Газета Завтра Газета - Газета Завтра 303 (38 1999)

• Название: Газета Завтра 303 (38 1999)
• Автор: Газета Завтра Газета
• Жанр: Публицистика

---

Остальных боевиков прижали на подходе к траншеям к земле пулеметы. И атака окончательно захлебнулась…

К рассвету наконец-то подтянулась пугливая "мабута" — пехота. Усиленный батальон мощным живым потоком растекался по траншеям и окопам, и его бойцы с изумлением и страхом разглядывали нагромождения тел убитых боевиков. Явления, доселе не виданного. Но с еще большим удивлением они смотрели на разведчиков. Все в копоти, крови, обрывках формы и в бинтах, они были словно восставшие из ада…

С собой пехота принесла боевой стяг. И пехотный комбат, на мгновение задержав его в своих ладонях, молча передал трепещущее на ветру полотнище ротному разведчиков. Тот устало, неуклюже припадая на прострелянную ногу, взобрался на бруствер блиндажа и воткнул древко в каменный пролом. Подхваченное ветром знамя плеснуло в небо ало-сине-белым шелком.

"Неприступная" высота Эки-Тибе была взята.

Владислав ШУРЫГИН

Наконец-то, поступил в продажу самосвал НЕФАЗ 45141 7 - этот самосвал представляет собой идеальное соотношение цены и качества.

Сергей Кара-Мурза СТАБИЛЬНОСТЬ НЕУСТОЙЧИВОСТИ

С ДАВНИХ ПОР, с трактатов Макиавелли, известно, что государство держится на силе и согласии ("макиавеллиевский кентавр"). В нашем веке идею Макиавелли развил теоретик права М.Вебер в концепции легитимности. Только при уважении своей верховной власти достаточным большинством граждан она становится легитимной. Это — нечто гораздо более важное, чем "законность".

Легитимность — это уверенность подданных в том, что установленный в государстве порядок непреложен как выражение высших ценностей, что он обеспечивает благо и спасение страны и людей. При наличии этой уверенности власть одновременно является авторитетом и государство прочно стоит на силе и согласии. Утрата любой из этих опор — начало краха государства. Исходя из этого, А.Грамши в 30-е годы построил новую теорию о государстве и революции — в учении о "гегемонии", то есть состоянии, при котором достигнут достаточный уровень согласия ("государство является гегемонией, облеченной в броню принуждения").

Грамши дает такое определение: "Государство — это вся совокупность практической и теоретической деятельности, посредством которой господствующий класс оправдывает и удерживает свое господство, добиваясь при этом активного согласия руководимых". То есть гегемония предполагает не просто согласие, но благожелательное (активное) согласие, при котором граждане желают того, что требуется господствующему классу. И обретение легитимности (гегемонии), и ее утрата происходят в общественном сознании. Для признания государства праведным или несправедливым не так важен абсолютный уровень эксплуатации или потребления, привилегий или репрессий, как его восприятие в общественном сознании.

До сих пор теория легитимности отвечала нашему опыту: долгий подрыв гегемонии самодержавия в 1917 г. привел к краху государство Российской империи, оно рухнуло как карточный домик (не стало согласия — и иссякла сила). Еще поразительнее был крах СССР: большинство граждан даже не стало антисоветским, просто их согласие на продолжение советского строя перестало быть активным. Люди пассивно наблюдали, как ничтожное меньшинство (около 1% населения Москвы) уничтожало государство. Гегемония советской власти подрывалась с 60-х годов сверху (из элиты и даже самой номенклатуры) и извне ("голосами").

Таким образом, вывод еще недавно казался верным: режим, который не обеспечил себе легитимность и не завоевал авторитета и уважения большинства граждан, неустойчив и быстро утрачивает власть (как это произошло, например, с Временным правительством в октябре 1917 г.), или изменяется через цепь реформ.

Однако мы уже восемь лет наблюдаем странное, противоречащее теории явление: в России возник режим, который не обладает авторитетом ни в какой социальной группе, но он устойчив. Ельцинизм — политический режим, совершенно не обладающий легитимностью, он разлагает все вокруг, сеет порок и гибель, явно ведет общество и страну к катастрофе, но не обнаруживает никаких признаков собственной гибели. Как раковая опухоль, пожирающая организм. Режим не падает — что бы там ни говорили вожди оппозиции, исходя из теории и здравого смысла.

То, что режим Ельцина не обладает благодатью и не заслужил ничьего уважения,— факт очевидный. Достаточно послушать прорежимное телевидение и почитать прессу — все сферы жизни общества на грани гибели именно в результате действий режима. Пресса Запада, которая из циничных соображений поддерживает режим Ельцина, исполнена к этому режиму такого омерзения, какого наши души и выработать не могут.

Положение настолько необычно и безумно, что никого не поразил небывалый в истории государства и права факт: президент обвинен в геноциде собственного народа. Это чудовищное обвинение обсуждается в парламенте, за него голосует боль- шинство, в него, если говорить начистоту, верят практически все граждане. То, что для отрешения от власти не хватило сколько-то депутатских голосов, есть чисто формальный вопрос. О реальной легитимности такого режима не может идти и речи — его презирают и ненавидят даже те немногие, кто шкурно с ним связаны и будут защищать его до последнего.

Что же происходит? Видимо, мы входим в новый период истории. Возникают режимы власти, которые держатся на каких-то, еще не вполне изученных подпорках. Они отвергают обычные, вековые нормы права и приличия и демонстративно отказываются от уважения граждан. Их силу поэтому нельзя подорвать путем разоблачения грехов и преступлений режима — он их и не скрывает. Он сплачивает своих сторонников не идеалами и высокими ценностями, а круговой порукой безобразий и пороков. Есть много признаков того, что это — процесс мировой. Дело Клинтона-Левински, ничтожество Соланы или Кофи Аннана задают стандарты той культурной среды, в которой большинство телезрителей мира без особых эмоций принимают бомбардировки Сербии. Исчезает важное в прошлом явление — общественное мнение. Более того, по сути, исчезает само общество, поскольку моральные и логические нормы разных людей становятся настолько несовместимыми, что утрачивается возможность диалога. Все чаще от самых разных людей приходится слышать вымученный и странный вывод: в мире сегодня идет война добра со злом. Иных, более четких и строгих, категорий для определения происходящего люди найти не могут. Значит, сдвиги действительно глубокие.

НО ВЕРНЕМСЯ К НАШИМ ДЕЛАМ. На каких же струнах играет режим Ельцина, какие новые технологии применяет? По оценкам экспертов Всемирного экономического форума в Давосе, Россия сегодня — самая нестабильная страна. Почему же эта аномально высокая нестабильность не превращается в действия тех, кто отвергает этот режим? Почему практически всеобщее его осуждение не становится политической волей?

Конечно, это во многом вызвано типом общества и народа, особенности которых команда Ельцина знает досконально. Советские люди, восстановив себя как народ, а не гражданское атомизированное общество, не имели (и до сих пор не имеют) классового сознания и не могут сплотиться для борьбы под классовыми лозунгами. Не могут они выделить из себя и классовой партии для борьбы. Все их организации первым делом заявляют, что они — государственники. У них и в мыслях нет бороться с государством, хотя бы и Ельцина. Как только лучшие кадры оппозиции "идут во власть", они начинают помогать режиму "обустраивать Россию". Не свергать режим, а именно помогать ему, создавая порочный круг и укрепляя режим. Терпение и солидарность народов России, усиленные бедствием, помогают людям создать невидимые системы выживания. Режим их не трогает и, выходит, с ним можно сосуществовать, так что и в вину ему привычное состояние бедствия уже не ставится.

Эти качества советского общества всегда были известны, однако советский режим их не мог (или не хотел) использовать, чтобы продолжить свое существо- вание и после утраты его культурной гегемонии в начале 90-х годов. Значит, режим Ельцина — явление принципиально новое, "политический постмодерн". Нам надо понять его образ действий, иначе он, как раковая опухоль, действительно всех нас уморит.

Прежде всего, нам надо бы отказаться от простых и привычных, но заведомо ошибочных понятий, которыми мы определяем этот режим (часто с подсказки идеологов самого режима). Ведь дав ему неверное имя, мы выбираем для себя и неверную линию поведения. Во-первых, этот режим не имеет ничего общего с либерализмом — ни в каком смысле. Об этом уже говорилось, никакой дискуссии или возражений не последовало, но в оппозиции Чубайса и Кириенко упорно называют "либералами". Да читают ли вожди оппозиции свои газеты?