Георгий Лапушкин - Анна Монсъ (рассказы)

• Название: Анна Монсъ (рассказы)
• Автор: Георгий Лапушкин
• Издательство: Линор
• Жанр: Современная проза
• Год: 1996

---

А сколько чудного еще было и есть в России, так что не устаешь удивляться!

— И горя сколько, — сказал недобрый голос, живущий внутри меня, — плач хоть всю жизнь — не выплачешь!

Я так люблю бродить по лесам — наверное потому, что мысли также бродят на свободе, и нет-нет да придет что-нибудь к месту. А уж сколько рассказов я похерил в таких прогулках! За столом сидючи, бывает, теряешь самоконтроль — и такого понапишешь! А тут, куда ни глянь — всюду тучки да березки — вот и светлеет в голове…

Сквозь поредевший лес я вышел к просеке и направился в сторону города по лесной дороге. Шел уже полчаса — но звука шоссе не слышно. Дорога выглядит заброшенной, в колеях плавает ряска. Понемногу я начинал волноваться — вдруг перепутал направление, когда сзади послышался звук мотора. Он натужно завывал, точно жалуясь, и вдруг из-за поворота вывернул грузовик, в кузове его стояло что-то вроде бочки, обернутой в брезент. Груз, видимо, был тяжел, машина ехала с трудом, поминутно увязая в колеях. «Голосовать» не пришлось — подъехав ко мне, водитель приглушил мотор.

— Далеко до шоссе?

— Да не знаю, сам вот ищу!

— Ну садись, подвезу.

В кабине было душно, несмотря на открытые окна, пахло бензином, от перегретого двигателя пыхало жаром. «На охоте был?» — сказал он, покосившись на мой ягдташ.

— Да так, больше прогуляться. Пока погода.

Говорили мы немного, с паузами — я, честно говоря, находился и устал, а водитель был занят баранкой, которая так и норовила вырваться на свободу. Лес по левую руку наконец просветлел, еще несколько рытвин — и вот оно, шоссе. При въезде нас тряхнуло особенно сильно, да так, что я чуть не ткнулся лбом в стекло, на котором была наклеена полуобнаженная девица с какой-то иностранной надписью. При этом в кузове тяжело двинулся груз, так что машина ощутимо просела на передние колеса. Звук удара меня поразил — и я невольно оглянулся: хотя и приглушенный, но он что-то сильно напоминал.

— Вот, колокол везу, — сказал водитель, перехватив мой взгляд.

— Колокол? — изумился я, — откуда?

— Из Москвы. Наша колонна застряла — у одной машины сцепление полетело, так мне начальство и говорит — отвези колокол, его там ждут — а обратно детали возьмешь.

— Это что же, в храм? — заинтересовался я. Колокола — моя слабость, люблю я колокольные перезвоны — которых почти уже не услышишь на Руси.

— Да нет, вроде. Может, в музей… Не знаю. Начальник говорил, это вечевой колокол — а уж куда сейчас его пристроят — Бог знает!

Вон даже как! Я надолго замолчал, не в силах представить, что за спиной — такое сокровище! Замолчал и шофер. Путь шел теперь вдоль Волхова, машина шла быстро — и за дорогой нужен был глаз да глаз. Кого удивят на наших дорогах открытый колодец или пара кирпичей!

Ветер хозяйничал в кабине вовсю — и уже не было жарко, рубашка водителя, мокрая от пота — теперь раздувалась пузырем. Эта встреча и перемена обстановки сбила мои мысли и настроение, все, что я надумал в лесу как-то потеряло остроту и отодвинулось на второй план. В голове гулял ветер — и только. Тоже хорошо. Час еще ранний, доеду — посижу над рукописью.

Только одно не давало мне покоя: все-таки странно все устроено. Вот что такое мой день сегодня? Нагромождение каких-то событий, совершенно случайных. Потом вдруг встречаю этот колокол — и как кстати он пришелся вдруг к моим мыслям… И сразу в хаосе случайностей словно появилась какая-то связь, словно что-то забрезжило. И я действительно прожил этот день, для меня он стал полон смысла — и в то же время ни один драматург не возьмется сделать из всего этого хотя бы сцену. А я сам не взялся бы написать рассказ. Рассказ без событий… А разве мысль — это не событие?

Незаметно дорога вновь приблизилась к Волхову, вода в нем была свинцового оттенка, но так залита заходящим солнцем, что слепила глаза. Течения не было видно, казалось, вода застыла неподвижно.

Я совсем погряз в своих мыслях, очнулся только когда шофер, чертыхнувшись, резко притормозил. Дорогу перегородила толпа, в самом центре стоял священник в рясе. Он что-то басил (из кабины не было слышно слов), помахивая кадилом в сторону нашего грузовика. Толпа была самая пестрая, глаз случайно выхватывал из нее то казака в фуражке с красным околышем и в сапогах, то крестьянского паренька, стриженого в скобку, босиком, в серых портах, в рубахе навыпуск, повязанной веревочкой. Старинная одежда сидела на них так ладно, будто всю жизнь ее носили. Да и грим был что-то уж очень натуральный.Видна была и современная молодежь в холщовых штанах с заклепками и волосами по пояс. Мелькала дородная сановитая фигура в напудренном парике, похожая видом на нынешних швейцаров… Старичок поп взял из рук тощего дьячка с длинной козлиной бородкой чашу со святою водой, побрызгал в сторону машины. Порыв ветра доносил в кабину запах ладана.

Шофер спрыгнул из кабины, тут же девушка в расшитом сарафане вручила ему каравай хлеба, увенчанный резной солонкой. Он оторопело держал хлеб-соль, так что край полотенца купался в пыли; забравшись обратно в кабину он, чертыхаясь, сунул его за сиденье.

Едва процессия расступилась, водитель вдавил ногой газ — и мы помчались. Он нервно поглядывал в зеркало заднего обзора, глядя, как поп махал нам вслед кадилом. Все это немножко напоминало бегство. Я — в который раз — поймал себя на мысли, что так привык наблюдать за жизнью, что уж и не живу, а только лицезрею; меня больше взволновала не причудливость ситуации, а то, как на нее реагируют люди.

Водитель почему-то перестал со мной говорить, словно рассердился. На что? Впрочем, мы уже почти приехали. Мелькнули несколько древних избушек, крытых почерневшей соломой, сразу следом за ними — современный дом из стекла и бетона, затем потянулись улицы, застроенные старинными каменными домами, вперемежку с пятиэтажками. Улицы были усеяны народом, все двигались туда же, куда и мы. Скоро место стало открытым, виден был кремль. Мы обогнули его кругом и заехали внутрь с той стороны, где на другом берегу Волхова видны были развалины торжища. Сразу за воротами машина свернула направо, и остановилась между Софией и звонницей. Водитель выключил мотор, выхватил из «бардачка» скомканные накладные, резко захлопнул дверцу и пошел кого-то разыскивать. Я, разминая затекшие ноги, вышел на воздух.

Толпа вокруг все прибывала. Люди были одеты как в массовке какой-нибудь очередной киноэпопеи Бондарчука — только не понять было, что это за фильм — поскольку одежды были заняты у всех времен. Больше всех было одетых по-нашему, по-советски, много было также крестьян в рубахах навыпуск, и босиком, и в лаптях. Многие надели кумачовые рубахи, господа были в смокингах, дамы — в шляпках и с зонтиками. Я глянул на свои ноги — и хмыкнул. Пожалуй, я в своих болотных сапогах вряд ли обращаю на себя внимание в такой сумятице.

В кузове машины уже хлопотали серьезные, крепкие парни. В пять минут брезент сняли — по толпе прошел вздох. Колокол торжественно отсвечивал своими позеленевшими боками.

Сразу за машиной расстелили белое полотнище, выложили на нем аккуратный круг из деревянных брусков. Колокол осторожно выгрузили подъемным краном и поставили на бруски, отцепили стропы. Подъемный кран и машина отъехали в сторону — перед звонницей остался только колокол и еще длинный стол, покрытый красной скатертью. Стало совсем тесно, меня толкали со всех сторон. Городовые с красными воротниками и милиция с трудом наводили порядок. Генералу в лампасах кто-то отдавил сапог — и он возмущенно перекрикивал гул толпы, побагровев своей бычьей шеей. Бояре в шитых золотом кафтанах молча оглаживали длинные бороды.

Переполненный впечатлениями, я воспринимал все отрывочно, словно во сне. Помню, как митрополит ходил кругом колокола — и опять кропил его святою водой; как человек за столом, покрытом красной скатертью, долго стучал по графину карандашом — а потом сказал речь; как пели гимны. В воздухе реяли стяги всех времен, начиная чуть ли не с Рюрика…

Колокол, притянутый к звоннице множеством веревок, под крики «Ра-аз-два — взя-а-ли!», покачиваясь и вращаясь вправо-влево, медленно, понемножку полз вверх. Скоро он поднялся уже на аршин.

— Стой! — кричал какой-то мужчина в поддевке, — Стой! Крепи веревки!

— Да как крепи, только ведь начали! — раздались голоса.

— А я что могу! — говорил тот плачущим голосом, — вече начинается через десять минут, а у нас еще по плану приветственное слово головы города!

В возникшей неразберихе, когда бубнили сразу множество голосов, вдруг выделился один: «Мужики, а язык когда крепить будем?» Крики и споры как по команде стихли. В самом деле — языка не было. Сбегали к машине — нет, в кузове лежал только брезент, пара досок и бидон из-под солярки.

— А я что, виноват?! Я тут вообще случайно! — ругался шофер и тыкал пальцем в накладные.