Борис Тайц - Уникальный учебник врача-гомеопата

• Название: Уникальный учебник врача-гомеопата
• Автор: Борис Тайц
• Издательство: Весь
• Жанр: Медицина
• Год: 2006
• ISBN: 5-9573-1102-2

Сегодня у гомеопатии появляется все больше приверженцев, в том числе среди врачей ортодоксальной медицины. В чем причина такой популярности? Клиническая практика показывает, что в подавляющем большинстве случаев болезни гораздо эффективнее лечатся с помощью гомеопатии. Использование медикаментозных лекарственных средств приводит к тому, что организм полностью теряет способность к самовосстановлению. В противоположность этому гомеопатические лекарства помогают наладить жизненно важные процессы, благодаря которым организм может без «постороннего вмешательства» справиться с любым недугом.

В своей книге известный петербургский врач-гомеопат Б.С. Тайц предлагает способы лечения и профилактики самых разных заболеваний от внутриутробного периода до старости, дает рецепты гомеопатических, народных и натуротерапевтических средств для избавления от многих недугов.

Для широкого круга читателей.

---

Существует такая притча. 100 летний старик однажды пригласил к себе всех своих докторов. Он попросил открыть один из шкафов, и удивленные лекари увидели, что все полки того шкафа заполнены доверху разными лекарствами. «Это то, что вы выписывали мне в течение жизни, — сказал им старик. — Сколько бы я прожил, если бы принял все эти лекарства?»

Гомеопатия является способом разглядеть великое в малом... Впрочем, о дозировке гомеопатических лекарств мы еще успеем поговорить в соответствующей главе.

Будьте, пожалуйста, здоровы и, когда выдастся свободное время или появится нужда, — приоткройте те страницы книги, которые в это время покажутся вам наиболее интересными.

Б.С. Тайц

О чудесном докторе (вместо предисловия)

Приходилось ли вам когда-либо ехать на электричке с Балтийского вокзала по направлению к Красному Селу? Если да, то наверняка вы обращали внимание на названия железнодорожных станций: Горелово, Скачки, и в числе прочих — Тайцы. Меня заинтересовало: просто ли созвучны название этого живописного места, где раскинулся сосновый бор, и фамилия известного врача-гомеопата, или же между ними существует более глубокая связь? И вот, когда степень нашего знакомства с Б.С. Тайцем позволила мне удовлетворить свой интерес, во время одной из прогулок, предшествующих написанию этой книги, Борис Семенович и поведал буквально следующее — то, что сегодня можете прочесть и вы, уважаемый читатель.

Я сразу должен предупредить, что не имею ни одного документа, подтверждающего сказанное, лишь свидетельства о существовании таких документов. Человек, предоставивший довольно обширную информацию о моих предках по отцовской линии (а именно по мужской линии принято вести генеалогические исследования), был личностью достаточно почтенной, чтобы говорить неправду. К тому же услышанное от него в те времена скорее являлось постыдным клеймом, чем достоинством. Впрочем, обо всем по порядку. Еще в юности я, как и все мои сверстники-мальчишки, был околдован достижениями советской авиации. Полеты Чкалова, потом Громова, Леваневского широко освещались в печати. Каждая статья о летчиках зачитывалась буквально «до дыр», многократно пересказывалась. Многие, причисляющие себя к старшему поколению, наверное, помнят, что в официальных сообщениях тогда существовало правило: все причастные к событию лица — руководители партии, конструкторы и т.п. упоминались в порядке, соответствующем положению человека в иерархии общества. И вот во всех газетных репортажах после фамилии главного конструктора Туполева можно было увидеть фамилию его первого помощника, ответственного за полеты, — моего однофамильца Тайца. Скорее всего этот факт так и остался бы для меня занятной случайностью, если бы однажды во время очередного отпуска в Кисловодском санатории ко мне не подошел человек, принесший телеграмму, ошибочно переданную ему вместо меня. Это был тот самый помощник Туполева — авиаконструктор Тайц. Разумеется, мы стали разбираться в своих родословных. Фамилия-то редкая. Мой собеседник оказался более информированным. Выяснилось, что предки наши происходят из одного и того же города — Себежа. Более того, оказывается, история нашей семьи прослеживается еще с петровских времен. У Петра Великого служил министром иностранных дел некто Шафиров, начальником канцелярии у которого был человек по фамилии Тайц.

За какие-то заслуги Петр I подарил Шафирову поместье под Петербургом, а тот передал земли Тайцу. По имени владельца и стали называть то местечко. После смерти императора его сподвижники впали в немилость, и Тайц с семьей был сослан в Прибалтику, в Себеж.

Вот что рассказал мой однофамилец во время нашей случайной встречи на курорте. На том мы и расстались. Он приглашал меня приехать в Москву, чтобы познакомиться с документами. Но как-то не сложилось, потом началась война, и я так и не встретился больше с этим человеком.

Что же касается родства по материнской линии, то здесь все выглядит более ясно и не менее блистательно. Прослужив в армии тридцать лет, мой прадед Леонтий Боярский основал оружейную мастерскую в доме на углу Садовой улицы и Вознесенского проспекта, достиг похвального искусства в этом деле, изготавливая шпаги, рапиры, кинжалы, кортики, став официальным поставщиком холодного оружия Двора Его Императорского Величества. Во времена революции он лишился и мастерской, и своих запасов оружия, сохранив, правда, тем самым жизнь...

Брат его жены был также очень известной личностью. Речь идет о знаменитом в свое время враче-гинекологе А.М. Шустере, женатом на дочери Митрополита Петербургского и Ладожского, заведующем отделением в Максимилиановской больнице, прожившем долгую жизнь. Он практиковал еще даже тогда, когда я учился в Первом медицинском институте. По его инициативе я также начал заниматься гинекологией, собирал статистический материал по теме лечения последствий криминальных абортов (для диссертации). Война разрушила далеко идущие планы, и пойти по стопам А.М. Шустера мне было не суждено.

Как я вообще оказался в медицинском институте — это отдельная история. Произошло все случайно. Таких случайностей много в жизни человека, и нередко они, как кажется, определяют ее ход. Но в действительности случай лишь подсказывал мне направление движения, а уже дальше требовалось усердие, усердие и еще раз усердие.

В молодости я очень увлекался литературой, участвовал в конкурсах. Одна из моих работ приглянулась С.Я. Маршаку, сотрудничавшему в то время с газетой «Ленинские искры». С его подачи я стал внештатным корреспондентом «Ленинских искр» и членом университета юных литераторов, организованного С.Я. Маршаком. Кстати, мой однофамилец-конструктор, о котором я рассказывал, жил в одном доме с Маршаком (после — в Москве), но жизнь развела меня и с тем и с другим. Случай?!

Я мечтал сделать карьеру журналиста. Пробовал поступать в Институт коммунистической журналистики (КИЖ), но был отвергнут — по социальному происхождению. В коммунистические журналисты принимали только детей рабочих и крестьян. Главный редактор «Ленинских искр» тогда позвал меня и чисто по-отечески посоветовал: «Иди в медицину и не расстраивайся. Чехов был врачом, и Вересаев, и Булгаков». Впрочем, упоминал ли он Булгакова — не помню точно — не очень-то привечали тогда писателя.

Так судостроительный техникум, где я до того грыз камень науки, был без особого сожаления заменен не на КИЖ, а на Первый медицинский институт. По окончании альма-матер долго ощущать себя молодым специалистом, для которого открыты все горизонты, мне не дала война. Ни опыта врачебного, ни жизненных знаний — все это под мял под себя фронт. И от «звонка до звонка» — на войне. Сначала — начальником санслужбы мотострелкового инженерного батальона, затем дослужился до должности начальника санслужбы стрелкового батальона, командовал санитарным поездом, вывозившим раненых из блокадного Ленинграда на большую землю. Заканчивалась «моя война» вновь в действующей армии. И вот по пути к Кенигсбергу лошадь, на которой я ехал, наступила на мину, раздался взрыв — и произошел очередной жизненный перелом. Инвалидность. Речи о покое, конечно, не шло — все мы тогда рвались на передовую, близка была победа. И после выздоровления, поскольку здоровье категорически отказало мне в возможности воевать, я получил предложение возглавить один из санаториев в Кисловодске. Но родной город не отпускал. Мне так был дорог Ленинград, что лучшим вариантом стала работа главным врачом детского санатория в Вырице. Дело обстояло таким образом, что лекарств после войны хронически не хватало. Одну таблетку могли продавать за буханку хлеба. И однажды, когда в моем санатории вспыхнула эпидемия дизентерии, оказалось, что лечить детей практически нечем. Вот тогда-то мне на помощь пришел известный гомеопат Ю.В. Лютынский, живший неподалеку — в Вырице. Гомеопатических лекарств было как раз предостаточно, так как их партию завезли в Ленинград перед войной, а до использования руки ни у кого не доходили. Таким образом произошло мое первое практическое знакомство с новой медициной — гомеопатией. Оно было вполне удачным — в других санаториях больные долго болели, а в моем все довольно быстро выздоровели, что в наибольшей степени определило мой будущий интерес к гомеопатии. Тем более время было неспокойное. В связи с так называемым «ленинградским» делом мне пришлось отказаться от должности, да и организационная работа давно наскучила — хотелось лечить больных.

До знакомства с Ю.В. Лютынским гомеопатия казалась вашему покорному слуге какой-то метафизической наукой и даже «не вполне советской». Однако я с удивлением наблюдал, как на Невском проспекте работает гомеопатическая поликлиника и власти не собираются ее закрывать, мирясь с нескончаемым паломничеством пациентов в эту «медицинскую Мекку». Все глубже знакомясь с необычным способом терапии, я закончил соответствующие курсы и, получив официальное разрешение тогда Ленгорисполкома, начал практиковать в качестве врача-гомеопата, а значит, уже 46 лет занимаюсь этим ремеслом».