Леонид Борич - Случайные обстоятельства

• Название: Случайные обстоятельства
• Автор: Леонид Борич
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1986

Герои нового романа Леонида Борича «Случайные обстоятельства» — наши современники. Опытный врач, руководитель кафедры Каретников переживает ряд драматических событий, нарушающих ровное течение его благополучной жизни. Писатель раскрывает опасность нравственной глухоты, духовного мещанства.

В книгу входит также роман «Третье измерение» — об экипаже атомной подводной лодки.

---

Избаловали вас, Сергей Владимирович, ох избаловали... А по-настоящему за всех расплачиваться придется какой-то одной женщине — той, которая полюбит. Но ты, наверно, и не отличишь ее от других?..

— Завтра увидимся? — спросил Володин.

— Завтра? — Мария Викторовна помолчала. Нет, не понимал он, искренне не понимал, что все это ей обидно. Не лестно, не приятно, а просто обидно, потому что причину — раз кто-то позволил себе так разговаривать с ней — она всегда искала не в мужской смелости, а в себе, в своей какой-то ошибке, в невольном поводе, который мог быть усмотрен и в приветливой ее улыбке, и, может быть, в каких-то неосмотрительных словах, и даже в том наивном доверчивом выражении ее глаз, которое она знала за собой, ненавидела в себе, когда-то, еще девчонкой, пыталась даже исправить, простаивая перед зеркалом, но ничего, конечно, изменить в себе не могла...

— Увидимся, — кивнула Мария Викторовна. Она взглянула на Володина и уловила в его глазах некоторую растерянность.

Что ж, спасибо, что все-таки не надеялся на быстрое согласие. Просто, значит, блефовал на всякий случай, чтобы не упрекать себя потом в нерешительности, в упущенной им возможности...

От этой мысли, от такого предположения ей как-то легче стало, и она улыбнулась.

— А когда завтра? — решил уточнить Володин.

— Утром, — вздохнула она.

Не находя на ее лице хоть какого-то смущения, Володин даже разочаровался немного: опять все катилось по освоенной дорожке и дальше, с каждой минутой, или часом, или днем, — какая разница? — должно было становиться все менее и менее интересным, хотя пройти, разумеется, следовало всю эту дорожку — может же встретиться и что-то неожиданное?

Да, но утром он уж никак не мог: с утра проворачивание механизмов, доклад старпому, принять от Евдокимова перископ, отправить его в отпуск, откорректировать карты. И вообще, что это за манера — встречаться утром?

— К сожалению, с утра я вынужден отдаться службе, — сказал Володин.

— Об этом и говорю, — улыбнулась Мария Викторовна. — Я тоже с утра, на лодке. Так что непременно увидимся.

Володин не нашелся что ответить. Все-таки неожиданно это все было, почти как-то вероломно, но очень уж наглядно — он даже зауважал ее. А тут и танец закончился.

Мария Викторовна высвободилась и сказала насмешливо:

— Вот когда благодарить надо, Сергей Владимирович. Рассеянный вы очень.

— Виноват... Большое спасибо, — сказал Володин, так и не придумав, как же ей ответить, пока они возвращались к столу.

Матросский духовой оркестр, руководимый пожилым молодцевато-подтянутым мичманом в белых перчатках, играл без устали, словно пытался хоть этим как-то возместить острую нужду зала в женском обществе.

В отличие от штурмана все остальные, кто приглашал Марию Викторовну на танец, вели себя с ней безукоризненно, со старомодной, трогательной и смешной учтивостью, хотя с доктором она все же изрядно натерпелась. Он оказался поразительно глухим к ритму, неуклюжим, все время наступал ей на ноги и, в неимоверной сосредоточенности своей, вовсе не замечал этого. Мария Викторовна сама повела его в танце, а так как он упорно молчал, пришлось еще и разговорами его занимать.

Провожая ее на место, Редько совершенно убежденно вдруг заявил:

— По-моему, мы хорошо потанцевали.

— О да! — только и нашлась она. — Замечательно!..

Склонившись к микрофону, мичман в белых перчатках торжественным, многозначительным голосом сообщил, что на следующий танец приглашают дамы.

— Не хотел бы быть женщиной, — сказал Редько. — За целый вечер всего однажды и дают выбрать.

— Ну, в женской доле это еще не самое большое неудобство, — улыбнулась Мария Викторовна. — А скажите... Командир ваш... он танцует?

Редько издали посмотрел на Букреева, и, видимо, одно лишь представление об их танцующем командире развеселило его.

— Никогда не видел, — тонко хихикнул Редько. — Но было бы интересно взглянуть...

— Попробую вам помочь, Иван Федорович.

Чувствуя, что, промедли она хотя бы миг, ей уже и вовсе не решиться на такое, Мария Викторовна подошла к Букрееву.

— Юрий Дмитриевич, а командиру можно танцевать?

Букреев поднял голову. Мария Викторовна стояла перед ним, улыбаясь. Этого еще не хватало! Во главе с командиром — какие-то танцульки устроили!..

— Уставами как будто не запрещено, — буркнул он. А что он мог ответить? Сказать: не хочу?

Вставая уже, Букреев в нерешительности оглянулся, случайно посмотрел на Филькина, а тот, по-своему истолковав это, поощрительно закивал. Ведь единственным здесь человеком, по мнению Филькина, единственным, кто заслуживал танцевать с ней, был его командир. Все же остальные были, в конце концов, как он, Филькин, такие же, как он. И прав у них было не больше, чем у него, а если учесть, что Мария Викторовна появилась среди них благодаря его настойчивости...

— Филькин, — раздраженно сказал Букреев, — вам уже табанить пора.

Давно, еще с первых курсантских лет, когда они занимались шлюпочными гонками, Филькин усвоил, что слово «табанить» означает грести обратно, от себя, осаживая или разворачивая шлюпку, но какое это сейчас могло иметь к нему отношение — он не понял.

— Есть, — ответил Филькин, подумав с обидой, что в любом случае можно бы сделать ему замечание и не в присутствии Марии Викторовны.

Дома он, наверно, совсем другой, решила Мария Викторовна, удивляясь, что танцует Букреев легко и свободно. Вот уж не ожидала... Ну конечно, дома же он как бы в гостях, и то, от чего нам хочется иногда отдохнуть, — для них ведь все это награда, праздник... И жена у него, должно быть, красивая. Здесь, в городке, вообще много интересных женщин... И сын у него... Нет, пожалуй, двое детей — мальчишка и девочка...

— Юрий Дмитриевич, а биографией уставы не запрещают интересоваться?

— Чьей биографией?

— Офицера...

«Быстро, однако, клюнула...» — подумал Букреев.

— Ладно, в порядке исключения — скажу. Отличный специалист, женщинам нравится, холост...

Она с таким недоумением посмотрела на него, что Букреев остановился. Они так и стояли посреди зала, флейта нежно вела какую-то задумчивую, грустную мелодию, рука держала Марию Викторовну за талию, но раньше, еще секунду назад, это совсем не занимало Букреева, он просто танцевал, а сейчас, остановившись, чтобы понять, из-за чего Мария Викторовна так удивилась, Букреев почувствовал под рукой ее тело, его теплоту и мягкость, чуть ли даже не податливость...

Букреев снова повел ее в танце и спросил озадаченно:

— Погодите... Вы, собственно, о ком?

— А вы о ком?

Что она — смеется над ним, что ли?!

— О ком же?! О штурмане. Что ж, раз он так понял...

— Ах, вы о нем!.. Да, совершенно блестящий морской офицер. Только... Море его торопит.

— Какое море? — Букреев уже понемногу выходил из себя.

Она не ответила, а он не привык, чтобы ему не отвечали, раз уж он о чем-то спросил. И когда танго окончилось, он, сдержанно поблагодарив, с каким-то облегчением повел ее к столу, а Володин уже заранее приготовил ей место возле себя...

«Нечего, нечего, — решил Букреев, — ты лучше за своим Филькиным присматривай». И усадил Марию Викторовну рядом с Обозиным.

Она все это заметила, как-то неясно улыбнулась, кивнула Букрееву — все, мол, в порядке, спасибо, — и он отошел, поглядывая на часы. Пора было закругляться. Еще и дома-то как следует не побыл.

— Горячее подавать? — спросила его сухопарая неразговорчивая официантка. Как и все официантки в военных городках, она знала толк в субординации. Ну и что ж, что все заказывал этот симпатичный капитан третьего ранга? Командир-то их — вот он! К нему и полагается обращаться.

— Горячее? Давно пора, — мрачно кивнул Букреев.

Сидя рядом с механиком, Мария Викторовна была ему благодарна, что он не принялся тут же ухаживать за ней. И вообще, хорошо бы уже очутиться в гостинице, в своем номере, и лечь спать.

— А я тут недавно, до вашего прихода, одну истину преподносил, — сказал Обозин, посасывая пустой мундштук.

Истины сейчас не особенно интересовали ее, но, чтобы не обидеть невниманием, Мария Викторовна все-таки спросила, какую же истину.

— Увы, она оказалась не универсальной, — развел руками Обозин. И в жесте, и в тоне, с каким он сказал об этом, чувствовалась как бы личная его вина за то, что такой вот она почему-то оказалась не универсальной, эта его истина.

— Видимо, как всякая истина?

— Видимо, так, — согласился Обозин. — Оказывается, иногда в присутствии женщины все-таки глупеют.

Так-так... Это когда она со штурманом танцевала? С Букреевым?

— А вы этого не знали? — спросила Мария Викторовна.

— Я считал, что наоборот.

— И... кто же?

Улыбается виновато, тяготится своим открытием, почти поделился с ней, но уточнять не хочет, не считает, наверное, себя вправе.

— Я вот думаю, — сказал он негромко, как бы удивляясь тому, что сам для себя и открыл сейчас: — Что же это такое — настоящая власть? Чины, звезды?.. Конечно, и это. Но... Но вот появляется женщина — и оказывается, что на нее все это не распространяется. У нее власть естественная, неназначаемая. То есть власть — в ней самой. И — от нее... Непонятно я говорю, да?