Лев Гурский - Опасность

• Название: Опасность
• Автор: Лев Гурский
• Жанр: Политический детектив

Книга писателя Льва Гурского написана в жанре политического детектива. Труп, найденный в московской квартире, – лишь звено в цепи загадочных событий, в разное время происходивших в России и за ее пределами. Расследование поручается капитану Максиму Лаптеву, уже известному читателю по роману Гурского «Убить президента».

---

– Да не помню я уже! – раздраженно произнесла мадам Полякова. – Вроде был. Говорю же – зубы у Саньки болели…

– Ясненько, – пробормотал я, хотя никакой ясности у меня еще не было и в помине. – А адрес свой алма-атинский оставила она?

– Пока вроде нет, – ответствовала Софья Павловна. – Сказала, что, пока не устроится, писать ей можно на Главпочтамт, до востребования.

– Ага, – кивнул я. – Так, может быть, вы фамилию этих ее алма-атинских родичей знаете? Или там слышали случайно…

Госпожа Полякова честно наморщила свой лоб. Вернее, лобик.

– Сафроновы, – проговорила она наконец. Это было уже кое-что. Тем не менее я счел нужным переспросить:

– Точно Сафроновы?

– Точно, – обнадежила меня хозяйка. – Или Сафаровы.

Вероятно, лицо мое в этот момент разговора страдальчески перекосилось, потому что несколько минут после этого Софья Павловна говорила со мною участливым тоном, как с человеком, отягощенным каким-либо недугом. Должно быть, такую мину на своей мордочке носила малолетняя Санька, когда мучилась зубами.

– Сафроновы или Сафаровы?! – выдохнул я, стараясь, чтобы мой голос не сорвался на крик.

– Сафроновы или Сафаровы, – успокаивающим тоном произнесла мадам Полякова. – Точно, одно из двух. В крайнем случае Сухаревы. Но, по-моему, все же не Сухаревы. Такая вот фамилия, нерусская.

Я сделал глубокий вдох. Потом выдох. Вдох – выдох, вдох – выдох. Гимнастика для нервов по системе йогов. В какую-то секунду мне почудилось, будто Софья Павловна тонко надо мною издевается. На мгновение я даже остро пожалел о своей травоядности; секундный позыв немедленно заорать дурным голосом и пальнуть из своего «Макарова» в потолок мне удалось быстро ликвидировать. За каких-то несчастных пять-шесть вдохов-выдохов. Хорошую гимнастику придумали индусы.

– Сафроновы, получается, – нерусская фамилия? – медленно-медленно прошептал я.

– Да ведь не Ивановы же! – убежденно ответила мне мадам Полякова. – Татары, надо полагать. Какая там нация в Алма-Ате проживает?

Софья Павловна отнюдь не издевалась надо мной. И бестолочью она, судя по всему, тоже не была. Просто-напросто ей было наплевать на все, что выходило за пределы ее дома, ее кухни, ее детей. Она даже честно соглашалась помочь хмырю из ГБ. И помогала, чем могла. Я вдруг посочувствовал лично не знакомому мне товарищу Бабушкину. Кажется, я начинал догадываться, за каким чертом этот сосед прикупил себе саблю и сдернул отсюда подальше…

– Хорошо, – проговорил я после некоторой паузы. – Подведем итоги. Значит, Селиверстова с Лебедевым уехали в Алма-Ату. Но Лебедева в этот его приезд сюда вы сами не видели. И адреса их теперешнего, в Алма-Ате, вы не знаете. И фамилию родственников тамошних вы не помните… Но хоть за название города вы ручаетесь?

– Что я, дура какая-нибудь?! – возмутилась мадам Полякова. – Ольгуша и на бумажке все написала, чтобы я не забыла… – С этими словами она выдернула из-за спины Саньку и приказала: – Ну-ка, неси дяде ту бумажку, которую баба Оля нам оставила! Мигом!

Санька с радостным взвизгом выскочила из кухни и умчалась. Послышались треск, звон, что-то покатилось по полу и посыпалось, но в конце концов довольная девчонка вновь появилась на кухне, держа в руках замурзанный клочок.

Я осторожно, как музейный экспонат, взял бумажку. На ней действительно было написано: Алма-Ата, Главпочтамт. До востребования. Селиверстовой О.Д. (для Лебедева В.Д.). Почерк был мелкий, аккуратный.

Вытащив из кармана блокнот, я печатными буквами переписал этот, с позволения сказать, адрес на отдельный листок. Листок протянул Софье Павловне, а оригинал припрятал. Пусть лучше хранится у меня. Плохонькая, да улика.

– Ладно, – произнес я, стараясь не слишком выказывать хозяйке своей досады столь ничтожным результатом переговоров. – Спасибо вам за помощь. Вы сообщили мне очень ценные сведения.

Мадам Полякова засмущалась, но потом спохватилась. С большим запозданием она вспомнила, что с КГБ следует держать ухо востро.

– А чего это вы Ольгушу с Валей ищете? – с тревогой осведомилась она. – Уж не случилось ли, часом, с ними чего-нибудь?

Я придал своей физиономии строго официальное выражение.

– Потому и ищем, чтобы не случилось, – авторитетно заверил я. Кстати, это было чистейшей правдой. Во всяком случае, по отношению к Лебедеву. Я искренне надеялся отыскать его раньше, чем это сумеют сделать другие. Кто-то вроде блондинчика с рукастым.

Моя туманная формулировка вполне устроила Софью Павловну.

– Ну, и слава Богу, – певуче проговорила она. – Хорошие ведь люди, что Ольга, что Валентин. Только, жаль, невезучие. И сынок их, Юраша, сгорел совсем молоденьким…

Я сочувственно кивнул. Из разговора с Селиверстовым-мавзолейщиком я уже знал, что сын Ольги Денисовны умер рано. И, по убеждению хранителя мумии, произошло это вследствие недостатка отцовской заботы.

– …И внучок их, Петруша, сиротинушка, пошел по кривой дорожке…

На секунду я оторопел. Ни о каком внуке, тем более выбравшем кривую дорожку, я и понятия не имел. До сих пор я был убежден, что сын Ольги Денисовны и Валентина Дмитриевича ушел из жизни в том нежном возрасте, когда еще трудно завести своих детей.

– Постойте-ка, Софья Павловна, – я попытался собраться с мыслями. Появление внука придавало всей истории новый поворот. – Какой еще Петруша? Разве этот Юраша не умер молодым?

Мадам Полякова всплеснула руками:

– Ой, батюшки, заговорилась я! Просила ведь меня Ольгушка, умоляла: о внуке – ни слова! Совсем забыла, голова дырявая…

– О внуке – ни слова! – важно надувая щечки, повторила, как магическое заклинание, Санька. И, передразнивая кого-то, унылым свистящим шепотом зашелестела, набирая темп: – Никому не говори, Софа, никому не говори, Софа, никому-никому-никому-никому-никому…

– Заткнись, паршивка! – крикнула мадам Полякова и попыталась по привычке заткнуть Саньку подзатыльником. Однако девчонка уже была начеку, и потому легко увернулась от материнской ладони, вскочила на стол, затем перемахнула на кухонный шкаф. Оттуда эта обезьянка важно произнесла все тем же шепотом, с легким завыванием в голосе:

– Вопрос жизни и смерти!

Вслед за этим Санька сбросила со шкафа запыленную жестяную миску, которая со свистом пронеслась над нашими головами и улетела в кухню номер один. Звон и грохот подтвердил прицельность попадания. Совершив эту диверсию, мартышка Санька ускакала. Подпольщики в книгах про гражданскую войну, насколько я помню, уходили к Котовскому огородами. Санька же удирала исключительно шкафами. С одного на другой, с другого на третий. И – на волю, в пампасы!

– Вот я тебе ухи-то надеру! – запоздало крикнула вслед Тарзанке донельзя огорченная Софья Павловна. Но угрозы ее могли услышать теперь только кухонные шкафы да я.

Когда вопли и грохот кастрюль стихли, я сказал:

– Значит, внука их зовут Петром. Я правильно вас понял?

На мадам Полякову жалко было смотреть. В кои-то веки ей доверили настоящий секрет и упросили хранить от посторонних. И вот пришел посторонний любопытный тип и все сразу узнал.

– Документы покажите, – мрачно заявила мне Софья Павловна. – Может, вы не оттуда, откуда сказали.

Я немедленно показал свою книжечку.

– Софья Павловна, – увещевающим тоном обратился я к хозяйке, пока та ожесточенно изучала мой документ. – Ведь и правда речь идет о жизни и смерти. Кто-то охотится за Валентином и за Ольгой, и если мы их не защитим – никто не защитит.

Разумеется, я немного слукавил. На самом деле, у меня не было никаких данных о том, что кто-то и впрямь охотится за Селиверстовой. Зато Лебедев – уж точно в опасности. Судя по всему, кто-то очень старался пополнить им мертвую компанию Фролова и Григоренко. Черт побери, как много вокруг меня последнее время этих иксов и игреков! Слишком много, перебор. Кто-то нанимает блондинчика и рукастого. Кто-то убивает Машу Бурмистрову. Кто-то отправляет телефонограмму, благодаря которой меня чуть не превращают в решето… Не арифметика, а чуть ли не высшая математика! Задача со многими неизвестными… Или все-таки с немногими? Но тогда все еще больше запутывается.

Мадам Полякова вернула, наконец, мне мои корочки и недовольным голосом произнесла:

– Ну, внука Петрушей зовут. А вообще-то я мало что знаю…

Теперь каждое слово приходилось вытягивать из нее клещами. В результате многочисленных моих понуканий и мадам-поляковских отнекиваний я стал счастливым обладателем весьма скупой информации о судьбе потомства Селиверстовой-Лебедева.

Юрий, сын Валентина Дмитриевича и Ольги Денисовны, родился в годы войны и действительно умер от пневмонии. Но только не во младенчестве, как я думал, а уже в середине 60-х, успев подарить бабушке внука. Дедушки Вали тогда как раз поблизости не было – он занимался своею физикой в столице, временно забыв о своей первой любви (эту часть истории лебедевской подлости я уже слышал в изложении Селиверстова-из-мавзолея). В результате чего внучок Петруша был отправлен в Москву, учиться в суворовском училище, с перспективой армейской карьеры в последующем. Долгое время Лебедев-дедка и не подозревал о наличии внучка в том же городе, где жил сам, а когда именно узнал – про то Софья Павловна в точности не знает уж сама. Короче говоря, сейчас Селиверстов-самый-младший, которому уже стукнул тридцатник или около того, проживает в столице. С дедкой? Общается. Впрочем, подробности мадам Поляковой неизвестны. А что известно? Что пошел Петр свет Юрьевич по кривой дорожке.