Леонард Гендлин - Перебирая старые блокноты

• Название: Перебирая старые блокноты
• Автор: Леонард Гендлин
• Издательство: Геликон»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1986

---

«Поздно, деточка! Не поверят, что по собственной воле решила навсегда уйти из литературы, — грустно проговорила Анна Андреевна».

Сквозь слезы я крикнула:

— Так что же мне делать?

Улыбнувшись, мудрая королева наша царственно произнесла: «Для них твори, а для себя, как многие из нас, пиши в стол…»

Задумавшись, Вероника Михайловна глухо сказала:

— На великую стройку не поехала, эпохальной поэмы не сотворила, лауреатства и ордена не получила. Повышенный гонорар остался в сейфе писательского союза. — Она перевела дух. — Сначала отправилась в Сухуми, там села на пароход и пять месяцев прожила в Ялте. Когда было совсем невмоготу, шла «на свидание» к Чехову. В его домике чувствовала себя легко. Став раскованной, поняла, что отныне буду писать то, что меня волнует.

Вернувшись из Ялты, Вероника Тушнова пишет одно из лучших своих стихотворений:

Нельзя за любовь — любое,
нельзя, чтобы то, что всем.
За любовь платят любовью
или не платят совсем.
Принимают и не смущаются,
просто благодарят.
Или (и так случается)!
Спасибо не говорят.
Горькое… вековечное…
Не буду судьбу корить.
Жалею тех, кому нечего
или некому подарить.

Тушнова подумывала о пьесе. Она собиралась написать лирическую драму для молодого театра «Современник», но не связывала себя договором и не просила аванса.

— Если получится, — сказала она, — увижу, что задумка интересная, оригинальная, тогда сама приду и положу пьесу на стол.

7.

Шумно и весело отмечался Новый, 1956 год в квартире К. Г. Паустовского. Среди гостей — его друзья Вероника Тушнова и поэт Александр Яшин.

Тамада вечера Рувим Фраерман, автор лирической повести «Дикая собака Динго или повесть о первой любви» предоставляет слово Веронике Михайловне Тушновой. Голос ее звучит негромко, даже глуховато. Свои стихи она читает проникновенно, душу пронзает каждая строка.

Высокий, худощавый Яшин внимательно слушает поэта. Его умные, чуть раскосые глаза северянина, выражают немой восторг. Тушнова и раньше встречала этого серьезного, на вид хмурого, малоразговорчивого человека. Вероника Михайловна понимала, что Александр Яшин, как писатель, несмотря на солидный возраст — сорок три года, не достиг еще своего писательского потолка. Он набирал высоту и только еще входил в полную силу. Она, как и многие думающие читатели России, была потрясена его рассказом «Рычаги».

— Теперь наступила моя очередь, — проговорил, вставая Яшин. — Если не возражаете, я прочту стихотворение, написанное в первый послевоенный год. Паустовский благодарно кивнул. Глаза у поэта зажглись лихорадочным блеском. Он начал читать:

И что из того, что уходят года
И не было в жизни спокойного дня,
Что стали страшить дожди, холода! —
Как солнечный свет, как живая вода,
Твоя любовь для меня.
А горе бывало так велико —
Размолвки, обиды давили грудь…
Но как это все теперь далеко!
Да разве живая вода легко
Давалась кому-нибудь?!

Все поняли, кому обращены, пусть давние, но взволнованные и такие искренние строки.

Яшин и Тушнова вышли вместе…

Александра Яковлевича тревожило перепутье: дома у него жена, верный друг и сподвижник Злата Константиновна и пятеро любимых детей. Но у Яшина не хватило сил устоять, слишком хороша была Вероника Тушнова. Она покорила его, сильного, большого, мужественного, необыкновенной женственностью. И когда ему было очень трудно, она смело ринулась в открытый бой, защищать свою Любовь, защищать Поэта и Человека… Пройдет время и по ее настоятельной просьбе Яшин вернется в некогда покинутый им дом — к жене и детям. Тушнова посвятит ушедшему другу умные, проникновенные стихи:

Наверно, это попросту усталость, —
ничто ведь не проходит без следа.
Как ни верти,
а крепко мне досталось
за эти крепкие года.
И эта постоянная бездомность,
и эти пересуды за спиной,
и страшной безнадежности бездонность,
встававшая везде передо мной.
И эти горы голые,
и море
пустынное,
без паруса вдали,
и это равнодушие немое
травы и неба,
леса и земли…
А может быть, я только что родилась,
как бабочка, что куколкой была?
Еще не высохли, не распрямились
два беспощадно скомканных крыла?
А может, даже к лучшему, не знаю,
те годы пустоты и маеты?
Вдруг полечу еще
и засверкаю,
и на меня порадуешься ты?

У В. М. Тушновой глаза были увлажнены, когда она читала нам лирику последних лет, которую назвала душевным криком.

8.

В Сухуми Вероника Тушнова узнала, что ее бывший муж, которого когда-то боготворила, для которого жила, которому отдала свою молодость, оказался ничтожеством. Занимая высокий пост, он на протяжении десятилетий писал доносы, был тайным осведомителем КГБ. После каждого его клеветнического заявления в квартирах оставались вдовы, сироты, голые стены, беспомощные старики и старухи.

В последний раз мы виделись с Вероникой Михайловной незадолго до ее кончины. В гордо посаженной голове заметно пробивались редкие ниточки седины. Она устало опустилась в кресло. Потом, после длительной паузы заговорила:

— Я не в состоянии такое пережить. Сотни, а может быть и тысячи раз мой бывший муж добровольно шел на очные ставки, обвиняя людей в несовершенных преступлениях. Страшно об этом говорить вслух, но это правда. Ко мне приходят, нет, вламываются люди, живые скелеты с того света. Я боюсь этих безмолвных людей. Пришел один старик, Довский Роберт Самуилович, он когда-то работал на радио. Ему 68 лет, а выглядит на все 90. Когда он говорил о своих страданиях, мне сделалось дурно, я упала, потеряв сознание. А он пытался мне помочь. Когда пришла в себя, поняла, что я не имею права на жизнь… Нервы мои не выдержали, и я получила страшный недуг…

9.

Вероника Михайловна уничтожила дневник, сожгла письма мужа, его записки, фотографии, а потом в летний июльский день приняла сильную дозу яда. Прервав свой отпуск, он — бывший муж — прилетел на похороны. Некоторые общие знакомые ему сочувствовали. Если бы не вмешательство Натальи Юрьевны — дочери Тушновой, он — профессиональный стукач, стал бы членом комиссии по литературному наследию Поэта.

Прощаясь с жизнью, Вероника Тушнова завещала дочери избегать отца, ничего у него не просить и ничего не брать.

…Проститься с Вероникой Михайловной Тушновой пришли Паустовский, Фраерман, Пришвин, Яшин с постаревшей и поседевшей Златой Константиновной. Потом он часто будет сюда приходить на могилу очень любимого и дорогого человека. В последний раз он придет к своей Веронике за неделю до смерти…

Надо верными оставаться,
до могилы любовь неся,
надо вовремя расставаться,
если верными быть нельзя.
Пусть вовек такого не будет,
но кто знает, что суждено?
Так не будет, но все мы люди…
Все равно — запомни одно:
Я не буду тобою брошена,
лгать не станешь мне, как врагу,
мы расстанемся как положено, —
я сама тебе помогу.

После ее безвременной кончины в газетах появились скромные в несколько строчек некрологи. И никто из друзей — писателей, критиков, литературоведов, актеров, поэтов — не обмолвился ни единым словом о том, что заставило Поэта в расцвете творческих сил уйти добровольно из жизни.

1960–1984.

Бессмертная высота (Б. Л. Пастернак)

Молчи, прошу — не смей меня будить.
О, в этот век преступный и постыдный
Не жить, не чувствовать — удел завидный.
Отрадно спать, отрадней камнем быть.

Микеланджело.

Борис Леонидович Пастернак. Одна из последних фотографий.

Борис Пастернак. Рисунок художника Юрия Анненкова.

1.

14 апреля 1930 года в своей маленькой квартире застрелился Владимир Маяковский. Отец взял меня на его похороны. Огромный двор крематория был переполнен. К нам подошел высокий, худой человек с большими печальными глазами — это был Борис Леонидович Пастернак. Отец часто вспоминал его слова, которые Пастернак произнес в тот роковой день:

«Боюсь, что Россию ждут невиданные в истории потрясения, Владимир Владимирович Маяковский только начало, уверен, что он не последняя жертва…»

А потом он пришел на мое восьмилетие. К оловянным солдатикам я отнесся равнодушно, зато неописуемый восторг вызвали подаренные им книги Диккенса, Д. Лондона, Киплинга, Сетон-Томпсона.