Иван Федотов - 49 дней в океане

• Название: 49 дней в океане
• Автор: Иван Федотов
• Издательство: Знание
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1961

17 января 1960 года самоходную баржу "Т-36", на борту которой находились военнослужащие Асхат Зиганшин, Анатолий Крючковский, Филипп Поплавский и Иван Федоров штормом унесло в Тихий Океан. 49 дней дрейфовали они на сорваной с якоря у берегов Курил барже. Воспоминания одного из участников тех событий, на страницах этой книги.

---

Стоя рядом с Зиганшиным, я до боли всматривался в темноту. Впрочем, не совсем в темноту. В штормующем океане не бывает абсолютной темноты. Среди бушующей стихии рождается свой слабый неверный свет. Он идет от пены. Ее много. Она раскатывается в межхребетьях волн, вскипает на гребнях. Ее бледный свет повсюду.

Тёмная масса скалы встала из пены совсем рядом. Я сжал поручни. Казалось, через мгновенье поднявшая нас волна  смаху ударит о скалу...

Но Асхат неимоверным усилием, всем своим существом повернул штурвал.

В следующую секунду скала мелькнула где-то сбоку.

ОДИН НА ОДИН

— Рацию! Во что бы то ни стало наладить рацию! — требовал Зиганшин.  

И Крючковский старался. Асхат все-таки хотел посоветоваться с командованием прежде, чем выброситься на отмель. Да, пока это было просто невозможно сделать.

Моторы работали в полную силу, но восточный ветер отжимал нас от берега. Нам стоило большого труда держаться в виду земли. Сквозь разрывы в снежных зарядах сменявших друг друга почти без перерыва, мы с трудом могли разглядеть черные скалы. Это радовало нас. Мы видели землю. Оттуда могла придти помощь.

Наконец удалось связаться с берегом.

Командование разрешило выброситься на песчаную отмель, если удастся. Мы получили метеосводку: ветер Восточный — 30 метров в секунду. Временами 40—50 метров. Это был ураган, довольно редкий даже для этих мест.

Уже потом мы узнали, что попали в тайфун. Он зародился где-то в тропическом пояса Тихого океана и стремительно понесся на северо-запад, повернул к северо-востоку. Многие большие суда терпели бедствие в этом "бурлящем" котле. А нашей скорлупке приходилось совсем плохо.

Январь — февраль — время тайфунов. И мы попали, как говорится, в самую кашу. В полдень 17 января ураган неожиданно переменил направление. Неожиданно для нас.

Мы тогда еще не знали, что это было закономерностью. Над нами прошел центр циклона, и ветер переменился на противный.

Баржу понесло в открытый океан. У моторов, даже если бы их стояло еще пять, даже если бы на месте баржи был корабль вдесятеро сильнее, все равно у моторов не хватило бы сил бороться с натиском сумасшедшего ветра и волн.

Наступила ночь. Тайфун неутомимо гнал наше судно все дальше от островов. Во тьме мы уже давно не видели ни маячного огня, ни огней створов бухты, ни золотых искр поселковых окон.

Снег чередовался с дождем, И порой становилось совсем непонятным, где ревущий океан: сверху ли, снизу ли. Все перемещалось.

Мы устали. Но и не думали сдаваться. Моторы работали. Судно жило. Помощь должна была прийти, если мы самостоятельно не сумеем выбраться из беды.

Наша уверенность в том, что нас ищут, не была пустой надеждой обреченных. Нас искали, искали упорно и настойчиво. Об этом мы узнали потом. Едва связь с нашей баржей была нарушена, на побережье вышли поисковые партии. Ведь мы сообщили на берег в последней радиограмме, что решили выброситься на берег. Всю ночь и весь следующий день наш товарищи нe покидaли  песчаной отмели, патрулировали вдоль берега. Они спасли с полузатонувшёй' баржи «Т-97» экипаж, оказали ему помощь.          

Солдаты с «девяносто седьмой» ничего не знали о нашей судьбе с того момента, как баржи растащило.           

И еще несколько дней патрулировали наряды по побережью, надеясь, что океан выбросит на отмель и нашу баржу...               

Радисты всех береговых станций от Курил до Владивостока звали нашу баржу, напряженно вслушивались в мяукание и треск эфира, стараясь поймать наши сигналы. Они слышали, как громады — океанские суда сообщали о своих бедах. Капитан «Кузбасса» радировал: «Застигнут штормом. Волны смыли часть палубного груза, повредили грузовые стрелы и фальшборт».

«Сорвало и разбило несколько автомашин, закрепленных на палубе» — тревожно сообщал капитан «Находки».

Радисты знали, что это большие, готовые к борьбе с самой лихой непогодой суда, и радисты с еще большим упорством вызывали крохотную «тридцать шестую».

Но мы молчали. Командование потребовало усиления поисков. 

И еще мы надеялись, что утихнет ветер. Нас сносило в пять раз быстрее» чем выгребали моторы самоходки. В пять раз быстрее — это по расчетам Зиганшина. Ему можно смело верить.           

Анатолий Крючковский почти не выходил из моторного отделения. В газу, при дикой качке, он выжимал из двигателей все, что можно выжать, и еще чуть-чуть.

И вдруг наступила тишина. Тихо стало в моторном отсеке баржи. Тогда показалось, что рев волн и сила бури не достигали еще такой силы.

В кубрик вошел Анатолий. Он вытирал ветошью руки, Проговорил почему-то виновато:

— Горючее кончилось...

Зиганшин взглянул на часы. Было десять вечера. Двое суток уже боролись мы с бурей. Океан бросал баржу с волны на волну, словно с ладони на ладонь. Теперь мы были в его власти. Не целиком. Нет. Пока в наших руках баржа, пока океан не растреплет ее в щепу, мы будем бороться. Пусть попробует, пусть растреплет. Наша самоходка сделана руками советских рабочих. А они строят на совесть.

Снова попытались связаться с берегом, сообщить хоть приблизительное место дрейфа. Но напрасно. Ведь волны то и дело покрывали баржу «с головой». В кубрик хлестала вода.   Она   попала в аккумулятор. Он «сёл», что называется.

Асхат впервые за два дня сел к столу, достал бортовой журнал и записал подробно обстановку, в которой самоходка стала дрейфовать куда-то к юго-востоку.

Поплавский вытащил из-под подушки газету. Это был номер «Суворовского натиска» за те дни, когда Советский Союз проводил испытания баллистической ракеты в районе Тихого океана. В газете была карта океана.  Она стала нашим единственным навигационным инструментом.

Все остальные данные: скорость и направление ветра, скорость дрейфа и угол сноса, местоположение и направление, куда движется судно, предстояло делать на глазок.

Мы сидели в кубрике и молча смотрели, как командир делал запись в вахтенный журнал. Хотелось спать. Грохот тайфуна, вода, перехлестывающая через палубу, струи, забившиеся в кубрик, как-то уже не волновали, не вызывали ощущения опасности.

Мы очень устали.

Асхат оторвался от журнала;

— Вот что, товарищи. По одному в машинное отделение. Моторы еще не остыли. Обсушиться, погреться. Нам нужно много сил. Понятно?

Посмотрели мы друг на друга. Впервые заметили, что осунулись. Оледеневшая одежда колом стоит. Плохо. Асхат, действительно, прав. Моторы еще не остыли. Обсохнуть нам, ой, как надо было.

Настала и моя очередь. Никогда не думал, что перегоревший теплый запах масла так приятен. Я обхватил мотор руками, прижался к нему. Он был почти горячий, наш работяга-мотор. Не его вина, что не хватило горючего. Он трудился в полную силу, и что поделаешь, если океан оказался сильнее тех лошадиных сил, которые были отпущены мотору конструктором. Да и сколько океанских сил пришлось на долю одной лошадиной!    

И потом, мотор это только сталь. У нас четыре человечьих силы. Всего четыре. Но пусть все силы, вся мощь ветра и океана попробуют заставить нас сдаться. Мы и спать решили пока в машинном отделения. Каждую каплю тепла старались сберечь. Упремся ногами в станину мотора, головой — в переборку — хорошо, не катает по полу, хоть качка при дрейфе стала очень сильной.

Трудно было представить, как «тридцать шестая» переносит этот сильнейший шторм. Ведь это совсем небольшое судно, рассчитанное на перевозку грузов вдоль побережья при волнении моря не выше четырех баллов. Его, говоря техническим языком, данные были таковы: длина по ватерлинии — 17,3 метра, высоте борта — 2,06 метра, средняя осадка с полным грузом — 1,24 метра. Наибольшая длина трюма — 11,5 метра, ширина — 3,6 метра. Водоизмещение — около 100 тонн. На барже, развивающей скорость хода около 9 узлов, установлено два мотора. Для обеспечения непотопляемости судна на нем имеются междудонные и бортовые герметические отсеки, а также система трубопроводов и ручной насос для осушения кормового отсека и моторного отделения. Для отдыха экипажа в кормовой части баржи оборудован небольшой кубрик.

Двое суток трепал нас ураган. Потом он стал выбиваться из сил. С северо-запада, как мы определили по слабым намекам солнца в тучах, катилась широкая и крупная зыбь. Такая погода показалась нам затишьем.

Мы спали в машинном отделении. Зиганшин нес вахту.

Нас разбудил его бодрый голос:

—  Подъем! Обед готов!

Мы вскочили и оторопело смотрели на командира. Он, улыбаясь, балансировал на кренящейся палубе. В руках у него был котелок. Из него поднимался парок и удивительно вкусный запах картофеля и свиной тушенки.

Сон с нас как рукой сняло.

—  Ай да Асхат, ай да молодец! — приплясывая, приговаривал Анатолий.

Я обнял Зиганшина за плечи.