Автор неизвестен - Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов

• Название: Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов
• Автор: Автор неизвестен
• Жанр: Европейская старинная литература
• Год: 1974

Творчество трубадуров, миннезингеров и вагантов, хотя и не исчерпывает всего богатства европейской лирики средних веков, все же дает ясное представление о том расцвете, который наступил в лирической поэзии Европы в XII-XIII веках.

Если оставить в стороне классическую древность, это был первый великий расцвет европейской лирики, за которым в свое время последовал еще более могучий расцвет, порожденный эпохой Возрождения. Но ведь ренессансная поэзия множеством нитей была связана с прогрессивными литературными исканиями предшествующих столетий. Об этом не следует забывать.

В сборник вошли произведения авторов: Гильем IX, Серкамон, Маркабрю, Гильем де Бергедан, Кюренберг, Бургграф фон Ритенбург, Император Генрих, Генрих фон Фельдеке, Рейнмар, Марнер, Примас Гуго Орлеанский, Архипиит Кельнский, Вальтер Шатильонский и др.

Перевод В.Левика, Л.Гинзбурга, Юнны Мориц, О.Чухонцева, Н.Гребельной, В.Микушевича и др.

Вступительная статья Б.Пуришева, примечания Р.Фридман, Д.Чавчанидзе, М.Гаспарова, Л.Гинзбурга.

---

Миниатюра из рукописного «Псалтыря». XII век 

ПЕЙРЕ И БЕРНАРТ ДЕ BЕНТАДОРН

* * *

— Мой славный Бернарт, неужель
Расстались вы с песней своей?
А в роще меж тем соловей
Выводит победную трель,
Страстно и самозабвенно
Ликуя в полуночный час.
В любви превосходит он вас!

— Мне, Пейре, покой и постель
Рулад соловьиных милей.
Душе опостыли моей
Несчастной любви канитель,
Цепи любовного плена.
Уж я отбезумствовал раз,
Постигнув любовь без прикрас.

— Бернарт, перестаньте, мой друг,
Бесстыдно любовь порицать.
Она заставляет страдать,
Но в мире нет сладостней мук,
Ранит любовь и врачует.
В ней — счастье великое нам,
Пускай и с тоской пополам.

— Эх, Пейре, вот стали бы вдруг
Любви у нас донны искать,
Чтоб нам их владыками стать
Из прежних безропотных слуг!
Где уж! Три года минует,
Как мог убедиться я сам:
Не сбыться сим дерзким мечтам!

— Бернарт! Что валять дурака!
Любовь — вот исток наших сил!
Ужели бы жатвы решил
Я ждать от сухого песка!
В мире такой уж порядок:
Положено донну любить,
А донне — к любви снисходить.

— Мне, Пейре, и память горька
О том, как я нежно любил,—
Так донной обижен я был,
Такая на сердце тоска!
Донны коварных повадок
Вовек не могу я простить.
Ловка она за нос водить.

— Полно, Бернарт мой! Нападок
Умерьте безумную прыть.
Любовь нам положено чтить.

— Пейре, мой жребий несладок,
Коварную мне не забыть —
Так как же безумным не быть! 

ПЕЙРЕ Д'АЛЬВЕРНЬЯ

* * *

— Соловей, прошу тебя я
К Донне с весточкой слетать.
В путь обратный улетая,
Попроси ответ прислать.

Пусть поймет:
Кто в полет
Вести посылает,
Кто их ждет,—
Верно, тот
В ней души не чает.

Пусть не медлит, отвечая,
Ты ж не вздумай зря порхать:
Буду я, часы считая,
Твоего прилета ждать,—

В путь! И вот
В небосвод
Соловей взлетает,
Все вперед
И вперед
Крылья устремляет.

Прилетает, не плутая,
К той, что рождена пленять.
Вот и песнь его лесная
Стала воздух оглашать.

Он поет,
Но забот
Все ж не отгоняет;
Страх берет —
Как сойдет
То, на что дерзает?

Все же, смелость обретая,
Донне стал он напевать:
— Друг ваш, тайну соблюдая,
К вам решил меня послать:

Путь, мол, тот
К ней найдет,
Кто напевы знает,—
Все поймет,
Все смекнет
И не зря слетает.

Ждет вас радость, и большая.
Нужно другу отвечать.
Не видал, везде летая,
Никого ему под стать.

Но ведет
Время счет —
Друг часы считает,
И зовет,
И клянет:
Где ж посол летает?

Все ж, отлет свой замедляя,
Не могу я умолчать;
Срок придет, и прядь седая
В русую вплетется прядь!

Кто не рвет
Свежий плод —
Счастье упускает.
Жизнь не ждет:
Друг уйдет,
Время все меняет.—

Так ей птичка напевала,
Был посол неглуп, хоть мал!
Донна сразу отвечала,
Голос нежностью звучал:

— Поживей,
Соловей,
Отнеси признанье:
Мол, для ней
Нет милей
Вашего вниманья!

Как тоска меня снедала!
Друг далёко пребывал.
Я прекрасней не видала,
Он мне всех желанней стал.

Тем грустней,
Тем трудней
Было расставанье.
Сколько дней
Без вестей
С милым ждать свиданья!

С ним мечта моя витала,
Сон и тот не разлучал,
И во сне-то мне, бывало,
Милый смех его звучал.

Чем скромней
От людей
Я таю желанья,
Тем сильней,
Тем жадней
Счастья ожиданье!

Он меня спервоначала
Словно бы заколдовал:
Мне жара не докучала,
И мороз меня не брал.

Всех славней,
Всех знатней
И богаче стань я,
Мне князей,
Королей
Он затмит блистанье!

Если злато зря лежало,
Кто-то им пренебрегал,
У прекрасного металла
Цвет поблек, огонь пропал,—

Чем нежней,
Чем добрей
Будет к нам вниманье,
Тем сильней,
Тем полней
В нас любви сиянье.

Вот, соловушка, немало
От меня ты услыхал.
Завтра — в путь, чуть зорька встала,
Чтобы друг не заскучал.—

День светлей,
Все быстрей
Крылышек сверканье.
Нет затей
Веселей,
Чем носить посланья! 

РАМБАУТ Д'АУРЕНГА

* * *

В советах мудрых изощрен,
Я всем влюбленным их давал,
Но сам, хоть нынче и влюблен,
Таких советов я лишен —
И вот успеха не искал
Дарами, лестью, клеветой:
Любовь по-новому мне зрима —
Чиста, добра, неугасима.

Тому же, кто иным прельщен,
Я в помощи не отказал.
Пусть мой совет усвоит он
И будет удовлетворен —
Получит то, чего желал,
К тому же с общей похвалой
(А ею брезгать нетерпимо,
Молва всегда неумолима).

Итак, кто был одной из донн,
Чьей дружбой он бы щеголял,
С пренебреженьем отстранен,
Тот донне угрожать волен;
А резче отповедь слыхал —
Дай донне по носу рукой:
Со злючкой злость необходима,
Иначе цель недостижима.

Коль больше встретит он препон,
И тут бы пусть ие унывал,—
У недотроги свой канон:
Кем не один стишок сложен,
Такой, чтоб донну задевал
Злословьем или похвальбой,
Кто девки не пропустит мимо,
Чей дом не келья нелюдима,—

Тот донной не пренебрежен:
На любопытстве он сыграл!
Но путь такой мне не сужден,
Моим же сердцем воспрещен.
Когда б успеха и не знал,
Я все же с донной, как с сестрой,
Что нежно, преданно любима,
Хранил бы скромность нерушимо.

Но должен быть предупрежден
Любой, кто мне бы подражал:
Тоской он будет изможден,
Да и глупцом провозглашен.
Уж лучше б скромность нарушал
И с тою донной и с другой
(Хотя притом недопустимо
И бушевать неукротимо).

А я, сознаться принужден,
Любви услад не испытал
(Хоть этим, право же, смущен).
И лишь недавно награжден
Мне милым перстнем, что блистал
На ручке... но молве людской
Грех то предать, что столь ценимо.
Нет! Тайна бережно хранима.

Лишь вы, Жонглер Прекрасный мой,
Вы знаете неоспоримо,
Какая Донна мною чтима.

Я шлю свой верс в Родез родимый
Пусть там пребудет невредимо! 

ГРАФИНЯ ДЕ ДИА

* * *

Мне любовь дарит отраду,
Чтобы звонче пела я.
Я заботу и досаду
Прочь гоню, мои друзья.
И от всех наветов злых
Ненавистников моих
Становлюсь еще смелее —
Вдесятеро веселее!

Строит мне во всем преграду
Их лукавая семья,—
Добиваться с ними ладу
Не позволит честь моя!
Я сравню людей таких
С пеленою туч густых,
От которых день темнее,—
Я лукавить не умею.

Злобный ропот ваш не стих,
Но глушить мой смелый стих —
Лишь напрасная затея:
О своей пою весне я! 

* * *

Полна я любви молодой,
Радостна и молода я,
И счастлив мой друг дорогой,
Сердцу его дорога я —
Я, никакая другая!
Мне тоже не нужен другой,
И мне этой страсти живой
Хватит, покуда жива я.

Да что пред ним рыцарь любой?
Лучшему в мире люба я.
Кто свел нас, тем, господи мой,
Даруй все радости мая!
Речь ли чернит меня злая,
Друг, верьте лишь доброй, не злой,
Изведав любви моей зной,
Сердце правдивое зная.

Чтоб донне о чести радеть,
Нужно о друге раденье.
Не к трусу попала я в сеть —
Выбрала славную сень я!
Друг мой превыше презренья,
Так кто ж меня смеет презреть?
Всем любо на нас поглядеть,
Я не боюсь погляденья.

Привык он отвагой гореть,
И его сердца горенье
В других заставляет истлеть
Все, что достойно истленья.
Будет про нрав мой шипенье,—
Мой друг, не давайте шипеть:
Моих вам измен не терпеть,
С вами нужней бы терпенье!

Доблести вашей горенье
Зовет меня страстью гореть.
С вами душой ночь и день я,—
Куда же еще себя деть! 

* * *

Повеселей бы песню я запела,
Да не могу — на сердце накипело!
Я ничего для друга не жалела,
Но что ему душа моя и тело,
И жалость, и любви закон святой!
Покинутая, я осиротела,
И он меня обходит стороной.

Мой друг, всегда лишь тем была горда я,
Что вас не огорчала никогда я,
Что нежностью Сегвина превзошла я,
В отваге вам, быть может, уступая,
Но не в любви, и верной и простой.
Так что же, всех приветом награждая,
Суровы и надменны вы со мпой?

Я не пойму, как можно столь жестоко
Меня предать печали одинокой.
А может быть, я стала вам далекой
Из-за другой? Но вам не шлю упрека,
Лишь о любви напомню молодой.
Да охранит меня господне око:
Не мне, мой друг, разрыва быть виной.

Вам все дано — удача, слава, сила,
И ваше обхождение так мило!
Вам не одна бы сердце подарила
И знатный род свой тем не посрамила,—
Но позабыть вы не должны о той,
Что вас, мой друг, нежнее всех любила,
О клятвах и о радости былой!

Моя краса, мое происхожденье,
Но больше — сердца верного влеченье
Дают мне право все свои сомненья
Вам выразить в печальных звуках пенья.
Я знать хочу, о друг мой дорогой,
Откуда это гордое забвенье:
Что это — гнев? Или любовь к другой?

Прибавь, гонец мой, завершая пенье,
Что нет добра в надменности такой! 

* * *

Я горестной тоски полна
О рыцаре, что был моим,
И весть о том, как он любим,
Пусть сохраняют времена.
Мол, холодны мои объятья —
Неверный друг мне шлет укор,
Забыв безумств моих задор
На ложе и в парадном платье.

Напомнить бы ему сполна
Прикосновением нагим,
Как ласково играла с ним
Груди пуховая волна!
О нем нежней могу мечтать я,
Чем встарь о Бланкафлоре Флор,—
Ведь помнят сердце, тело, взор
О нем все время, без изъятья.

Вернитесь, мой прекрасный друг!
Мне тяжко ночь за ночью ждать,
Чтобы в лобзанье передать
Вам всю тоску любовных мук,
Чтоб истинным, любимым мужем
На ложе вы взошли со мной,—
Пошлет нам радость мрак ночной,
Коль мы свои желанья сдружим! 

* * *

— Друг мой! Я еле жива,—
Все из-за вас эта мука.
Вам же дурная молва
Не любопытна нимало,
Вы — как ни в чем не бывало!
Любовь вам приносит покой,
Меня ж награждает тоской.

— Донна! Любовь такова,
Словно двойная порука
Разные два существа
Общей судьбою связала:
Что бы нас ни разлучало,
Но вы неотлучно со мной,—
Мы мучимся мукой одной.

— Друг мой, но сердца-то — два!
А без ответного стука
Нет и любви торжества.
Если б тоски моей жало
Вас хоть чуть-чуть уязвляло,
Удел мой, и добрый и злой,
Вам не был бы долей чужой!

— Донна! Увы, не нова
Злых пересудов наука!
Кругом пошла голова,
Слишком злоречье пугало!
Встречам оно помешало,—
Зато улюлюканья вой
Затихнет такою ценой.

— Друг мой, цена дешева,
Если не станет разлука
Мучить хотя бы едва.
Я ведь ее не желала,—
Что же вдали вас держало?
Предлог поищите другой,
Мой рыцарь-монах дорогой.

— Донна! В любви вы — глава,
Не возражаю ни звука.
Мне же в защите права
Большие дать надлежало,-
Большее мне угрожало:
Я слиток терял золотой,
А вы — лишь песчаник простой.

— Друг мой! В делах плутовства
Речь ваша — тонкая штука,
Ловко плетет кружева!
Рыцарю все ж не пристало
Лгать и хитрить, как меняла.
Ведь правду увидит любой:
Любовь вы дарите другой.

— Донна! Внемлите сперва:
Пусть у заветного лука
Ввек не гудит тетива,
Коль не о вас тосковало
Сердце мое, как бывало!
Пусть сокол послушливый мой
Не взмоет под свод голубой!

— Мой друг, после клятвы такой
Я вновь обретаю покой!
— Да, Донна, храните покой:
Одна вы даны мне судьбой. 

АЗАЛАИДА ДЕ ПОРКАЙРАРГЕС