Леон Гвин - Тридцать третий ход

• Название: Тридцать третий ход
• Автор: Леон Гвин
• Жанр: Научная Фантастика

---

Конец! Напряжение уступило место полнейшей апатии. Спешить больше некуда. Цейтнот? Обычно он не оказывался в цейтноте, а тех, кто страдал от недостатка времени, презирал. В цейтнот попадают те, кого можно застичь врасплох.

М-да. Белый конь и ферзь врываются в расположение черного короля. А черный ферзь отрезан от своего монарха - объевшись ладьями, безмятежно почивает на другом конце доски. И ни одного шаха!

Ход белых. Ход черных.

Все правильно. Форсированный проигрыш.

Неужели Лопес рассчитал все, еще перебрасывая короля с фланга на фланг? Бросьте! Этого он не мог, это ходов за пятнадцать было, тут и электронная машина лопнет.

Ход белых. Ход черных.

Правильно. Шахматы - игра жесткая. Опелс усвоил это с юных лет, еще когда работал в глухой провинции, в заштатном городишке. Был там такой дядюшка Альфонс. Что ни день, в любую погоду он играл с адвокатом Пумпишем. Каждый ход доставлял дядюшке Альфонсу неизъяснимое наслаждение. Тараща свои ясные детские глаза, он приговаривал: "Вот это хитро! Вот это номер! Ох и жук же ты голландский, Пумпиш, ох и жук!" Пумпиш клал выигрыш в кожаный кошелек. "Дружба дружбой, а денежкам счет, - пояснял он. - Для тебя это, может, искусство, а для меня - жесткий шах-мат".

Ход белых. Ход черных.

В нем нарастало раздражение. Он понимал, что проигрывает первым, раньше него в этом туре никто не успеет проиграть. Заноза в самое сердце! "Открыл свой счет... с нуля".

Ход белых...

Стоп. Подождешь маленько. Ишь, налетел. Словно ураган. Тебе еще придется выслушать, Лопес, что я скажу после этой партии: "Если бы вы, молодой человек, - скажу я тебе, - играли по всем правилам и вели себя, как подобает, вы бы никогда у меня не выиграли..."

- Все, пора ему слезать с крыши... Конь це-четыре дэ-шесть шах!

- Конь... как-как?

- И ферзь е-пять эф-шесть шах!

- Крышка гроссу!

Где судья?.. Неужели нельзя призвать к порядку этих любителей!.. Куда мы катимся, я вас спрашиваю?

Он не сделал последнего хода. Подперев кулаком щеку, гроссмейстер сидел неподвижно: со стороны могло показаться, что он составляет задачу "мат в два хода" для шахматного уголка какого-нибудь журнала.

На его часах упал флажок. Партия завершилась на тридцать третьем ходу. Где этот Лопес? Фу, как невежливо! Даже руки не подал... Откуда-то донеслась непонятная фраза: "И тогда я с помощью тумбы и трех коней начал разделывать его под орех, и на тридцать третьем ходу он загнулся".

Опелс отошел к окну. Его бледное дряблое лицо вмерзло в черный квадрат. Не слышно было ни завывания ветра, ни шума дождя. Внизу, в ангельской тишине, прогромыхал трамвай.

Наутро ему позвонил гроссмейстер Рикшис.

- Физкультпривет, дорогой! Болеем? Или режемся? Может, с переносом?..

- Режемся. Французскую, как договорились.

- Слушай. Давай испанку!

- Что? Почему?.. Почему испанскую?

- Тут у меня получилась красивая штучка. Вечняк двумя конями в левом углу.

- Тремя конями... В углу?!.

- Что ты мелешь! Со сна не очухался? Вечный шах, говорю, двумя конями... а перед этим жертва двух ладей. Шедевр! Потянет на приз за красоту!

- Вот оно что, Рикки? Решил надо мной поизмываться? Я этого не люблю, понял!

- Алло! Саша! Сбрендил, что ли?.. Пиши, я диктую. Здесь немного - всего тридцать три хода...

Швырнув на рычаг трубку, Опелс выбежал на улицу. Остановил такси. В клуб! Одним махом одолел три пролета каменной лестницы, с силой дернул на себя дверь. Она поддалась с каким-то жестяным визгом. Так скрипят петли дверей, которые не открывались по меньшей мере триста лет.

Тут все было как вчера. На стене висели портреты чемпионов, белела в полумраке таблица. Он зажмурился. Какой-то непорядок. Да! Вчера на улице бушевала гроза, дождь лил как из ведра, а одежда пришельца была совершенно сухой...

Открыл глаза - самая верхняя, первая строчка была пуста. Пустая белая полоса. А под нею - фамилии, выведенные черной тушью. В клеточках проставлены результаты первого тура - единички, нули, половинки. Клеточки шестнадцатой графы девственно чисты. Ни одной закорючки!

Его захлестнула волна радости. Он не продул вчера! Он не начинает турнир с "минус одного"!

Вчерашний гость... Все-таки где-то видел он это лицо... В семейном альбоме?.. На старой пожелтевшей фотографии?..

На стуле газета. Сегодняшний номер.

Он развернул ее.

Отчет о турнире: "Кто станет шестнадцатым?" Чуть пониже небольшая заметка - "Ураган над Ригой".

Опустив голову, Александр Опелс медленно шел по коридору. Вот и стена, увешанная портретами шахматных королей. "Законодатели... счастливчики... думал он. - Неужели вы из другого теста сделаны? Вы? Вы? И вы?.. Ласкер, шахматный философ, которого я, наверное, никогда не пойму... И Алехин, которого считают художником шахмат... что-то электрическое в его светлых пронзительных глазах... А здесь мои сверстники..."

Внезапно ему показалось...

Там... На крайнем портрете... Губы склонившегося над доской Михаила Таля дернулись в презрительной усмешке.

У Опелса перехватило дыхание.

А что если это и был гамбит Уэска?