты скоро придешь снова?

— Ну, разумеется, — ответил я с твердым убеждением не приходить к Флоранс, прежде чем „Поль Лека", на который мы должны сесть в конце месяца, покинет Шанхай.

Я собирался подать знак нанятому шоферу, когда понял, что меня зовут:

— Господин лейтенант!.. Господин лейтенант!

Я с радостью узнал юнгу с „Яванской розы", но он, казалось, не был доволен встречей со мной. Вместо того, чтобы расцвести как это было при моем приближении на судне, его маленькое неподвижное лицо выражало опасение и странный гнев.

Мальчик отошел от скопища тележек рикш, за которыми он стоял, и направился в переулок.

Коротким жестом он велел мне следовать за ним: любопытство побудило меня подчиниться.

— Ну и к чему столько таинственности? — спросил я, догнав его.

Маленький малаец вперил в меня полный упрека взгляд.

— Я говорил тебе, — прошептал он, — оставить девушку-метиску.

— Это не твое дело! — ответил я нетерпеливо.