Дмитрий Хабибуллин - Тот День

• Название: Тот День
• Автор: Дмитрий Хабибуллин
• Жанр: Научная Фантастика

Череда обычных действий, которые вы привыкли делать изо дня в день семь дней в неделю 365 дней в году. Поход на работу, поездка на дачу на выходные, путешествия на море с семьей в летний отпуск, празднование Нового года, дней рождений вашей жены, детей, близких.

Год за годом, неделя за неделей, день за днем жизнь шла своим чередом, принося вам радость и грусть, успехи и разочарования, победы и поражения.

И вдруг все исчезло… Нет больше ни работы, ни отпусков, ни Нового года, ни семьи. Сама жизнь стала какой-то нелепой случайностью в мире, буквально в несколько мгновений изменившемся до неузнаваемости. Старые идеалы рухнули, а новых нет, кроме, разве что, выживания. Земля больше не дом для человечества. Теперь человек должен показать, на что он способен и способен ли на что-нибудь. Доказать новому миру, что готов преодолеть любые препятствия ради выживания. И в конце концов осознать, что разница между утраченным миром и новым совсем невелика…

---

“Это невозможно, еще слишком рано”, — замерев на месте, я убеждала себя.

И ведь действительно, шла только пятнадцатая неделя, и по всем законам мое дитя не должно было так рано заявить о себе.

Когда наваждение меня оставило, я поняла, что больше минуты неподвижно стою на ступеньках. Мое имя повторно влетело в микрофон и посредством усилителей разнеслось по всему залу. И зал опять зашумел ленивыми аплодисментами, видимо решив, что моя неподвижность связано с недостатком зрительского внимания. Наконец, я поднялась и подошла к микрофону. Пересказывать свою речь я не буду. Я поблагодарила за теплое приветствие и принялась добавлять свои мазки на общее полотно “мира добрых людей’. Все шло хорошо, пока глаза не остановились на нем.

Сперва я решила, что наваждение связано с теми странными ощущениями в области живота. Что мое воображение просто нарисовало его, что его вовсе нет. События недавнего прошлого, включая разрыв с мужем и бегство из Москвы, оставили неизгладимый отпечаток на моей психике, а тут еще и ребенок дал о себе знать. Но чем дольше я на него смотрела, тем больше верила своим глазам. Да, несомненно, человек, так пристально смотревший на меня из зала, был Игорем. Тем самым Игорем, которого я так страстно хотела вышвырнуть из памяти. Я что-то говорила, а в голове крутились мысли.

“Как он меня нашел? Зачем?”, - и прочие вопросы повисли в сознании.

“Мы расстались, вот уже как три месяца назад”, - думала я тогда.

“Последняя ночь принесла мне долгожданный подарок, но узнала об этом я слишком поздно. Развод был оформлен, а милый тесть как взбесившийся цербер, всю мощь свою направил лишь на то, чтобы больше не слышать мое имя. Так как же он узнал? Или здесь он совсем по другой причине?” — не успокаивались мысли.

Я закончила речь. Зал вновь взорвался лестными аплодисментами, а я направилась вниз. Мысли путались, и мне нужно было расставить все по своим местам. Мне нужно было с ним поговорить. Но у судьбы видимо на меня были свои виды. Я шагнула в сторону лестницы в зал, и мир внезапно замолчал…

Глава 7. Человек в часовне

Вознесенский монастырь был расположен близ деревни Каблуково, в двадцати километрах от Твери. Места это были глухие. На западе отгороженные стеною густого леса. На востоке — голубоглазой Оршой. А в километре к югу от села шумела ее старшая сестра — Волга. Немалая территория обители была обнесена белокаменной изгородью, сразу за которой начинались первые деревенские дома, которых, впрочем, всего было пару десятков. Монастырь пережил самые разные времена, история его восходила к временам Московского княжества. Несколько раз он практически поднимался из руин, воскресал из пепла. И выходя из храма на широкий монастырский двор, отец Георгий грустил о тленности человеческих жизней.

“Эти каменные стены будут стоять здесь еще долго. Мои внуки будут удобрять землю, а они — даже не потрескаются”, — метафорически подумал Соколов, так как никаких внуков, как и детей, у священника не было.

Когда за его спиной хлопнули двери храма, и свет молодого розоватого солнца коснулся глаз, Георгий убедился в своих догадках о страшной катастрофе. Декорации сменились, а суть осталась прежней — смерть была повсюду. В распотрошенных трупах молодых монахинь и простых прихожан, обугленных остатках хлевов и амбаров и даже в воздухе витала смерть. Вокруг монастыря были места живописные и в обычное время наполненные самыми разными звуками. Но не сейчас. Молчал скот, горланистые деревенские петухи также не подавали признаков своей утренней жизни, и даже лес, дом самых разных тварей, и тот молчал.

Человек в богатых одеждах протоиерея стоял у входа в храм, смотрел на полу-сгоревшие деревянные постройки, срамные трупы, и даже слегка растерялся, пока в мыслях Георгия не появились строки из одного священного текста.

“…И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч…” — вспомнил он библейский стих о всаднике.

И вдруг, словно просветление снизошло на святого отца. Словно осыпались пеплом повязки, прежде мешающие ему видеть. Внезапно он понял все. Ведь он так давно мечтал о дне подобном этому. Соколов вспоминал священные тексты разных народов, смотрел перед собой и не мог поверить своим глазам: открывающиеся перед ним виды, будто бы сошли со страниц древних писаний. Отец Георгий не сомневался: голос в его голове не плод воображений. И этот Голос — сам Порядок.

— Найди молодого апостола и отправляйся в Тверь, — повторил отец слова Голоса, — порядок хочет, чтобы я встретил кого-то. Пусть будет так. — решил Соколов и медленно, переступая через мертвецов и нечистоты, священник двинулся вглубь монастырского двора.

Владислав Сычев за свои сорок два года повидал многое. Но то, что произошло вчера, двадцать восьмого ноября, не вписывалось ни в какие рамки. Надломленная за годы контрактной службы в горячих точках психика человека едва не треснула окончательно. Находясь в беспамятстве в одной из часовен монастыря, ему снились сны. Сны о прежней жизни, которая после двенадцати часов ужасов казалась не такой уж плохой, так как даже самое жуткое воспоминание из прошлых лет блекло по сравнению с тем, что увидел Влад в храме.

Родился Сычев в Твери, в уважаемой семье советских инженеров. Как и было ему начертано, поступил Влад в университет и не знал бы горя, если бы не один инцидент на втором курсе, повлекший за собой уйму неприятностей. Тогда, в конце далекого восемьдесят восьмого, на одной из попоек в студенческом общежитии произошла роковая нелепость. Молодой Владислав, человек буйного нрава, заехал по физиономии одному юноше, который впоследствии оказался лейтенантом известной конторы из трех букв. Человек тот не был в общаге с проверкой. Нет, в силу своего юного возраста, чувства собственной важности и неугомонного либидо, молодой лейтенант “КГБ” хотел самым наглым образом воспользоваться услугами “общедам” (так Влад с друзьями называл доступных девушек из общежития), от чего и получил кулаком в морду.

На следующий день после драки Сычева вышвырнули из университета, а еще через месяц он уже катил на скором поезде в Афганистан. Отмазать родители юношу не смогли, да и как отмазать то было? Комитетчики подобного не прощали, и всем это было известно. Вот таким вот странным образом, по глупой пьяной выходке, Сычев и стал профессиональным контрактником, повидавшим не одну горячую точку этого бесконечно воюющего мира.

Восемьдесят девятый был последним годом афганской войны, и молодой боец сразу же после учебки попал в мясорубку знаменитой советской операции “Тайфун”. В начале февраля командование объявило о выводе последних подразделений из Кабула, и крещенный в своем первом сражении юноша вернулся домой.

Там, на забытой войне, в сердце Сычева произошли какие-то необратимые изменения. Гражданская жизнь больше не казалась ему полноценной. Он не мог сказать, что лишения и смерти Афганистана чем-то его притягивали. Нет, просто война показалась ему самым честным явлением в его жизни.

— Когда земля горит и стонет, люди больше не лгут. Каждый становится собой. — не раз повторял он своим тверским друзьям, когда речь заходила про войну.

— Все пройдет. Это афганский синдром. Просто травма, которой надо время, чтобы затянуться. — отвечали ему товарищи.

Но время шло, а пустота в его душе так никуда и не делась. Спустя год после демобилизации, Владислав опять поступил в университет, на специальность радиофизики и электроники. После моджахедов, пылкость юноши приутихла и, сделав ставку на учебу, Влад без каких-либо проблем все же окончил тверской университет.

Однако сердцу, как говорят, не прикажешь. Отработав несколько месяцев на радиозаводе, молодого мужчину опять позвала война. То была первая Чеченская. Полтора года грязи, крови и мучений. Полтора года честности и правдивого взгляда смерти, которая ждет малейшей ошибки. Терпкий запах пороха и пота. Дрожащий указательный палец на спусковом курке автомата. Ночное небо, разрываемое всполохами на горизонте и воздух, наполненный тысячами свинцовых ос. Он растворился в этой жестокой правде целиком, с головой ушел в опасный быт солдата. И когда опять под его ногами заскрипел старый пол родной прихожей и мать повисла на его шее, неодолимое желание вернуться в тот ад снова поселилось в его сердце.

Он впал в беспросветную депрессию. Все было не тем. Запахи отдавали затхлостью, свет был сер, друзья — фальшивы. За полгода перепробовал Влад с десяток мест работы. Инженер он был с головой, и везде ему были рады. Вот только сам человек смысла в размеренном течении гражданской жизни не видел.