Лидия Чарская - Солнце встанет!

• Название: Солнце встанет!
• Автор: Лидия Чарская
• Жанр: Детская проза

---

И Лика скрывала и таяла на глазах мужа с каждым днем, с каждым часом.

Даже любимое дело не удовлетворяло ее по-прежнему. Правда, она по-старому помогала доктору в фабричной больнице, навещала красовских, колотаевских и рябовских крестьян, выслушивая их нужды и удовлетворяя их материально и духовно, по-старому собирала рабочих в артельной и читала им, знакомя их наравне с социальным положением европейского пролетария и с русскими классиками по изящной словесности. Но во всем этом не проявлялась прежняя горячая, страстная натура Лики, а чувствовалась какая-то апатичная пришибленность. Наедине с мужем Лика чувствовала себя как-то неловко, дико и всячески старалась замешать третье лицо в их недолгие свидания во время отдыхов Силы после фабричного трудового дня.

С отъездом тети Зины за границу, куда та, наконец, отправилась по настоянию племянницы, Лика тесно подружилась с Анной Бобруковой. Присутствие Анны стало ей теперь решительно необходимым. Эта простая, здоровая по существу и несчастная в силу обстоятельств девушка решительно влекла к себе Лику. Энергичная и смелая, она умела побороть свое горе и нести его с гордо поднятой головой. В Анне было много несимпатичного, но ее молчаливая скорбь смиряла с нею Лику, которая почти не замечала ее недостатков. К тому же в последние месяцы постоянных отношений с Горной Анна много усовершенствовалась. Она смягчилась душой, бросила свой умышленно ею принятый циничный тон, стала больше заниматься чтением и старательно занялась своей подготовкой на медицинские курсы.

Ее присутствия Лика, сама того не замечая, жаждала в силу и другой причины. «Он», странный, вредный и безжалостный человек, был когда-то близок Анне и, целуя Анну, Лика хотела ощутить на себе поцелуи, оставленный на этом красивом, но несколько грубоватом лице князем Всеволодом. Она не ощущала ни малейшей ревности к Бобруковой; напротив, с каждым появлением последней появлялся невидимый призрак Гарина и Лика жила острым ощущением своих воспоминаний о нем.

Ветер по-прежнему завывал в трубах. Молодая Строганова машинально следила за печатными строчками газет. Где-то стукнула входная дверь.

— Это Сила! — произнесла Лика и вся как-то инстинктивно подобралась в своем кресле.

Вместе со струей свежего, морозного воздуха, вся запушенная снегом, вбежала Анна.

— Наши бастуют! — как отрезала, крикнула она своим звучным голосом. — С завтрашнего дня решили. Сила Романович пошел уговаривать в артельную. Сходка там… по примеру городских… «Пока, — говорят, — не добьемся отмены смертной казни, никто пальцем не двинет». Вся фабрика стала. Красовские так прямо и говорят: «За тысячи верстов столице нашему брату пулеметами грозят, а мы со спокойной душой стой у станка… Дудки!» Хозяин при мне прошел. Встретили на «ура», качали… А все же, говорят: «Сила Романович, не погневись, забастуем. Жаль нам тебя сердешно, а не можем от товарищей отставать»… Им Кирюк, как в город за бандеролями ездил, целую пачку прокламаций привез. Вот они и взбунтетенились так, что небу жарко.

— Ты прямо сюда со сходки?

— Да, Кирюк говорил. Ловко это он шельма приноровился… Так и сыплет, так и сыплет…

— А ты молчала, Анна?

— Молчала. Язык чесался, не скрою. Да, ведь, гадко это! Ты да Сила Романович из кожи за нас лезете, а я черной благодарностью отплачу? Дудки, не таковская! — задорно тряхнув головой, заключила Анна. — Свежие известия? — после минутной паузы спросила она, указывая глазами на газеты, разложенные на коленах Лики.

— Все по-старому в городе. Забастовки и угрозы. Угрозы и забастовки. Не сегодня, завтра губернатор пойдет на компромисс. Он, ведь, мягкий… хороший… Кстати, получила разрешение на наш концерт в городской управе. Да теперь все это ни к чему, — печально покачала головою Лика.

— Как ни к чему? Не будет вечера в пользу безработных? — так и всколыхнулась Анна.

— Уехать нельзя отсюда нам с Силой в такое время, когда фабрика бастует… Нагонят сюда казаков без нас, кто за вас всех тогда постоит?

— Да хозяину и не надо ехать. Хозяин пусть остается. Неужели же ты одна не сумеешь устроить вечер и пропеть свои неаполитанские песенки? Да, ведь, не барышня же ты кисейная, Лидия Валентиновна. Чай, не раз умела справиться сама!

— Правда, милая, — согласилась та, — поедем-ка мы с тобою одни в город. Не могу я бросить тех несчастных оттого только, что собственное стадо ближе пастуху. А Сила здесь пока останется… Завтра же поедем! Хочешь?

И, говоря это, Лика разом оживилась.

— А покончим с концертом и айда сюда! — весело заключила Анна, сама разом повеселев при виде оживления молодой хозяйки.

Только к девяти часам вернулся из артельной Сила, усталый, но довольный.

— Уломали? — с робкой надеждой в голосе спросила Анна.

Сила только рукою махнул.

— Уломаешь их, как же! — улыбнулся он. — Нет, вырос и окреп в последнее время человек русский. У него и понятие о принципе вкоренилось. Бастуют там в силу принципа, будем бастовать и здесь. Славно!

* * *

Губернатор был холост и это способствовало его интересному положению всеми лелеемого холостяка.

В его доме вместо хорошенькой, молоденькой губернаторши до поры до времени управляла хозяйством его сестра, старая дева, окончившая когда-то за границей медицинские курсы и привезшая оттуда вместе с аттестатом на женщину-врача и заразительные, как оспа, идеи о свободе и равенстве. Она сумела повлиять на своего слабохарактерного брата, и весь губернаторский дом под ее искусной рукою принял тот неуловимый оттенок новшества, который был так к лицу положению начальника губернии в это смутное время. Однако, до сих пор все шло отлично. Губерния была довольна своим шефом, а шеф — губернией.

И вдруг, как снег на голову, свалились эти забастовки, частичные митинги, тайное, заглушаемое до поры до времени брожение, ежеминутно готовое перейти в открытую демонстрацию.

Но со вчерашнего дня причин для волнения было более, чем когда-либо. Вчера, как снег на голову, свалился к нему его кузен из-за границы, человек, бесцельно прожигающий свое время по европейским столицам и курортам, имевший до тысячи романов в своей жизни и теперь, очевидно, приевшийся ими.

Этот кузен, двоюродный брат губернатора по женской линии, сразу начал с нотаций… Он нашел, что губерния распущена, что он, как начальник края, ведет неверную тактику, что гуманностью и этикой ничего не поделаешь и что, привыкнув к кулаку и плетке, русский человек инстинктивно, помимо собственного сознания, жаждет последних.

Разговор с кузеном расстроил начальника края. Он более всего в мире боялся потерять свой престиж и показаться «ridicule»[19] там, в высших сферах, а между тем…

Перед лицом губернатора на письменном столе лежала пестрая афиша. Там значилось о концерте, даваемом в здании городской управы в пользу безработных. Сам губернатор не находил в этом концерте ничего предосудительного.

Правда, рабочие городских заводов являются как бы ослушниками пред законом. Но, с другой стороны, чем виноваты их семьи — эти бедные женщины и дети, голодный писк которых порою достигает до гуманных ушей «его превосходительства». И потом устроительница концерта, она же и участница его, лично приезжала недели две-три тому назад просить его о разрешении, с мужем.

Начальник губернии уже не раз слышал об этой женщине. Он слышал, что где-то далеко от города, в самых дебрях края, поселилась прелестная златокудрая волшебница, жившая исключительно для народа, что златокудрая волшебница победила чувствительное сердце фабриканта Строганова и они поженились. Стоустая молва распространила целую легенду о ней, и эта легенда, прикрашенная до баснословных размеров, долетела на своих фантастических крыльях и до дома губернатора. Он знал о Лике еще до свидания с четою Строгановых. Но, когда молодая женщина об руку с мужем явилась пред ним, необыкновенно очаровательная, хрупкая, губернатор растаял. Более прелестной женщины он не встречал еще в своей жизни. Маленькая Строганова захватила его…

— En voilá une femme á perdre la téte![20] — говорил он своему любимому чиновнику особых поручений, с которым усвоил себе игриво-интимный тон.

И ради прелестных глаз этой маленькой Строгановой он сделал неловкий поступок по отношению к правительству, разрешив ей устроить концерт в пользу безработных.

«Там, конечно, это примут к сведению, — размышлял он, взволнованно измеряя вдоль и поперек си ой кабинет шагами. — А может быть, и сойдет?»

И почему бы не сойти? Ба! Ведь, деньги достанутся не смутьянам, а их женам и детям? А денег соберется не малая сумма, так как весь город не преминет явиться на этот концерт. О маленькой Строгановой говорят всюду и много. Ее судьба украшена каким-то таинственным ореолом. Какая-то романическая история в прошлом, и чтобы то ни было приятно послушать хорошенький голосок с эстрады, распевающий, как где-то в Италии, у Пармы или в Неаполе, поэтичные, как весенний сон, рыбачьи песенки… К тому же когда певица обладает подобным личиком…