Гюнтер Бауэр - Смерть сквозь оптический прицел. Новые мемуары немецкого снайпера

• Название: Смерть сквозь оптический прицел. Новые мемуары немецкого снайпера
• Автор: Гюнтер Бауэр
• Издательство: Яуза-пресс
• Жанр: О войне
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9955-0088-9

Эта книга — жестокие и циничные откровения профессионального убийцы, прошедшего через самые страшные сражения Второй мировой войны, знающего подлинную цену солдатской жизни на передовой, сто раз видевшего смерть через оптический прицел своей снайперской винтовки.

После Польского похода 1939 года, где Гюнтер Бауэр проявил себя как исключительно меткий стрелок, он был переведен в элитные парашютные войска Люфтваффе, превратившись из простого Feldgrau (пехотинца) в профессионального Scharfschutze (снайпера), и в первые часы Французской кампании, в составе диверсионной группы «Granit», штурмовал самую неприступную крепость того времени — форт Эбен-Эмаэль. Впоследствии Бауэр участвовал в знаменитом воздушном десанте на Крит, боях в Италии и контрнаступлении в Арденнах, но, по его собственному признанию, самыми трудными, самыми опасными и кровавыми были полтора года на Восточном фронте — как и большинство немецких ветеранов, он всю оставшуюся жизнь с содроганием вспоминал русские морозы и русские танки, беспощадную битву за Москву и последний штурм Берлина.

---

— Извини, парень, но твои поляки уж на твоей совести будут! Нам приказали помогать только немцам, — ухмыльнулся мне один из медиков. Видимо, он уже услышал, что я проявил особенную меткость в этом бою.

Меня снова затошнило, но я сдержался. Рядом со мной стоял Михаэль. Посмотрев на него, я понял, что его тоже покоробили слова медика. Но Михаэль молчал.

Осмысливать происшедшее было некогда. Раздался приказ преследовать отступающих поляков. Мы устремились вперед, переступая через тела врагов, через трупы наших товарищей. Некоторые из поляков были еще живы и не прекращали стонать. Мы с Михаэлем едва не споткнулись о тело польского солдата, который истошно орал, оставшись без обеих ног.

— Ему никто не поможет, он будет долго мучиться, — тихо сказал Михаэль и направил на поляка свою винтовку.

После нескольких секунд колебаний Михаэль выстрелил. Меня снова затошнило. Но в той ситуации поступок Михаэля был действительно проявлением милосердия. Посмотрев на него, я увидел, что Михаэль весь трясется.

Наши танки гнали польскую кавалерию и остатки пехоты до самого пригорода Калица. При этом пулеметы танков не умолкали. Мы следовали за танками и тоже периодически делали выстрелы. Время от времени какой-нибудь отряд отступающих поляков занимал по пути более-менее удобные для обороны позиции, и тогда завязывался короткий бой. Но они были обречены. Они ничего не могли сделать против лавины наших танков. В результате весь наш путь к городу Калицу был усеян трупами лошадей и людей. На окраине мы получили приказ остановиться. Тут же я услышал рев самолетов. Наши бомбардировщики летели бомбить город.

Поговорив с нашим лейтенантом, сержант Бергер сказал нам:

— Мужики, теперь вы можете отдохнуть, пока наша авиация окончательно не уничтожит польскую артиллерию в северной части города, — он улыбнулся. — Вы вполне заслужили хотя бы короткий отдых.

Мы все уселись прямо на траву. Однако наш сержант не хотел, чтобы у поляков был хоть малейший шанс застать нас врасплох. Поэтому четырех из нас он выставил в караул. Я оказался в числе этой четверки. Мы устроились за валуном на небольшом холме, находившемся рядом с местом, где расположился взвод. В бинокль мне был отлично виден пригород Калица. Я рассматривал одноэтажные дома, которые выглядели гораздо менее добротными, чем у нас в Германии. Что-то заставило меня подумать о собственном доме, о семье. Моему сыну шел уже второй год, а я даже не видел, как он делал первые шаги. Я вспомнил Ингрид. Я снова вспомнил слова матери о том, что я не должен быть излишне храбрым, должен беречь себя. Все это заставило меня отвлечься от мыслей и сосредоточиться на наблюдении.

Это было самым правильным, если я хотел остаться целым.

Пригород Калица был безлюден. В небе над городом по-прежнему кружили самолеты, грохот взрывов не смолкал. Полякам, очевидно, было совсем не до того, чтобы атаковать нас. Я понял, что скоро мы начнем штурмовать город.

Однако, видимо, произошла какая-то заминка. Возможно, это было связано с вышедшими из строя танками. Впрочем, я могу лишь предполагать. Простых солдат не посвящали в подобные вещи. Но, так или иначе, сержант Бергер через некоторое время отдал нам приказ окапываться. При этом основная часть взвода рыла окопы, а четыре человека по-прежнему дежурили на случай атаки поляков. Те, кто работал лопатой, периодически менялись с теми, кто дежурил.

Когда все было готово, я разместился в одном окопе с Антоном и Михаэлем. Мы обсуждали подробности пережитого боя. Антон не переставал восхищаться тем, как быстро поляки отступают под натиском нашей техники. Нас с Михаэлем также устраивал подобный расклад, хотя наше настроение и не было столь беззаботным.

Через некоторое время Антон заговорил о том, какой я молодец, что уничтожил стольких поляков.

— Я впервые в жизни убил живых людей, — только и смог ответить я на это.

— Надо к этому относиться легче, — сказал Михаэль, хотя по его лицу было видно, что он тоже относится к этому не слишком легко.

Антон начал горячо убеждать нас:

— Это же вражеские солдаты! Поляки хотели истребить всех немцев, которые жили в Польше. Мы просто опередили их.

После Чехословакии я уже не слишком доверял подобной пропаганде. Но я не стал переубеждать Антона. Во-первых, это было опасно, ведь меня мог услышать и кто-нибудь еще. Во-вторых, я знал, что моему товарищу будет, безусловно, легче, если он будет думать так, как он думает.

Через некоторое время сержант Бергер объявил нам, что полевые кухни отстали от войск и ужинать нам придется сухими пайками. Мы начали доставать их из своих рюкзаков. Наш сухой паек состоял из 750 граммов хлеба, 45 граммов масла или жиров, 120 граммов сосисок (сырых или консервированных), а также рыбных консервов, сыра и 200 граммов джема или искусственного меда. Кроме того, нам ежедневно выдавали по 7 сигарет или по 2 сигары и, кроме того, по одному небольшому пакетику леденцов.

Мы поужинали, запивая еду водой из полевых фляжек, которые висели у нас на поясе. Ночью меня не назначили в караул, но, когда объявили отбой, я думал, что все равно не смогу заснуть. Мне казалось, что у меня перед глазами без конца будут крутиться убитые мной поляки, а также вражеский солдат, оставшийся без ног, которого застрелил Михаэль. И действительно, я некоторое время думал обо всем этом. Но вскоре усталость взяла свое, и я уснул без снов. Замечу, на войне мне никогда не снились бои. Видимо, в человеческом мозге есть какой-то механизм, который в подобных ситуациях помогает человеку хотя бы во сне отдыхать от войны. Бои и смерти начали мне постоянно сниться только несколько лет спустя.

Утром нас разбудил голос сержанта Бергера.

— Подъем! — кричал он, переходя от окопа к окопу.

Когда я вылез из своей траншеи, то увидел, что к лагерю уже подъехал грузовик полевой кухни. На завтрак нам выдали картофель с овощами и сосиски, те же самые, как в сухом пайке, только горячие. Мы все сразу с радостью набросились на теплую еду. Помимо нее мы также получили по чашке горячего эрзацного кофе. А еще мы смогли наполнить водой наши опустевшие фляжки, и нам выдали сухие пайки на несколько последующих дней.

Пока мы завтракали, наша артиллерия, которую за ночь стянули к Калицу, начала артподготовку. Антон был весел. Он считал, что после вчерашней авиабомбардировки и сегодняшней артподготовки поляки сами побегут сдаваться к нам в плен.

— Да, так было бы лучше для них самих, — согласился с ним Михаэль.

Однако у меня самого на душе было вовсе не так спокойно. А что если поляки решат продолжить сопротивление? Это означало, что нам придется вести бои в городе, где от противника нас будет отделять всего несколько домов, а возможно, еще и меньшее расстояние. В подобной ситуации снайпер рискует жизнью ничуть не меньше, а, возможно, даже больше, чем обычный солдат. Тем не менее я собрал свою волю в кулак. А то, что я заранее был готов к худшему, сослужило мне хорошую службу во время последующего боя.

Перед началом атаки каждому из нас выдали по семь патронов. Все мы были поражены столь малым количеством. Я сам за прошлый день израсходовал более двадцати патронов, а ведь далеко не все мои товарищи тратили их столь же экономно. Впрочем, причин для беспокойства пока не было, у каждого из нас оставался еще определенный запас патронов, выданных нам перед началом операции. У меня самого вместе с семью новыми получалось в результате около сорока патронов.

Танковая дивизия объехала город с восточной стороны и исчезла за горизонтом, двигаясь в северо-западном направлении. Я понял, что входить в Калиц нам придется без поддержки танков. Что ж, я уже был готов к этому.

Мы продвигались, перебегая от здания к зданию. Поначалу мы вовсе не встречали противника на своем пути. Но через несколько минут, во время очередной остановки, я вдруг увидел винтовочные стволы, торчащие из окон дома, находившегося метрах в пятидесяти от нас. Я заорал:

— Ложись! — И спешно рухнул на землю.

Многие ребята из моего взвода тут же последовали моему примеру. Но некоторые продолжали двигаться вперед, указывая пальцами на меня, словно я был сумасшедшим. Через считаные секунды поляки обрушили на них буквально град пуль.

Враги стреляли из нескольких соседних домов. Выйдя из оцепенения, я открыл ответный огонь. Расстояние было очень небольшим, а поляки вовсе не ожидали, что им придется столкнуться со снайперами. Я просто наводил перекрестие своего оптического прицела на голову очередного врага и нажимал на спусковой крючок. Словно в кино, почти после каждого моего выстрела по поляку из окна выпадала его винтовка. Остальные ребята из моего взвода также начали стрелять по врагам. Еще через минуту нас поддержали огнем пулеметчики из соседнего взвода. Когда я израсходовал уже второй магазин, наконец появились наши минометчики. Мины, выпущенные из их 80-миллиметровых минометов, обрушились на здания, в которых засели поляки. Загрохотали взрывы.