Георгий Лапушкин - Анна Монсъ (рассказы)

• Название: Анна Монсъ (рассказы)
• Автор: Георгий Лапушкин
• Издательство: Линор
• Жанр: Современная проза
• Год: 1996

---

Наконец — все позади. Васька получил свой талон, снял робу, небрежно кинув ее в углу костюмерной. На улице уже рассвело. Статисты вылезали на Божий свет робко, словно дети подземелья.

Спешить было некуда — до метро еще полчаса, как раз дойти пешком. Вдоль тротуаров негромко шелестели шинами ранние утренние машины.

«Слава КПСС!»

«Небритое утро с ухмылкою пялится в окна; по небу развешаны тучки, прокисшие, словно носки…» — вспомнил Павел свое студенческое стихотворение, выглянув в окошко. Впрочем, утро как утро — оно было не виновато. Просто каждый человек, родившийся и живущий в России, по истечении ряда лет приобретает чувство глухого отчаяния, прикрытого безнадежной улыбкой. Все мы — герои нашего времени. Не всякий, конечно, это в себе заметит.

Отвернувшись от окна, он пошел ставить чай. Будильник проводил его тоненьким треньканьем, ударив последний раз в колокольчик. Потом совершенно другим, глуховатым голосом забормотал себе под нос: «Чак-чак — чак-чак» — и занялся своими мыслями.

Павел в это время на кухне чиркал спичкой. Делал это он довольно странно — держал спичку неподвижно — и проводил вдоль нее коробком. Спичка тем не менее с третьей попытки загорелась. От нее засветился газ голубыми язычками, дохнув теплом. Спичку Павел перехватил, помусолив пальцы, за сгоревшую головку, дождался, пока она догорит вся — спичка вспыхнула напоследок и пустила струйку сизого дыма. Черный обгоревший трупик спички он бросил в банку к другим таким же, а спичечный коробок отложил в сторону. На коробке была наклеена этикетка с нарисованной елкой и надписью: «Береги лес от пожара!» Уголок этикетки отклеился и скрутился трубочкой. Павел попробовал пальцем выровнять уголок — но бумага упрямо скручивалась снова. Тогда он оставил его в покое, взял большой зеленый чайник с поджаренным боком — и водрузил его на плиту.

Умывание отняло несколько больше времени. Начать с того, что из щели в стене выбежал таракан. Метнувшись туда-сюда, он на короткое время задержался, подергивая усами в такт своим быстрым тараканьим мыслям, потом метнулся в сторону, юркнул в другую щель — и пропал. Смотреть было больше не на что — Павел взялся за зубную щетку. Выдавить аппетитную струйку зубной пасты было делом одной минуты — и мятый-перемятый тюбик, аккуратно закрученный с конца в рулончик, занял свое место на полочке рядом с зеленой мыльницей. Затем Павел начал интенсивно работать щеткой; тонкая струйка воды бренчала, разбиваясь об эмалированную раковину в желтых потеках и пятнышках ржавчины в местах с отбитой эмалью. Зеркало, висевшее над стеклянной полочкой, отражало пыль и запустение.

Почистив зубы, он открыл холодильник «Морозко». На старую, в коричневых трещинках клеенку стола поочередно явились масло на блюдце с выщербленным краем, сыр в серой оберточной бумаге, вареная колбаса. А чайник давно уже сердился на плите. Взяв заварной фарфоровый чайничек, Павел вытряхнул из него заварку в ведро, ополоснул кипятком; насыпав из красной жестяной коробочки заварки, плеснул еще кипятку на треть, накрыл полотенцем. Чай был хороший, смесь индийского с цейлонским, так что аромат почувствовался сразу. Пока чай настаивался, он намазал маслом два куска хлеба, разгладив масло до зеркального блеска, потом положил сверху по кусочку сыра и колбасы. Завтрак был готов.

Прежде чем сесть за стол, Павел снова покосился в окно. Пейзаж показался ему менее небритым. Возможно, сказалось действие аромата чая. Павел сел на скрипучий деревянный стул, перед ним, там, где стол упирается в стенку, стоял подсвечник в виде ладьи с тремя мачтами, на каждой из которых была чашечка для свечи. С чашечек свисали застывшие струйки стеарина, в одной еще оставался оплывший огарок.

Судя по времени, чай уже должен был настояться. Павел подвинул ближе к себе изящную фарфоровую чашечку (на фоне фаянсовых посудин она смотрелась анахронизмом), и тонкой струйкой налил чаю густого орехового тона. Бросил в чашку кубик быстрорастворимого сахара — кубик немедленно начал оплывать — и размешал сахар ручкой алюминиевой ложки. Потом положил ее на клеенку. Ложка оставила не клеенке маленькую коричневую лужицу, как раз между углом нарисованного квадратика, там, где клеенка вздулась и лопнула, и лежавшей на ней крупинкой сахара. От чашки шел пар. Возле самого донышка кружились три чаинки, постепенно замедляя вращение.

Прихлебывая из чашки, Павел постепенно съел все бутерброды с сыром, потом вынул пачку сигарет. Покопавшись у подножия подсвечника, он достал длинный деревянный мундштук и вставил в него сигарету. Получилась странная конструкция, что-то вроде трубки с длинным чубуком, которые, судя по картинкам в учебниках, курили раньше баре. Павел зажег свою конструкцию, затянулся. Дым из мундштука, который он держал в правой руке, стекал сизой струйкой вниз, из конца сигареты седая струйка тянулась кверху, закручиваясь и пропадая; на стене, чуть видная, мелькала тень. Павел откинулся на стуле и медленно курил, раскачиваясь на двух ножках. Изредка, взяв за ручку чашку, делал глоток; за глотком следовала затяжка. Пейзаж за окном стал лучезарным.

Докурив, он вынул сигарету из мундштука, аккуратно загасил о край пепельницы, потом в два глотка допил чай. Пора было на работу.

Он вытащил из-под стола «дипломат», подергал замки — Павел не любил, когда «дипломат» раскрывался на улице, вываливая содержимое в канаву. Потом накинул джинсовую куртку — на улице, судя по всему, было сыровато. Продукты он затолкал в холодильник, заглянул во все углы дома — не остался ли где включенным свет.

Газовая колонка тихо шипела — она не выключалась никогда, встроенный в нее клапан следил, чтобы вода не перегрелась. Над головой задумчиво жужжал счетчик, хотя серебристый диск внутри него и не вращался. У самого входа лежал глиняный слепок следа Павла, который ему лень было убрать. На хилом шатком столике у двери аккуратно лежали три луковицы с обвисшими зелеными перьями, напоминая охотничий трофей. Это и был трофей, но не его. Дело в том, что неделю назад Павлу пришла на ум мысль заняться огородничеством — и он зарыл эти три луковицы в землю. Но зловредная бабка, что сдавала ему дачу, каким-то образом усмотрела зеленые перья лука в густой траве, выдернула их — и демонстративно разложила на столе. Дескать, земля в аренду не сдавалась, об ней договору не было. В укор жадной бабке, Павел луковиц не трогал.

Шагнув через порог в сад, он в последний раз оглядел дом, который оставался в одиночестве; потом прикрыл двери и запер их ключом на два поворота. Обшарпанные двухстворчатые двери со вставленными фигурными стеклами. За ними — застекленная веранда, или сени — называй как хочешь. Дальше — тяжелая утепленная, обитая черным дерматином входная дверь. Ее он тоже запер, тут все в порядке. Несколько секунд он постоял еще у входа, словно чего-то ждал — но ничего не случилось. Пригибаясь в тех местах, где низко нависали ветви деревьев, он прошел сквозь сад по цементной дорожке, потом вышел на улицу — и прикрыл за собой калитку. Дом был затенен густой зеленью, видна была только причудливой формы крыша и высокий шпиль.

При виде этого шпиля Павлу всегда приходило на ум, как кто-то, взяв с собой пилу и молоток, лез на крышу, как много часов он там пилил и колотил гвозди — чтобы получился такой вот шпиль. Должно быть, он видел смысл в этой работе. А где он теперь? И в чем смысл этой работы? Но как бы то ни было, этот дом действительно нельзя было спутать ни с каким другим.

Повернувшись, Павел пошел прочь от печального покинутого дома. Он прошел немного по травке на обочине дороги, потом свернул налево, по каменистой неровной тропинке, что шла между дворами. Тропинка привела его на площадь перед магазином (шпиль в последний раз мелькнул за забором). Возле магазина высилась ржавая водонапорная башня; какой-то безвестный альпинист нарисовал на ней серп и молот, а рядом — очень криво — звезду. Чуть в стороне от башни была автобусная остановка, где уже толпился народ. Пустой автобус стоял поодаль и, видимо, думал, ехать или не ехать. Наконец, решился — и подкатил к остановке. Толпа внесла Павла в автобус и закинула на сиденье. Прямо перед ним высилась могучая спина в куртке, рядом сидела девушка в берете и красном пальто, сразу за девушкой видна была часть окна, за которой волновалась толпа. На верхней затемненной части окна кто-то процарапал солнце с лучами.

Сразу за спиной девушки блестела никелированная трубка, которой завершалось сиденье. Трубка была испещрена темно-коричневыми крапинками и поцарапана, в ней отражалось серое небо и еще видна была сильно искаженная физиономия соседа, как в комнате смеха (кем нужно быть, чтобы смеяться в такой комнате?). С усилием оторвав взгляд от ручки, Павел перевел его в окно — автобус уже ехал. За окном мелькала зелень по обочинам дороги. Видимое пространство ограничивалось слева резким красным цветом пальто, справа — алюминиевой рамой окна. Еще дальше справа Павел старался ничего не видеть, совершенно ничего; ему казалось, что то, что он видел в никелированной ручке, там и сидит.