Патрик Модиано - Вилла Грусть

• Название: Вилла Грусть
• Автор: Патрик Модиано
• Жанр: Классический детектив

---

Иногда мои рассуждения ее смешили. Когда я однажды сказал, что продюсеры непременно отметят ее дебют, она лишь недоверчиво покачала головой. Она не верила в себя. Но ведь и Мэрилин Монро поначалу — тоже. Уверенность приходит потом.

Я часто раздумываю, что ее сломило. Теперь она, наверное, сильно изменилась, а мне не остается ничего другого, как только вспоминать ее прежнюю. Я уже многие годы пытаюсь разыскивать «Liebesbriefe auf dem Berg». Но все, кого ни спрошу, в один голос утверждают, что такого фильма не существует вовсе. Само имя Рольфа Мадейи почти ничего им не говорит. А жаль. В кино я бы снова услышал ее голос, увидел, как она ходит, глядит. Такая близкая. Такая любимая.

Но где бы она ни была — а она, верно, сейчас далеко, — быть может, ей вспоминается хоть изредка, какие я строил планы, о чем мечтал, пока мы с ней в гостинице готовили собаке еду. Вспоминает ли она об Америке?

Да, хотя мы проводили дни и ночи в полной беззаботности, я все-таки думал о нашем будущем и представлял его себе все более отчетливо. Мне запала в голову мысль о браке Мэрилин Монро с Артуром Миллером, браке американки из провинции с евреем. Что, если наши судьбы схожи? Ивонна французская провинциалочка — вскоре станет кинозвездой. А я — еврейским писателем в огромных очках с роговой оправой.

Но мне вдруг показалось, что во Франции нам негде будет развернуться. Чего можно достичь в такой маленькой стране? Открыть антикварный магазинчик? Стать посредником по продаже книг? Заделаться жалким болтливым журналистом? Ни одна из этих возможностей меня не прельщала. Нам с Ивонной надо уехать.

Мне здесь не о чем сожалеть, поскольку у меня нет корней. Ивонна давно оторвалась от своих. Мы начнем новую жизнь.

Может быть, на эту мысль меня навели Артур Миллер и Мэрилин Монро? Во всяком случае, я решил ехать в Америку. Там Ивонна станет великой актрисой. А я — писателем. Нас сочетают браком в большой синагоге в Бруклине. На нашем пути будет множество препятствий, и, если мы их одолеем и не погибнем окончательно, наши мечты осуществятся. Артур и Мэрилин. Ивонна и Виктор.

Я рассчитывал много лет спустя вернуться в Европу. И поселиться где-нибудь в швейцарских горах — в Тичино или в Энгадине. Мы будем жить в огромном шале, окруженном парком. На полках будут красоваться «Оскары» Ивонны и мои дипломы почетного члена Мехикского и Йельского университетов. Мы заведем множество немецких догов, которые разорвут на части любого непрошенного гостя. Мы никого не станем принимать и будем целыми днями лежать на полу, как сейчас в «Эрмитаже» или на вилле «Грусть».

Я выдумал это, взяв за образец жизнь Полетты Годар и Эриха-Марии Ремарка.

Или останемся в Америке. Купим большой дом в деревне. Мне очень понравилось название одной книги, валявшейся на столе в гостиной Мейнта, «Зеленая трава Вайоминга». Я ее так и не прочел, но стоит мне произнести: «Зеленая трава Вайоминга», как мое сердце сжимается от умиления. На самом деле мне бы хотелось жить с Ивонной в этой сказочной стране среди высокой нежно-зеленой травы.

Идею об отъезде в Америку я долго вынашивал, прежде чем рассказал о ней Ивонне. Она привыкла считать меня фантазером. Так что прежде всего надо было подумать о практической стороне предприятия. Никаких фантазий! Я раздобуду денег на дорогу. От восьмисот тысяч франков, результата моей махинации с женевским букинистом, осталось меньше половины, но я рассчитывал получить деньги другим способом: я уже долгое время таскал в чемодане маленькую стеклянную коробочку с необычайно редкой бабочкой на булавке. Один специалист сказал мне, что бабочка стоит «по меньшей мере четыреста тысяч франков». А значит, вдвое или даже втрое больше, если удастся ее продать коллекционеру. И вот я на свои деньги покупаю билеты на пароход Трансатлантической компании, и мы останавливаемся в отеле «Алгонкин» в Нью-Йорке. Затем я рассчитывал, что моя двоюродная сестра Белла Дарви, преуспевшая в Америке, введет нас в круг кинодеятелей. Таков был в общих чертах мой план.

Я сосчитал до трех и вдруг уселся прямо на ступеньках парадной лестницы. Внизу портье разговаривал с каким-то лысым господином в смокинге. Ивонна в удивлении обернулась. В тот день на ней было зеленое муслиновое платье и шарф в тон.

— Давай уедем в Америку? — выкрикнул я, испугавшись, что либо совсем это не выговорю, либо выговорю, но невнятно.

Она опустилась со мной на ступеньки и взяла меня за руку.

— Ты плохо себя чувствуешь? — спросила она.

— Да нет. Это так просто… Очень просто, очень просто… Мы едем в Америку.

Она придирчиво оглядела свои туфельки на каблуках, чмокнула меня в щеку и попросила, чтобы я потом ей все объяснил. А сейчас уже девять, и Мейнт, наверное, ждет нас у поворота на Верье-дю-Лак.

На Марне бывают такие ресторанчики прямо на понтонах с решетчатыми ограждениями, вдоль которых расставлены кадки с деревцами и цветочные горшки. Здесь всегда ужинают при свечах. Рене сидел за столиком у самой воды.

Он был в легком бежевом костюме. Он помахал нам рукой. С ним рядом сидел молодой человек, Мейнт нам представил его, но я позабыл его имя. Мы сели напротив них.

— Как здесь славно! — заметил я, просто чтобы что-нибудь сказать.

— Да, неплохо, — кивнул Рене, — это всеобщее излюбленное место встреч.

— С каких пор? — спросила Ивонна.

— С давних пор, моя дорогая.

Она взглянула на меня и снова рассмеялась:

— Ты знаешь, что мне предлагает Виктор? — спросила она. — Он предлагает уехать с ним в Америку.

— В Америку? — Мейнт явно был в замешательстве. — Чушь какая-то.

— Да, — подтвердил я, — в Америку.

Он недоверчиво усмехнулся. Эти слова для него ничего не значили.

Он обернулся к своему другу:

— Ну как, ты отдохнул?

Тот кивнул.

— Теперь обязательно поешь.

Он разговаривал с ним, как с ребенком, хотя этот мальчик со светлыми короткими волосами, лицом ангельской красоты и атлетическим сложением был явно старше меня.

Рене объяснил, что его друг сегодня участвовал в конкурсе «Самый красивый атлет Франции», проходившем в здании казино, и получил всего лишь третье место среди юниоров. Тот провел рукой по волосам и сказал, обращаясь ко мне:

— Да ладно, мне просто не повезло.

Я в первый раз услышал его голос и заметил, что глаза у него сиреневато-голубые. До сих пор помню его лицо с выражением детской обиды. Мейнт положил ему на тарелку сырых овощей. А он доверчиво жаловался нам с Ивонной:

— Какие гады эти судьи… я должен был получить самый высокий балл за показательное выступление.

— Помолчи и ешь, — ласково сказал Мейнт.

От нас было видно, как в городе зажигаются огни, а если приглядеться, то на том берегу можно было различить мерцающие огоньки-окна «Святой Розы». В ту ночь фасады казино и «Спортинга» были ярко освещены. В озере отражались красные и зеленые огни. Что-то оглушительно выкрикивал громкоговоритель, но слов отсюда все равно нельзя было разобрать. Кажется, там устраивали представление «Звук и свет». Я читал в местной газете, что специально приехавший актер «Комеди Франсез», должно быть, Марша, прочтет по этому случаю «Озеро» Альфонса Ламартина. Наверное, это его голос в громкоговорителе иногда долетал до нас.

— Надо было остаться в городе и посмотреть, — сказал Мейнт. — Обожаю такие представления. А ты? — обратился он к своему другу.

— Не знаю, — ответил тот, вконец расстроенный.

— Так давайте сейчас отправимся туда, — предложила Ивонна с улыбкой.

— Нет, — сказал Мейнт. — Сегодня ночью я должен быть в Женеве.

Зачем? С кем ему назначал встречи в «Бельвю» и в павильоне «Ароза» через меня Анри Кюстикер? «Когда-нибудь, — думал я, — он не вернется оттуда». Женева на вид такая стерильная, а внутри гнилая. Лживый город. Проходной двор.

— Я пробуду там три-четыре дня. Когда вернусь, позвоню вам.

— Но мы же прямо сейчас уезжаем в Америку! — заявила Ивонна.

И засмеялась. Я не мог понять, почему мой план ей кажется смешным. Меня захлестнула глухая ярость.

— Мне осточертела эта Франция, — сказал я тоном, не терпящим возражений.

— Мне тоже, — отозвался приятель Мейнта с резкостью, никак не вязавшейся с его прежней застенчивостью и грустью.

После его заявления обстановка стала более непринужденной.

Мейнт заказал вина. На понтоне остались одни мы. Издалека до нас доносились обрывки мелодий из громкоговорителя.

— Ага, — сказал Мейнт, — вот и городской духовой оркестр. Он будет играть в продолжение всего спектакля. — Он обернулся к нам. — Что вы делаете сегодня вечером?

— Соберем чемоданы перед отъездом в Америку, — сухо ответил я.

Ивонна опять с беспокойством взглянула на меня.

— Далась ему эта Америка! — рассердился Мейнт. — Что же, вы меня одного здесь оставите?