Рахим Эсенов - Легион обреченных

• Название: Легион обреченных
• Автор: Рахим Эсенов
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 1988
• ISBN: 5-235-00109-5

Эсенов Р. М.

Легион обреченных: Роман. — М.: Мол. гвардия, 1988. — 384 с. — (Стрела).

Заключительный роман трилогии о самоотверженной работе чекистов Туркмении. Главный герой — Ашир Таганов, отличившийся в борьбе о басмачеством, о чем повествуется в предыдущих двух книгах — «Предрассветные призраки пустыни» и «Тени «желтого доминиона». В годы Великой Отечественной войны он выполнял особое задание Родины в тылу фашистской Германии. Ему удалось сорвать планы командования вермахта, которое пыталось сформировать из военнопленных среднеазиатских национальностей так называемый Мусульманский легион и бросить его в бой против Советской Армии.

© Издательство «Молодая гвардия», 1988 г.

---

Петен возил фюрера, заклятого врага славян, по памятным местам, напоминавшим славную историю России, и с каким-то непонятным увлечением рассказывал и рассказывал...

— Это бесценный исторический памятник, — пояснял маршал, проезжая мимо православной церкви. — Рядом сквер Тараса Шевченко, был такой поэт у малороссов. Франция демократична, и этим она непонятна нам, военным. В Париже есть и мусульманские мечети. Правда, многие из них бездействуют...

Чрезмерная словоохотливость старика раздражала фюрера — тот, по всему видно, не читал «Майн кампф». Тогда бы знал, старый болтун, о гитлеровской заповеди, что Германия, если она хочет приобрести новые земли в Европе, может это сделать в основном за счет России. Сейчас Советская Россия — главная преграда, стоящая на пути немцев к мировому господству.

Фюрер бросил испепеляющий взгляд на престарелого маршала: «Неужели этот старый попугай не понимает, что две трети территории Франции находится под моим контролем, и потому в Париже и других французских городах не может быть и русского духа?! Все русское — большевистское, и я все славянское заменю немецким!..»

Проезжая мимо бронзовой скульптуры в феерии фонтанов, фюрер вопросительно взглянул на своего спутника.

— Это... Виктор Гюго! — Маршал хотел сказать как бы между прочим, но в его голосе прозвучала горделивая нотка.

— И французы терпят такого красного? — Гитлер недовольно зашевелил иссиня-черными крашеными усами.

— Это неудивительно, мой фюрер, — виновато улыбнулся Петен. — У нас каждый второй француз красный, начиная с Шарля де Голля...

— Оно и видно! На кладбище Пер-Лашез все еще стоит Стена коммунаров, парижане вздыхают у барельефа «Умирающая коммуна». Неужели французы так тупы, что не понимают, как тлетворны идеи Парижской коммуны, провозгласившей власть толпы, большинства?.. В «Майн кампф», признанной всем миром библией фашизма, есть строки: «Новая Европа будет принадлежать меньшинству сильных, которые вытеснят большинство слабых. Власть устанавливает меньшинство...» Избранных, элита! Вам, маршал, если хотите идти с нами до конца, надо знать прописные истины национал-социализма.

— Мы знаем, мой фюрер, что вы любите французов, — польстил Петен, заметив, как раздражен фюрер, — и они, в свою очередь, боготворят вас...

Гитлер легко «клюнул» на лесть маршала и, чуть помягчев, ответил напыщенно, словно говорил с трибуны:

— Я создал иллюзию: фюрер — великий демократ, народный трибун, кумир всей Европы. В национальном характере немцев заложена богом склонность к насилию, фанатизму. Опираясь на элиту, я управляю ими, хотя многие считают меня якобинцем. Пусть! Это не мешает моим отрядам СС, СД, гестапо, вермахту решительно выжигать красную заразу, уничтожать врагов, их книги, мазню, все, что идет против фашизма. В Германии скульптуры красных я переплавил на пушки...

Эти слова решили участь памятника Виктору Гюго. В ту же ночь немцы сбросили его с пьедестала и отправили в Германию на переплавку. Фашисты осквернили и Стену коммунаров — разобрали ее, заменив другими кирпичами, а сам барельеф раскололи и выбросили на свалку.

Бронированный «рено», сопровождаемый кортежем машин и мотоциклистов, кружил по городу. Парижане, наученные горьким опытом облав, устраиваемых гитлеровцами, боязливо жались к стенам домов, шарахались в подъезды, подворотни. Кортеж направился вдоль ленивой Сены, закованной в серый гранит парапетов, проскочил мимо моста Инвалидов, остановился у моста, названного в честь российского императора Александра III...

— Не находите ли вы, маршал, — сказал фюрер, — что Франция несправедлива к памяти Наполеона? Все ее величие связано с именем этого великого человека. А вы, французы, настолько неблагодарны, что удосужились назвать его именем лишь одну улицу в Париже. И то в честь генерала Бонапарта. Это дает мне основание еще раз утвердиться в мнении о природном легкомыслии французской нации.

Машины, оставив позади остров Сите, похожий на гигантский остроносый корабль, плывущий по Сене, свернули на мост Конкорд, построенный из камней разрушенной Бастилии, и помчались к площади Согласия, где когда-то зловеще маячила гильотина, а теперь высился фешенебельный отель «Крийон», в котором заботами Геринга размещалась временная резиденция Гитлера.

Холодный мистраль, задувший с заснеженных Альп, нагнал к вечеру тонкие перистые облака, казалось, рождавшиеся в одной и той же точке за горизонтом. Вечерние сумерки, опустившись с первыми каплями осеннего дождя, сгущались на глазах, скрывая под своим пологом и голубой купол Сорбонны, и причудливые башни собора Парижской богоматери, и шпиль Пантеона, принявшего прах великих мужей Франции...

Сойдя с машины, фюрер в черном кожаном реглане взошел по лестнице кафедрального Собора инвалидов — гробницы Наполеона. За ним следовала вся его свита, сопровождаемая десятком дюжих гестаповских функционеров во главе с генералом СС Карлом Обергом, шефом гестапо во Франции. Гитлер не замечал ни ухудшавшейся погоды, ни длинной цепи эсэсовцев, ни пустынного безлюдья улиц и скверов, соседствующих с собором.

Гиммлер, оплошавший с выбором резиденции фюрера, лез из кожи, чтобы загладить вину: в окружности пяти километров, где находился Гитлер, не могла пролететь и птица. Эсэсовцы заблокировали подъезды прилегающих к гробнице домов, неблагонадежных жителей задержали, с многих взяли подписку, что целые сутки не выйдут из своих квартир. Обожаемый мог спокойно всю ночь напролет беседовать с духом Бонапарта.

Молчаливая стража распахнула перед фюрером массивные двери собора. Тихо. Анфилада часовен. Под высоким куполом, откуда лился яркий свет хрустальных люстр, лишь гулко отдавались шаги. Свита, чувствуя настроение фюрера, не находила себе места и кралась за ним на цыпочках. Гиммлер недоумевал: как фюрер будет беседовать с духом Наполеона? Наедине или вместе со всеми?.. А фюрер вертел головой, равнодушно скользя глазами по фрескам на стенах. И чего это Петен, узнав, что Гитлер собрался в гробницу, захлебывался от восторга: «Вы получите наслаждение от неповторимой красоты настенных росписей!» Чем тут восторгаться? Лишь умозрительно Гитлер понимал, что в соборе, построенном в XVII веке по проекту архитектора Франсуа Мансарда, пожалуй, не место пачкотне, но сердцем все же не принимал окружающую красоту...

Вот он, малиновый саркофаг из карельского порфира, возвышающийся на мраморном постаменте. В нем — прах Бонапарта... Фюрер долго расхаживал перед ним, но усыпальница великого Наполеона не вызывала в его душе никаких эмоций. Он заглянул в боковые часовни, где в скромных гробах покоились останки Жозефа и Жерома, братьев императора, равнодушно скользнул глазами по знакомому саркофагу, блестевшему свежевыведенными на нем золотыми буквами — «Наполеон II». Знают ли парижские газеты, что он привез с собой прах Орленка? Впрочем, Розенберга учить не надо: пожалуй, уже растрезвонил повсюду...

Фюрер потер лоб, припоминая, зачем пришел сюда... Ах да, дух Бонапарта! А как его вызвать? С чего начать? Он резко повернулся к сопровождающим его бонзам и подосадовал, что нет среди них профессора Карла Гаусгофера, магистра и духовного наставника, того, кто помог избрать свастику — древний символ огня и грома, плодородия и тайной магической силы — эмблемой нацистов.

Гаусгофер убежден, что Франция, зараженная негритянской кровью, является чумным очагом в Европе. Фюрер согласился с ним, ибо профессор имел на своего ученика огромное влияние. Он сумел внушить Гитлеру, будто далекие нордические предки немцев, обладавшие высокой цивилизацией, поклонявшиеся тайному знаку — свастике, были магами-воителями, которые подчиняли своей воле стихии и народы. Но богам было угодно, чтобы какая-то страшная катастрофа смела с лица земли эту цивилизацию и на ее месте образовалась пустыня Гоби. Однако маги-воители уцелели, они лишь рассеялись по всей планете, передав потомкам секрет и силу магических заклинаний. И вот теперь, согласно «теории» Гаусгофера, арийцы непременно «вернутся к истокам своим», заключат союз с тайными силами могущества и насилия, чтобы ускорить приход человечества к «шарниру времени».

Ему удалось обратить в свою веру нерешительного, неустойчивого, часто погружавшегося в депрессию фюрера, принявшего за истину и космогонию, и нацистский магизм, и нордическое величие предков... Гитлер, слушая гипнотические речи профессора-мистика, которому он присвоил чин генерала СС, верил, что только ему, фюреру, дано быть посвященным в магические тайны, управлять народами, вызывать тени прошлого, духи великих сил, превосходящих обычные человеческие...

— Все вон, вон! — Истошный вопль фюрера вспугнул голубей под куполом. — Оставьте меня! — Он вскинул голову, театрально простер руки к небу. — Я взываю к духу Бонапарта!