Дилан Томас - Приключения со сменой кожи

• Название: Приключения со сменой кожи
• Автор: Дилан Томас
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2001

Дилан Томас (1914–1953) – валлиец, при жизни завоевавший своим творчеством сначала Англию, а потом и весь мир. Мастерская отделка и уникальное звучание стиха сделали его одним из самых заметных поэтов двадцатого столетия, вызывающих споры и вносящих новую струю в литературу. Его назвали самым загадочным и необъяснимым поэтом. Поэтом для интеллектуалов. Его стихами бредили все великие второй половины двадцатого века.

Детство Томаса прошло главным образом в Суонси, а также на ферме в Кармартеншире, принадлежавшей семье его матери. Эти поездки в деревню и их контраст с городской жизнью в Суонси, стали основой для большой части его творчества Томаса, в особенности его рассказов и радиопостановок. Также важным источником вдохновения писателя были валлийский фольклор и мифология.

---

– Марбл-Арч,[8] – пояснял мистер Эллингем. – Отсюда по ночам разлетаются эльфы.

У толпы, спешащей под дождем, видно, не было ни плоти, ни крови.

– Парк-Лейн.[9]

Толпа скользила мимо капота и стекол, смешивая во внезапной вспышке лица, лишенные черт, жидкие тела; исчезала в потоке света из высокой двери, ведущей в недра богатого ночного Лондона, где все женщины носят жемчуга и терзают свои ручки иглами.

Машина выхлопнула газ.

– Слышите, как стреляет шампанское?

«Мистер Эллингем слышит шум в моей голове», – думал Самюэль, вжавшись в угол, подальше от пальцев.

– Пиккадилли.[10] Проедемся по маршруту Эллингема. Это «Ритц». Зайдем поесть селедки, Сэм?

– «Ритц» закрыт навсегда. Bњ официанты мычат, прикрывшись руками. «Густав, Густав, – кричал человек в оперной шляпе, – он взял не ту вилку». Он носит галстук на резинке. А женщина в вечернем платье с вырезом, таким глубоким, что виден бриллиант в пупке, перегнувшись через стол, оттянула его галстук-бабочку и потом отпустила ее на место.

– Грязные богачи, – сказал он. – Мое место среди изгоев и нищих.

– Мощно и неистово Самюэль Беннет разоблачит все притворство общества в своем последнем романе «В недрах».

– Пиккадилли-Серкус.[11] Центр мироздания. Видишь человека под фонарем, который ковыряет в носу? Это премьер-министр.

3

«Гейспот» напоминал угольный подвал с баром в одном конце, несколько углекопов танцевали со своими мешками. Самюэль качался у двери между миссис Дейси и Джорджем Рингом, все еще ощущая испуг своим бедром. Он не отваживался посмотреть вниз, опасаясь увидеть на штанине непростительный отпечаток своего ужаса в такси.

– Как космополитично, – прошептал Джордж Ринг. – Посмотрите на этого черного.

Самюэль стер ночь со своих глаз и увидел черных мужчин, танцующих со своими женщинами, закручивая их среди зеленых плетеных стульев, между игровыми автоматами и русским бильярдом. Некоторые женщины были белые, они курили во время танца. Женщины жеманничали и озирались, равнодушные к танцу, будто руки, обнимавшие их, обнимали тела других женщин; взглядами они тянулись к входящим; среди жарких телодвижений они вели себя так, будто занимались любовью с мужчиной и глядели через его плечо на свое отрешенное неудовлетворенное лицо в зеркале.

Мужчины были из себя сплошь сверкающие зубы и дрыгающиеся зады, узкобедрые и широкоплечие, в двубортных пиджаках в тонкую полоску и глянцевых вылизанных ботинках, без возраста и морщин, в ожидании котлов с мясом, гордые и молчаливые, дружелюбные и голодные, в прокуренном подвале, над которым был центр Вселенной; они дергались под звуки барабана и рояля, на котором в четыре руки играли, шевеля губами, бледные мальчики.

Пробираясь с Джорджем Рингом сквозь танцующих к бару, Самюэль увидел игральный автомат и поставил пенни на лимон. Выскочила монетка в один пенс и шестипенсовик.

– Не знаешь, кто выиграет «Дерби»,[12] Сэм? – спросил мистер Эллингем у них за спиной.

– А наш поэт – счастливчик, – присвистнул Джордж Ринг.

Миссис Дейси, за полминуты нашедшая себе партнера, такого же высокого, как и она, танцевала с ним в сигаретном дыму, возвышаясь, как часовня. Его лицо было напудрено, чтобы скрыть шрам, тянувшийся от угла глаза до подбородка.

– Миссис Дейси танцует с человеком-бритвой, – сказал Самюэль.

В этом выражении он соединил и шрам, и дыхание Лондона, уловить которые долго собирался.

Посмотри-ка на присутствующих женщин без нижнего белья, они сидят за плетеными столиками в винных парах и очаровывают, поджидая, не войдет ли, пошатываясь, деревенский простофиля с пучком сена и всеми своими сбережениями или розовощекий старичок с бутоньеркой, у которого дома жена, веселая, как мешок картошки. Посмотри на танцы черных бритвенных королей с оскалами людоедов, которые сотрясают грудь и кровь своих партнерш под заикание барабанов, одетые змеями в этих потрепанных, пропахших потом джунглях под мокрой мостовой. И на завитого мальчика, танцующего как девочка, и на двух мужеподобных официанток.

Мистер Эллингем заказал четыре стакана белого вина.

– Пойдемте. Он заработал эту штуку на пинболе.[13] Ты могла бы привести сюда свою тетушку, Моника? – спросил он у девушки в галстуке-бабочке, разливающей им вино.

– Только не мою тетушку, – сказал Самюэль. – Тетушку Морган Понт-Нёф-Воэн в штиблетах с резинками. – И добавил: – Она не пьет.

– Покажи Монике бутылку. У него бутылка на пальце. Самюэль засунул руку поглубже в карман куртки.

– Зачем ей смотреть на какую-то дурацкую бутылку. – У него пробежали мурашки по груди, он просунул два пальца правой руки между пуговиц на рубашке, и они коснулись голого тела. – Майки нету, – протянул он удивленно, но девушка уже отвернулась.

– Здесь просто воскресная школа, – говорил мистер Эллингем. – Уже попробовал вина, Сэм? Эта лошадка не годится для работы. Только попкой вертеть умеет. Сюда хоть жену священника приводи.

Это он о миссис Котмор-Ричардс, росточком четыре фута один дюйм, с визжащими окорочками в чулках.

– Обычное церковно-приходское собрание, – сказал мистер Эллингем. – Видишь эту танцующую женщину? Она словно в ларь с мукой падала. Это племянница управляющего банком.

Женщина с мертвенно-белым лицом, проходя, улыбнулась им из объятий пухлого парня.

– Привет, Моисейчик.

– Привет, Лола. Смотри, как выделывается. Думает, что она – Звезда Добродетели.

– Она проститутка, мистер Эллингем?

– Она маникюрша, Сэмми. Тебя заусенцы не беспокоят? Не стоит верить всему, что видишь, особенно в темноте. Все здесь сплошное притворство. Видишь этого Казанову в кругу голубок? Когда он последний раз прикасался к женщине, у него еще была соска во рту.

Самюэль огляделся. Джордж Ринг в углу радостно ржал в компании нескольких женщин. Пронзительные голоса скрежетали в перекрестном шуме барабанов.

– Последний раз я видела Люси побитой, – говорила женщина с искусственными зубами и в лисьих мехах. – Ее ухажер сказал, что работает аптекарем.

– Люсиль, – подхватил Джордж Ринг, нетерпеливо потряхивая кудрями. – Люсиль Харрис.

– У него была платяная щетка. В маленькой сумочке.

– Знаю я таких аптекарей, – заявила женщина в живописной шляпке.

– Он говорил не о Люси Уэйкфилд, – сказала третья.

– Люси Уэйкфилд сейчас в Физерсе с парнем из Круч-Энда, – обронила танцевавшая рядом племянница управляющего банком. Парень, с которым она танцевала, улыбался, закрыв глаза.

– Может, у него кожаный ремень в этой сумочке, – предположила женщина в мехах.

– Через сто лет будет то же самое, – вздохнула женщина в шляпке. Она отхлебнула белого вина, расставила ноги, как старый мул у пруда, и перевела дыхание. – Они льют сюда масло для волос…

Все это было неправдой. Они говорили как женщины у него на родине, которые, надев мужские шляпы, таскали пустые бутылки в плетеных рыбных корзинах в пункт стеклотары «Циркуль».

– …Это помогает от перхоти.

Он никак не ожидал, что женщины из ночного клуба под мостовой могут петь под звучание струн, как сирены, а их опасные подведенные глаза фиалкового цвета будут вытворять такое с его пуговицами. Если снять с Лондона покрывало, на котором кинопроектор показывает все компании значительными и развратными, то останутся только эти женщины. Женщины с поношенными лицами и шутовскими языками, которые будут пререкаться, сидя на корточках над останками своих матерей, будто они только что вернулись в объятиях коренастых парней с эмблемами Уэльса с футбольного матча в Манелли. Женщины за столиками, которых он увидел в завлекающих позах, когда, ошеломленный, вошел сюда из темноты, были скучными, как сестры, красноглазые и отупевшие от насморка; такие будут чихать, целуясь, или икать, рассуждая о хороших манерах в темных ловушках гостиничных спален.

– Отличное место, – сказал он мистеру Эллингему. – А мне казалось, вы говорили, что это плебейское заведение, типа забегаловки.

– Сам ты забегаловка. Они здесь не любят, когда их называют плебеями. – Мистер Эллингем наклонился к нему и говорил одним только уголком рта. – Потому что они и есть плебеи. Обычный дешевый ресторан, – прошептал он. – Это только разогрев. Скоро они поснимают одежду и станцуют «хулу», тебе понравится.

– Никто не знает Люсиль, – подошел Джордж Ринг. – Вы уверены, что она не Люси? Здесь есть одна хорошенькая.

– Нет, Люсиль.

– «Она жила там, где Голубкин Ключ журчал». Иногда Вордсворт нравится мне больше Уолтера де ла Мара. Вы знаете «Тинтернское аббатство»?

Миссис Дейси возникла у плеча Самюэля.

– Малыш не танцует?

Он вздрогнул от прикосновения ледяной руки к его шее. Не здесь. Не сейчас. Ужасная безликая Вифезда мучила его своими пальцами. Он вспомнил, что она держала зонтик, даже когда танцевала.

– У меня сестра в Тинтерне, – сказал мужчина у них за спиной.