Александр Шубин - 1937. АнтиТеррор Сталина

• Название: 1937. АнтиТеррор Сталина
• Автор: Александр Шубин
• Жанр: Политика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-39741-9

«Революция пожирает своих детей» — этот жестокий исторический закон не знает исключений. Поэтому в 1937 году не стоял вопрос «быть или не быть Большому Террору» — решалось лишь, насколько страшным и массовым он будет.

Кого считать меньшим злом — Сталина или оппозицию, рвущуюся к власти? Привела бы победа заговорщиков к отказу от политических расправ? Или ценой безжалостной чистки Сталин остановил репрессии еще более масштабные, кровавые и беспощадные? И где граница между Террором и Антитеррором?

Расследуя трагедию 1937 года, распутывая заскорузлые узлы прошлого, эта книга дает ответы на самые острые, самые «проклятые» и болезненные вопросы нашей истории.

---

Николаев уже несколько месяцев вынашивал планы убийства. 15 октября его задержали у квартиры Кирова, но Николаев убедительно объяснил свой визит: незаконно уволенный с работы партиец, он ходатайствовал о предоставлении ему какой-нибудь должности. Найденный у Николаева пистолет принадлежал ему законно. Николаева отпустили. 1 декабря он пришел в Смольный для того, чтобы получить билет на собрание партийного актива, где должен был выступать Киров. Он ходил из кабинета в кабинет, знакомые, которых у него было немало по партийной работе, так и не выдали ему билета.

В этот день Киров не должен был присутствовать в Смольном, но он изменил свои планы и заехал ненадолго. Охранник Кирова Борисов немного отстал, перемолвившись с сослуживцем. Киров повернул за угол и услышал за спиной торопливые шаги…

Узнав о выстреле, Сталин проговорил одно слово: «Шляпы!» Немедленно была сформирована группа высших партийных руководителей, которая под строжайшей охраной выехала в Ленинград. Перед отъездом лидеры партии написали и оперативно приняли постановление президиума Верховного совета о борьбе с терроризмом. Дела о терактах теперь следовало вести ускоренным порядком. А. Кирилина считает: «Его авторами владело одно чувство — ярость»[187]. Добавим — и страх. Если открыт сезон охоты на вождей, то кто следующий? 5 декабря, когда указ был доработан, было объявлено, что дела о терроризме будут слушаться без участия сторон и даже подсудимых. Как в Гражданскую войну — некогда разбираться, надо перебить всех подозреваемых, чтобы виновник не ушел.

Сталин допросил Николаева. Тот утверждал: «Все это я подготовил один, и в мои намерения никогда я никого не посвящал». На допросе 1 декабря убийца объяснил свои мотивы: «Оторванность от партии… мое безработное положение и отсутствие материальной помощи со стороны партийных организаций». Николаев надеялся, что его выстрел может «стать политическим сигналом перед партией, что… накопился багаж несправедливых отношений к живому человеку со стороны отдельных государственных лиц»[188]. Отдельных лиц, а не системы. В Смольном поговаривали о романе между Кировым и женой Николаева. В своем дневнике он написал: «М., ты могла бы предупредить многое, но не захотела»[189]. Жена Николаева Мильда Драуле сразу же после убийства оказалась в руках НКВД, ее допрос начался через пятнадцать минут после выстрела[190]. Не к Мильде ли приезжал Киров в Смольный, не у себя ли в кабинете назначил он встречу?

Но основные мотивы, зафиксированные в дневнике, — все же социальные. Николаевым владело отчаяние. Ведь он был тем самым безработным, которых в СССР официально не было с 1930 г. В своем письме к Политбюро накануне покушения Николаев писал: «Для нас, рабочего люда, нет свободного доступа к жизни, к работе, к учебе… Везде, где я только желал через критику принести пользу дела… получал тупой отклик… Я прошу предоставить мне в первую очередь и в самом ближайшем времени санаторно-курортное лечение, но если нет этой возможности, то я должен бросить веру и надежду на спасение»[191]. Помогут — прощу все, даже роман партбосса с женой (если Николаев в него верил). Не помогут — убью. Из личных мотивов вытекали политические. В своем «Политическом завещании» («Мой ответ перед партией и отечеством») Николаев писал: «Как солдату революции, мне никакая смерть не страшна. Я на все теперь готов, а предупредить этого никто не в силах. Я веду подготовление подобно А. Желябову… Привет царю индустрии и войны Сталину…»[192]

Это был бунт доведенного до отчаяния маленького человека, вечного персонажа российской истории и литературы.

Николаев — маленький человек из партийной среды. Он типичен и этим страшен. Таких выброшенных на обочину неуравновешенных и обиженных людей миллионы, это — целый социальный слой, и каждый его представитель может оказаться смертельно опасным. Сигналы об этом партийное руководство получало давно. Так, в 1929 г. ЦКК рассматривало дело некоего коммуниста, который жаловался: «У меня, в угоду антисоветским элементам, как у буйно-помешанного, было отобрано огнестрельное и холодное оружие, причем соответствующий врач, очевидно за взятки, дал соответствующую справку… ОГПУ почему-то оказывалось слепым орудием в руках указанного антисоветского элемента… Право на оружие (я) заслужил своим активным участием в Гражданской войне, в которой потерял свое здоровье… На меня очевидно смотрят как на отработанное пушечное мясо…»[193] Пока «герой Гражданской войны», которого «незаслуженно» объявили буйно-помешанным, нападает на своих соседей и медицинских работников. Но уже критикует ОГПУ и ЦКК. А кого он возненавидит завтра, когда его требования не будут удовлетворены? Это — разоруженный Николаев, слишком темпераментный. А сколько было не разоруженных, «не раскрытых».

Маленькие люди — герои Гражданской войны. Пользуясь связями среди товарищей по партии, они могут преодолеть препоны охраны и выстрелить в кого угодно — в Сталина и его ближайших единомышленников. Вычистить этих людей из партии, из правящей элиты — это, оказывается, значит не решить проблему, а только обострить ее. Вероятно, в это время в голове Сталина стал складываться план чистки не просто от оппозиции, а от целых социальных слоев, которые не нашли своего места в новой социальной структуре. В социалистическом обществе не должно быть социального «отребья», маргиналов, людей без «места» — питательной среды оппозиционных движений.

По прибытии Сталина в Ленинград ему сообщили, что незадолго до убийства в НКВД поступил сигнал о подготовке покушения на Кирова организацией «Зеленая лампа». Источником была осведомительница М. Волкова, отличавшаяся страстью к повсеместному разоблачению «врагов народа». Сигнал проверялся, не подтвердился, после чего Волкову отправили в псих-лечебницу. Сталин отнесся к сигналу Волковой серьезно, ее вызволили из дома скорби и представили пред очи вождя. Показания Волковой были снова проверены и потом снова не подтвердились. Но на какое-то время версия заговора против Кирова получила подтверждение. Сталин соответствующим образом ориентировал следствие. Отъезжая в Москву 3 декабря, Сталин снял с постов руководителей Ленинградского НКВД как за сам факт провала, так и на случай, если они причастны к организации покушения.

Организация была нужна и НКВД, чтобы доказать — не такие мы уж «шляпы». Если убийство готовил не «маленький человек», а разветвленная организация, провал не так позорен.

Если Сталин в дальнейшем доказывал, что Киров пал жертвой заговора троцкистов, то Троцкий сразу же стал намекать, что тут не обошлось без заговора Сталина. Эту версию затем принял Хрущев. Причем версия Троцкого обосновывалась теперь с помощью аргументов Сталина — охрана Кирова была так плохо поставлена, что тут явно не обошлось без сознательного попустительства убийце. Была бы террористическая организация, а заказчик найдется.

Решающим аргументом стало действительно загадочное событие: «Крайне подозрительным является то обстоятельство, что, когда прикрепленного к Кирову чекиста Борисова 2 декабря везли на допрос, он оказался убитым при «аварии» автомашины, причем никто из сопровождающих его лиц при этом не пострадал»[194].

Гибель охранника Борисова является главным аргументом в пользу версии широкого заговора с целью убийства Кирова. Это событие тщательно исследовалось Комиссией Политбюро в 60-е гг. Верховный суд вернулся к этой проблеме в 1991 г. Научный анализ этого инцидента провела А. Кирилина. Выводы неутешительны для версии заговора: Борисов сидел у борта полуторки, когда сломалась рессора. Машину бросило в сторону, она ударилась о стену дома. О нее же ударилась голова Борисова[195]. Убить Борисова, чтобы замести следы, было бы самоубийством — гибель охранника подтверждала почти неопровержимо, что за спиной Николаева стоит разветвленный заговор, проникший даже в НКВД. И если сейчас доступные факты позволяют склоняться к версии о трагической случайности, то в декабре 1934 г. поверить в нее Сталин не мог. И не поверил.

Но Николаев сообщников и руководителей не выдавал. Следователи столкнулись с человеком, находившимся в тяжелом психологическом состоянии: «Он буквально каждые пять минут впадал в истерику, а вслед за этим наступало какое-то отупение, и он молча сидел, глядя куда-то в одну точку»[196]. Николаев кричал в тюрьме, что его мучают. Это, однако, еще не означало пыток, особенно если учесть психологический склад заключенного. Пока Сталин предпочитал тактику «пряника», которая не исключала последующего «кнута»: «Кормите его, чтобы он окреп, а потом расскажет, кто им руководил, а не будет говорить, засыпем ему — все расскажет и покажет»[197]. Сталин, таким образом, заинтересован в выяснении истины (что было бы опасно, если Сталин сам «заказал» Кирова), но не требует «выбивать» из Николаева фамилии именно зиновьевцев (в дальнейшем — главных обвиняемых). Однако в области агитации выбор уже был сделан. Раз за Николаевым стояла организация, лучше всего на эту роль подходили именно зиновьевцы. Николаев во многом повторял лозунги левой оппозиции, которая в Ленинграде была представлена в первую очередь зиновьевцами. Конечно, Николаев мог и сам дойти до тех же несложных выводов, как и левые. Но логичнее было бы предположить, что его идейная эволюция происходила под влиянием оппозиционных взглядов, циркулировавших в северной столице. Пока Николаев был доволен жизнью, он, как и большинство партактива, поддерживал генеральную линию. Но теперь, когда наступило похмелье, Николаев начал повторять аргументы оппозиции. После Первой пятилетки такую эволюцию прошли миллионы людей. Даже если организации террористов нет, есть оппозиционная организованная среда, которая вырастила фанатика-террориста.