Рагим Гусейнов - Ключ дома твоего

• Название: Ключ дома твоего
• Автор: Рагим Гусейнов
• Жанр: Русская классическая проза

---

Бадисаба-ханум вышла не скоро. Молча села она в коляску и, дожидаясь своих подруг, сидела сзади в углу, низко опустив голову под черным покрывалом, по колыханию которого трудно было понять, плачет она или смеется.

- Что с ней? - взволнованно спросила Яшма - ханум.

Но молчала Бадисаба-ханум, отвернув лицо. Слеза, тяжело выкатившаяся из левого глаза, медленно стекала по щеке. Яшма-ханум по-своему истолковала это молчание. В мгновение преобразилось ее лицо, гнев и злоба исказили его.

- Я этому Садияру глаза бесстыжие выколю, не успокоюсь, пока сердце его не вырву из груди и не брошу на съедение собакам. Проклинаю его ...

Но не договорила она. Резко повернулась к ней Бадисаба-ханум и, приподняв левую руку, легким, но властным жестом остановила ее.

- Не проклинай, возьмешь грех на душу. Садияр-ага здесь не при чем. сказала она.

- Но где Айша? Ты видела ее? Она не больна? Почему она не вышла?

- Айша в доме у матери Садияра. И жива она только благодаря ему.

- Не понимаю.

- Больше я ничего не скажу. Горе слишком большое, чтоб о нем говорить.

- Не понимаю, о чем ты говоришь, Бадисаба, о каком таком горе? Я целую неделю не сомкнула глаз, столько слез пролила.

- Айша не вернется больше к нам. Мы потеряли ее, возможно навсегда. И это наша вина.

- Но почему? Скажи мне правду, Бадисаба.

- Не могу.

- Почему?

- Иногда правда страшней любого вымысла. - И уже тише добавила, слегка нагнувшись в сторону Яшма- ханум, - не спрашивай больше ни о чем, Яшма. Умоляю тебя, не спрашивай. Садитесь, у нас еще долгий путь.

- Без Айши я не вернусь, - попыталась снова возразить Яшма-ханум, но гневный взгляд Бадисаба-ханум сломил ее сопротивление.

- Садись, я сказала. Айша останется здесь, если ты не хочешь, чтобы пролилась большая кровь. Так надо, пойми.

И поняла Яшма-ханум, что произошло что- то столь ужасное, что сломило дух даже бесстрашной Бадисаба ханум, которая наравне с мужчинами могла гарцевать на коне, метко стрелять из ружья. Все помнили, как бесстрашно вела себя она, когда несколько лет назад армяне напали на село. Бой тогда был страшный, много людей полегло с обеих сторон. Тяжело приходилось мужчинам, с каждым часом чувствовалась нехватка боеприпасов, все реже и реже стали отвечать они на вражеский огонь, экономя каждый патрон. И тогда, среди сизого дыма, вспышек выстрелов и свиста пуль, словно призрак показался силуэт женщины на черном коне. Зачарованно смотрели мужчины на нее, а она, Бадисаба- ханум, подъехав к своим братьям и мужу, высыпала перед ними целый подол патронов и так же прямо держась в седле ускакала обратно. Десятки выстрелов прозвучали ей вслед, но ни одна не задела ее.

А сейчас эта гордая женщина, снова прикрыв голову своим темным калагаи, молчала. И тогда Яшма-ханум вместе с сестрой своего мужа, покорно села напротив Бадисаба-ханум. Коляска покатила в сторону Вейсали, унося вместе с сидящими здесь женщинами тайну, известную лишь одной из них.

...

О чем рассказала Бадисаба-ханум своему мужу осталось не известным, но когда, спустя некоторое время, Гара Башир вышел на крыльцо своего дома, к людям ожидавшим его, лицо его было черным от горя. Глазами побитой собаки он молча посмотрел на своих родичей, друзей и соседей. Как от тяжести согнулись плечи, словно пьяного качало его из стороны в сторону. Облокотившись о перила, чтоб не упасть, он медленно переводил глаза с одного лица на другое, пока не встретился взглядом со своим двоюродным братом Фейзуллой, отцом Айши.

- Прости Фейзулла, но Айша больше не вернется в твой дом.

- Но что случилось?

- Прости, этого я не скажу.

- Но я должен знать, я отец.

- Нет. И поверь мне, так будет лучше.

- Кому?

- Всем.

- Ты видел Садияра?

- Он не при чем. И больше, чтоб о нем никто не говорил, - строго сказал Гара Башир и снова медленно обвел взглядом каждого из стоявших во дворе.

- А кто убил Гуламали? - послышался чей- то вопрос.

Гара Башир медленно повернул голову в ту сторону, откуда прозвучал вопрос, долго смотрел на человека, задавшего его, посмотрел так, словно впервые видел его, и ничего не ответил. Он просто повернулся и зашел обратно в дом, закрыв за собой дверь и оставив всех в еще больших сомнениях и догадках, чем прежде.

Никто в Вейсали не смел перечить Гара Баширу, и потому, даже шепотом, между соседями, не упоминалось отныне имя Айши. Никто не стремился больше в Сеидли увидеть ее еще раз - кареглазую непоседу, вечно бегущую вприпрыжку по тропинке за водой с большим медным кувшином за спиной, искрящуюся счастьем, разгоняющую тоску своим звонким смехом, наполняющую радостью сердце каждого своим чудесным пением.

Погрузилось в печаль Вейсали без своей соловушки. Закатилось ее солнце для них.

Глава третья.

Убийцу Гуламали так и не нашли, хотя следствие по этому поводу велось. Уже к вечеру, когда труп убитого был привезен в Вейсали, из Казаха в легкой карете, запряженной парой гнедых, приехали два человека, следователь и тюремный врач, для обследования трупа. Их сопровождал конный конвой.

Родственники Гуламали были недовольны вмешательством следователя. Особенно им не понравилось, когда он обратился к врачу с требованием осмотреть труп. Этот русский доктор на ломаном местном языке, который он выучил за годы своей работы в Закавказье, постоянно общаясь с местными заключенными, простыми людьми, которые часто не понимали, за что их так строго наказали, попросил всех покинуть комнату, куда уложили убитого, омытого в маленькой деревенской мечети и завернутого в кефан.

- Но это необходимо, - обращался к ним следователь, совсем еще молодой, безусый юноша, уже не раз жалевший, что его так далеко занесло, оторвало от родного имения, что недалеко от Вологды, от петербургских друзей сокурсников, от цивилизации, в этот край туземных, диких обычаев, к этим темным, необразованным людям, рядом с которыми он всегда чувствовал себя неловко, - поймите, без этого я не смогу начать дело. Это предписание циркуляра.

Но не понимали его вокруг. Особенно женщины, для которых попытка русского врача открыть лицо убитого было воспринята столь болезненно, что они с воем и ужасом в глазах бросились на тело покойного, прикрывая его, и грозились убить каждого, кто посмеет нарушить закон предков, не позволяющий открывать кефан вплоть до того момента, пока тело не будет опущено в вырытую для него могилу. И проклинали они своих мужчин за их бессилие и покорность. И только приход Гара Башира положил этому конец.

- Слушай, уважаемый Ага, - обратился он на русском языке, который выучил за время учебы в Тифлисе в пансионе княгини Ольги Леонтьевой. В этот пансион его отвез дядя Хафиз, родной брат матери, по просьбе его отца, и, заплатив золотыми рублями на год вперед, оставил его, восьмилетнего, не по годам серьезного, на попечение пожилой женщины. В этом пансионе он провел три года, но неожиданная смерть отца не позволила ему продолжить образование в Горийской семинарии, как это было решено вначале. Учеба для него закончилась, дома его ждали мать и младшая сестра. Он, старший в доме, теперь отвечал за них. - Не нужно никакого врача, - продолжал Гара Башир. Разве нужен врач человеку, у которого пулей снесло половину головы?

- Но он должен дать мне медицинское заключение, - возразил следователь.

- Пусть дает.

- Но как?

- А как надо?

- Надо, чтобы врач описал все, что видит!

- Пусть он и пишет то, что видит.

- Но он ведь ничего не видит, вы не даете ему эту возможность!

Гара Башир внимательно посмотрел на пожилого врача, который за все это время не произнес ни слова и тихо стоял у дверей комнаты, где над телом убитого Гуламали причитали женщины. По всему его виду было понятно, что он не раз видел подобные сцены,

- Он сам знает, что делать, не мешай ему, - сказал он следователю и, взяв его под руку, осторожно, но властно, вывел на улицу. - Пойдем лучше к нам домой, это тут недалеко, отдохнем с дороги, перекусим. А доктор, окончив свое дело, присоединится к нам.

Он сделал рукой какой-то знак, и сразу же несколько человек бросились к конвою, помогли этим вооруженным людям спешиться; принесли кувшины и мягкие полотенца, помогли помыться с дороги и отряхнуть с одежды пыль. Затем казаки, поклонившись старейшинам, прошли в палатку, что раскинулась во дворе родителей покойного. Более молодые сельчане отвели и привязали их коней в стойла, не забыв повесить каждому на голову торбу с овсом.

Вскоре доктор Мишин тоже пришел в дом Гара Башира. Разувшись, он по привычке хотел перекреститься, повернувшись к углу, где ожидал увидеть икону, но вдруг, словно очнувшись, смущенно закашлялся и громко произнес: "Мир дому сему". Пройдя в горницу, он молча положил перед следователем, господином Львовым Савелием Петровичем, неуклюже сидевшим на корточках перед накрытой на ковре скатертью с чайными принадлежностями, несколько исписанных листков и, поклонившись в знак признательности за приглашающий жест хозяину дома, опустился на подушки, ловко подобрав под себя ноги.