Леонид Борич - Случайные обстоятельства

• Название: Случайные обстоятельства
• Автор: Леонид Борич
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1986

Герои нового романа Леонида Борича «Случайные обстоятельства» — наши современники. Опытный врач, руководитель кафедры Каретников переживает ряд драматических событий, нарушающих ровное течение его благополучной жизни. Писатель раскрывает опасность нравственной глухоты, духовного мещанства.

В книгу входит также роман «Третье измерение» — об экипаже атомной подводной лодки.

---

— Тема?.. — Редько беспомощно смотрел на штурмана.

— А, вспомнил! — заторопился Володин. — О сдвигах во время длительных походов. Так, кажется?

— Да... — неуверенно проговорил Редько. — Об этом... о биохимических сдвигах... — Он уже смирился. — И знаете, Мария Викторовна, если удастся доказать...

— Не удастся, — безжалостно сказала Мария Викторовна. — Вы побриты?

— Я?.. Вообще-то брился, — сказал Редько.

— Тогда собирайтесь. Зайдете за мной через пять минут. Оба. — Она вышла из каюты.

— Ну, получил? — улыбнулся Володин. — Это же не Мария Викторовна, а... а капитан первого ранга.

— Видишь, Серега... — Редько как будто извинялся. — Не хотел мешать вам...

— Нам, по-моему, никто не помешает, — задумчиво сказал Володин. — Давай-ка по-быстрому. — Он усмехнулся. — Капитан первого ранга не любит ждать.

 

— И чего вам не спится! — сонно проговорил Филькин, слыша, как они оба — и Володин, и Редько — ворочаются в своих койках. — Уже вставать скоро...

— Это твоему начальнику не спится, — проворчал Редько. — А мне спится.

Володин молча курил в темноте и, чувствуя себя уязвленным — всегда сам выбирал, а тут вдруг оказался кем-то не выбранным, — пытался все-таки доказать себе, что ничего особенного не случилось; не предпочла же она ему кого-то другого, да и с его стороны не было, пожалуй, ничего слишком серьезного к ней... Но дело было даже не в этом, а вот — как же дальше? Не с ней как, а вообще?

Ведь то, что до сих пор было доступным, ничего в конце концов не приносило ему, не хватало этого надолго, и каждая новая в его жизни женщина была женщиной, которую он как будто уже когда-то знал, встречал раньше... И вот так — всю жизнь?..

— Ты извини, Серега, но я все-таки рад, — сказал Редько.

— Что Володин не состоялся? — спокойно спросил Володин.

— Нет, что она состоялась.

— Значит, за нее рад? — насмешливо сказал Володин.

— И за тебя тоже.

— А за меня почему?

Редько долго молчал.

— Понимаешь, Серега, есть в летном деле такая фигура — «мертвая петля», — проговорил он наконец.

— Ну?

— А есть, говорят, и посложнее. «Штопор», например...

Редько снова замолчал.

— Ты либо спи, — раздраженно сказал Володин, — либо уж досказывай!

— А чего досказывать? — сонно пробормотал Редько. — «Мертвую петлю» ты умел делать, а «штопор» не выполнял. Не достиг... Или думал, что другого и не бывает. А вот теперь...

— Что — теперь?!

«Заснул он, что ли?»

— Может, поймешь, что есть и высший пилотаж.

— Но если ты сам это понимаешь, то почему же ты...

— Поздно понял, — сонно сказал Редько.

Володин погасил сигарету.

— А знаешь, Иван, от Аллы уже неделю не было писем, — сказал он.

— Сходи к командиру, — посоветовал Редько. — Он тебя отпустит.

— И... что?

— Откуда же я знаю?.. Давай спать... А завтра... — Редько так и не договорил.

Услышав его мерное посапывание, Володин почувствовал себя уже совсем одиноким.

22

Прежде чем стать начальником штаба, капитан первого ранга Мохов немало поплавал, считался опытным командиром и поначалу с некоторой даже грустью вспоминал о том времени, когда отвечать надо было только за свой корабль, а значит, в конечном счете за себя одного. И если раньше это тоже было достаточно хлопотным и сложным, то в первые же дни, став начальником штаба соединения и отвечая уже за другие корабли и других людей, которые бывали от него за тысячи миль, отвечая не из-за личной своей вины, а только потому, что он был кому-то начальником, Мохов испытал странное чувство: как будто именно раньше, а не сейчас, именно в командирские свои годы он и был-то, кажется, по-настоящему самостоятельным и независимым человеком — по крайней мере когда плавал — и на все, в общем, можно было плевать, раз его корабль как следует выполнял поставленные задачи. Иногда ему даже казалось, что, вернись то прежнее время, он, пожалуй, так бы и хотел оставаться командиром лодки, плавать себе, пока плавается, и отвечать только за себя...

Но все-таки эти мысли приходили ему в голову все реже и реже, и, хотя время от времени Мохов высказывал их другим людям (что вот, мол, как спокойно и просто отвечать только за себя и свой корабль), они постепенно как-то теряли для него былую свою остроту, становясь уже скорее даже не мыслями, а средством — средством, которое давало ему возможность лишний раз напомнить подчиненным, как ему, их начальнику, неспокойно и непросто на нынешней его должности.

А между тем сам он ощущал уже свое положение несколько иначе, оно приобретало в его глазах какое-то новое качество, становилось как бы лишь началом той неведомой ему пока высшей ответственности — она чуть приоткрылась перед ним, когда он, пусть и временно, оставался за командира соединения, — ответственности, тяжесть которой все-таки не отпугивала его, а скорее была уже заманчивой и желанной. Ему даже казалось порой, что где-то есть, должна быть такая граница, до которой ответственность все растет, а потом, сразу за какой-то чертой, она не то чтобы пропадает, — как же ей совсем не быть? — а только по мере продвижения вверх в чем-то неуловимо меняется, становится не такой, что ли, уже конкретной, и, даже отвечая за что-то, ты все-таки отвечаешь как-то вообще: перед собой, перед своей совестью, пусть, наконец, даже перед флотом, но вот людей, людей, перед которыми ты отвечаешь, становится все меньше и меньше...

И когда командующий, собираясь уезжать из базы, вдруг спросил о здоровье контр-адмирала Осокина — это был именно тот вопрос, которого ожидал Мохов все последние месяцы, с тех пор как у командира соединения обнаружили язвенную болезнь. Понимая, что ему вот-вот придется списываться на берег, Осокин при малейшей возможности уходил в море, как будто уж напоследок хотел наплаваться, и почему командующий смотрел на это сквозь пальцы, Мохов не понимал пока, и теперь весь как-то подобрался, быстро взглянул на командующего, соображая, а какой же, собственно, ответ о самочувствии Осокина тот хотел бы сейчас услышать.

— Да все плавает, товарищ командующий... — сказал Мохов с едва ощутимой долей сочувствия к Осокину, которая уже сама по себе говорила, что здоровье командира соединения оставляет желать много лучшего и где уж ему плавать теперь, но вместе с тем Мохов и с достаточной неопределенностью это сказал, чтобы не было перебора в его сочувствии к здоровью Осокина и чтобы командующий понял — если он именно этого хочет, — что хотя со здоровьем Осокина неважно, но он ничего, держится, поплавает еще, и не вправе он, Мохов, осуждать за это своего командира.

Командующий задумчиво кивнул, помолчал, а потом вдруг спросил, какого мнения начальник штаба о Букрееве.

Мысленно соединив эти два как будто независимых друг от друга вопроса — о здоровье командира соединения и о деловых качествах командира лодки, — Мохов почувствовал, что тут, несомненно, прослеживалась все-таки вполне определенная связь.

Но Букреева, разумеется, не могли назначить сразу командиром соединения, — значит, в цепочке был еще кто-то, и кому же, как не ему, Мохову, быть этим человеком... Если, конечно, на его место уже есть достойная замена.

Букреев? А почему бы и нет, если все дело только за этим стало? И не все ли равно кто?..

— Букреев — волевой, грамотный командир, — честно сказал Мохов. — Имеет большой опыт плавания...

— Хотел я ему новую лодку предложить, — сказал командующий. — Пока еще не стар, пусть поплавает, а?

«Кого же тогда начальником штаба? — подумал Мохов. — Все остальные еще моложе, а ждать... Сколько ждать придется — неизвестно...»

— Перерос Букреев свою должность, товарищ командующий, — сказал Мохов. — Да и академию заочно оканчивает...

— А я уже чуть не посчитал тебя ретроградом, — усмехнулся командующий. — Старпомов в командиры не двигаешь...

— Двигаю, товарищ командующий. Но не так быстро, конечно, как хочется некоторым командирам этих старпомов, — улыбнулся Мохов. Понял, что речь о Варламове.

— Ну, а какие за Букреевым числятся отрицательные качества? — спросил командующий.

— Слишком упрямый, — признался Мохов.

— Отвратительная черта, — согласился командующий. — Давайте-ка его личное дело. Посмотрим, какой он у вас упрямый.

 

Командующий долго, изучающе смотрел на фотографию и сам удивлялся про себя этому ощущению: одно дело — знать человека в лицо, не раз встречаться с ним, принимать доклады, хорошо, в общем, представлять себе, что он за офицер, а другое — фотография в личном деле, которая уже как будто и не фотография, а — тоже своего рода документ... Впрочем, на фотографии Букреев выглядел так же: мрачноватый, действительно упрямый, как сказал Мохов, ну разве только помоложе, чем сейчас.

Характеристики курсантских лет можно было пропустить, в лейтенантские годы все обычным было... Командир боевой части... Быстро помощником командира стал... Учеба... Через два года уже старший помощник. Молодец...