Уильям Берроуз - Мягкая машина

• Название: Мягкая машина
• Автор: Уильям Берроуз
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-066151-0, 978-5-271-28084-9, 978-5-4215-0859-5

Второй роман великого Уильяма Берроуза — писателя, изменившего лицо альтернативной литературы XX века.

Потрясающее и странное произведение, в котором сюрреалистический талант, впервые заговоривший в полный голос в "Голом завтраке", достиг принципиально новых высот.

Нет ничего святого. Нет ничего запретного.

В мире, где нищета соседствует с роскошью, где власть и могущество — более мощные наркотики, чем алкоголь, секс и героин, возможно все.

Уильям Берроуз, творец миров и реальностей, продолжает путешествие по аду, который мы сотворили сами — и назвали раем…

---

Направились мы в глубь джунглей — порезвиться с головной усушкой… Делается это так: берутся специальные заклинания — ясно? — человек под вашим контролем заточается в собственную голову, и происходит как бы усушка всей ненависти в округе… Трюк хоть куда, однако я, как водится, пожадничал, и в результате не осталось ни одной головы, на которую я мог бы положиться… Разумеется, была обработана вся округа, вот только округи никакой не осталось… Вечно находится тип, который хватит через край и угробит все дело… Короче, сидеть бы мне там сиднем, не дойди до меня слухи о непорочном племени под названием камуйяс, — они заключают в объятия каждого незнакомца и все время ходят голые, как того требует природа, вот я и сказал: «Камуйяс — настоящие живые люди», — и направился туда мимо всех этих бюрократов из Индейской внутренней службы, сомневавшихся в благородстве моих намерений… Однако я поставил их в тупик своими познаниями в майянской археологии и тайном смысле лейтмотива многоножки, а Яесмь был крупный специалист, вот мы и обеспечили себе репутацию ученых и беспрепятственный доступ к чему угодно… Камуйяс — это нечто особенное, все голые, трутся о тебя, как собаки, я мог бы и до сих пор там торчать, если бы не мелкие трения с Индейской комиссией по поводу той церемонии повешения, которую я устроил, рассчитывая с небольшой доплатой заменить старую ходовую часть и обновить свою субстанцию… Короче, они вышвырнули меня оттуда и провели полезную беседу о том, что дело с концом и точка… А я перебрался в воинственное племя аука и ухитрился заполучить в качестве секретного оружия двух здоровых юношей… Затащил этих мальчишек в джунгли, все им откровенно выложил, и один из них пошел мне навстречу и… Избавлю вас от нудных подробностей… Достаточно сказать, что верховья Амазонки заполучили мальчика легкого поведения, а меня затянуло в водоворот всей этой наследственной вражды… Укокошит человек, к примеру, вашего троюродного кузена, и вы уже обязаны разделаться с его прадядюшкой… Я-то через все это уже прошел… На каждого типа, что вы там укокошите, по законом геометрической прогрессии найдутся десять, которые примутся охотиться на вас, а мне это все ни к чему… Вот я и поступил на работу в Тотальную Нефтяную Компанию, и это была еще одна ошибка…

Крысы носились все утро… Где-то к северу от Монтеррея занялись торговлей кокаином… к тому времени тормозили “Кадиллак”… люди… гражданское население… Вот нам и пришлось принять пару деловых предложений и разбогатеть на воюющих сторонах… сомнительным ли путем, законным ли — один и тот же разъебай, только другого цвета, а генерал пронюхал о деньгах… Мы соорудили их идиотский сук дерева и бросили чужеземную кукурузу… мелкий промысел в “Уолгринзе”… Вот мы и объединяем эти 8267 — выкладывали сплошь и рядом, обезьяны… мелодичный трюк, чтобы держать ребят в узде… Я научился управлять Законом 334, вызывающим оргазм с помощью любого образа: Мэри отсасывает у него и бежит по кромке поля… Таким путем устранялись помехи… как говорится, торговый автомат — и мальчики опускаются до “Уолгринза”… Мы не местные. Мы обнюхиваем побежденных, отрезаем им яйца и жуем все виды мастурбации и самопоругания — ни дать ни взять больные афтозом коровы… Молодые джанки возражают белому читателю, и в один день я просыпался Биллом, покрытый льдом и с жжением в промежности… спускает мои трусы и, что-то тараторя, штопором кончает в меня… Мы с ним тут же стоя кончаем и пытаемся хоть слово вякнуть… Смотрю — надвигаются другие лохи с мамашиной настойкой… Меня облепили собаки Гарри Дж. Анслингера[11]… К тому времени мы уже имели словесную пыль, шевелящую двадцатые годы, лабиринт непристойных картинок и дом на много поколений наркоманов… Мы все ебали молодого грабителя и целиком были этим поглощены… Испанский член толчками поднялся и пустил струю старых каталогов Монтгомери… Вот мы и раздели молодого датчанина и наскоро повысили курс американского доллара… со спущенными к лодыжкам штанами, босоногий индеец стоял, смотрел и щупал своего друга… И другие выпустили свои заряды через сломанный стул, сквозь груду инструментов… струи спермы на пыльном полу… взошло солнце, и я сказал: «Опять мы здесь с ножом…» Мой член принялся пульсировать в том же ритме, и брюки упали в пыль и засохшие листья… Возражает белому читателю в зловонии нечистот, с видом на развевающуюся расстегнутую рубаху, и раз пять кончает, а жопа дрожит, как… Мы обнюхиваем свое желание и выбрасываем в воздух струи, и развевается расстегнутая рубаха… В глазах моих — то, чем был когда-то я, точно сработала фотовспышка, в ванной комнате — пролитая юношеская сперма… В мгновение ока я стал Дэнни Дивером в наряде майя… Той ночью мы реквизировали юного перуанца… Я проникал в его тело… Что за жуткое место… высшая стадия… а он чужеземец… Они чередуют эти знаки на машине “IBM” с помощью кокаина… А что — потеха хоть куда!

Глава 3 Общественный агент

Итак, я — общественный агент, и знать не знаю, на кого работаю, инструкции беру из уличной рекламы, газетных статей и обрывков разговора — хватаю зубами в воздухе, как ястребы вырывают внутренности из чужого рта. Как бы там ни было, упущенного мне ни за что не наверстать, а ныне мне поручено перехватить порнофильмы Джеймса Дина, прежде чем эту дрянь присвоят гомики, имеющие стойкую привычку к Джеймсу Дину, и пока ваш агент тенью пробирается по парикмахерским и уборным подземки, рыщет в кинотеатрах и турецких банях, привычка эта будет запрещена законом и станет считаться наркотической.

Первого в тот день я накрыл в туалете подземки.

— Ах ты, педик ебучий — вскричал я. — Я тебя отучу кусаться, скотина!

Я вышиб из него дух стальным кастетом, и физиономия его сплющилась, точно гнилая дыня. Потом я врезал ему по легким, и фонтаны крови из его рта, носа и глаз брызнули через весь сортир на трех пассажиров в габардиновых пальто, наброшенных на серые фланелевые костюмы. Созревший фрукт валялся, запрудив башкой желоб, бледно-розовый от его крови, по лицу его струилась моча. Я подмигнул пассажирам.

— За версту чую этих ебучих гомиков. — Я предостерегающе шмыгнул носом. — А если и есть что-нибудь более гнусное, чем педик, так это косяк треклятой травки. А вы, дорогуши, с него пример не берите — закройте глазки и прикусите языки вместе с яйцами, понятно?

Они принялись приводить себя в порядок, точно три обезьяны: Ничего Плохого Не Вижу, Ничего Плохого Не Слышу, Ни О Чем Плохом Не Скажу.

— Вы, ребята, из нашенских, как я погляжу, — благодушно произнес я и вышел в коридор, где школьники гоняются друг за другом с мачете, а эхо в мозаичных гротах вторит радостным мальчишеским крикам и самодельным пистолетам. Я протиснулся в турецкие бани, в парилке застал врасплох педераста, угрожающе размахивавшего уродливой эрекцией, и, недолго думая, придушил его намыленным полотенцем. Мне необходимо было отметиться. Я был уже истощен, и остатков сил в моей слабеющей плоти едва хватило на то, чтобы прикончить этого занюханного педерастишку. Я влез в одежду, дрожа и позевывая, и направился в вокзальную аптеку. Без пяти двенадцать. Пять минут на то, чтобы вырулить дозу. Я подошел к ночному дежуранту и засветил ему кусок жестянки.

По лицу его струилась моча. Не знаю, на кого работаю. Свое беру из его крови и газетных обрывков.

— За версту чую этих, как ястребы, ебущихся в воздухе.

Как бы там не было треклятой травки. Я вышиб из него дух стальным сортиром и придушил, точно гнилую дыню. Потом мне необходимо было отметиться. Я был уже фонтаном крови из его рта, носа и слабеющей плоти, чтобы прикончить. Через весь сортир влез в одежду, дрожа в серых фланелевых костюмах, наброшенных на вокзальную аптеку. Итак, я — общественный агент и желоб, бледно-розовый от уличной рекламы. Я подмигнул пассажирам.

— Разговоры хватаю зубами за версту. — Я предостерегающе шмыгнул носом. — Это косяк, мне ни за что не наверстать.

Гомики, имеющие порядок, точно три обезьяны.

— Рыщет в кинотеатрах и турецких нашенских, — благодушно произнес я и вышел считаться наркотиками. Школьники гоняются друг за другом с первым в тот день, в турецких банях, в парилке застал врасплох тебя, треклятый педик. Намыленным полотенцем кастетом врезал ему по легким, и глаза брызнули: Хлоп! И направился в габардиновые пальто. пять минут на этого созревшего фрукта.

— Министерство финансов, — сказал я. — Хочу проверить наличие наркотиков и рецептов… Как много употребляете, юноша? — Качаю головой и запихиваю себе в портфель все джанковые пузырьки и рецепты. — Противно смотреть, как молодой человек рвет собственный рецепт на жизнь… Возможно, я смогу что-то для вас сделать. Разумеется, если вы пообещаете мне пройти курс лечения и держаться.

— Обещаю все что угодно. У меня жена и дети.