Лидия Чарская - Дели-акыз

• Название: Дели-акыз
• Автор: Лидия Чарская
• Жанр: Детская проза

Повесть Л. Чарской «Дели-акыз» является продолжением повести «Таита».

---

Быстро заскользило мягкое синевато-желтое пламя по дровам… Старик присел на корточки и залюбовался на пламя. Дальше побежал огненный язык огня; дрова разгорались… Михайло закрыл дверцу и собирался уже отойти от печи, как совсем слабый-слабый, чуть слышный стон, вылетавший откуда-то из глубины печи, сразу заставил его насторожиться и замереть на месте…

Старый Михайло не колебался больше. Ужасная догадка осенила его мозг.

— В печи есть кто-то… Господь Милосердный! Святые угодники! Царица Небесная! Помилуйте и спасите! — срывалось с дрожащих уст старика, и он, рванув печную дверцу и не жалея рук, стал порывисто выкидывать из печи дрова, со всех сторон охваченные пламенем.

А через несколько мгновений дрожащими обожженными руками старик вынул из печи Глашу с загоревшимся на ней платьем и тлеющими волосами.

Пять девушек, пять молоденьких «мамаш» сгруппировались у постели их общей названной дочки, как это бывало полгода тому назад, в институте. Едва не сгоревшая, Глаша теперь мирно спала на узенькой кроватке приемного покоя Н-ского приюта. Она отделалась, к счастью, легкими ожогами. Но зато молодые «мамаши» достаточно намучились и настрадались из-за неё.

Впрочем, не они одни настрадались. Настрадались и приютские воспитательницы, и няньки; и сама начальница, старая княжна Дациани. На бывшей старой фрейлине, как говорится, лица не было. Её глаза так и сверкали огнем, пока она, со свойственным её восточному происхождению темпераментом, рассказывала явившимся покровительницам Глаши о поступке и поведении их чрезмерно беспокойной «дочки».

— Нет, нет, слишком бедовая эта ваша маленькая протеже! Слишком беспокойная, и положительно нет никакого сладу с нею, и я боюсь ответственности за нее! — заключила свой рассказ взволнованным голосом княжна Надежда Даниловна и, помолчав с минуту, заговорила снова.

— У нас в приюте триста девочек, четыре воспитательницы и столько же нянек… Следовательно, каждому ребенку в отдельности, при всем желании, мы не можем уделять столько времени и забот, сколько нам этого бы хотелось. С вашей же Глашей больше хлопот, чем мы думали. За нею надо иметь для присмотра десять пар глаз, по крайней мере. Помилуйте, спрятаться в печке! Едва не сгореть… Я уже не говорю об этой ужасной неделе её пребывания у нас, когда она доводила нас до отчаяния своими слезами, капризами и криками по ночам. О, слишком большая ответственность, и мы не можем оставить такую заведомо избалованную девочку у себя.

— Но, ведь, не выкинете вы ее на улицу, неправда ли? — со сверкающими главами выпалила Тамара.

Она вся дрожала. Мысль о возможности потерять Глашу еще пылала в взволнованном мозгу молоденькой армяночки и заставляла ее волноваться и трепетать.

Не менее её волновались и её подруги. У Ники Баян розовое до сих пор личико потеряло сразу все свои свежие краски, а из глаз глядело самое неподдельное отчаяние, когда она заговорила, обращаясь к начальнице приюта трепещущим голосом:

— Будьте милосердны, княжна, оставьте у вас нашу бедную Тайночку… Уверяю вас, она исправится, попривыкнет и…

— Нет, нет, и не просите меня об этом, милые дети. Я не в силах исполнить вашей просьбы! — тоном, не допускающим возражений, возразила старая княжна.

— Так на улицу ее выбросить, значит? Да? — уже настойчивее повторила Тамара, и черные брови её сдвинулись над горящими злыми теперь глазами.

Старая княжна Дациани взглянула на девушку.

— О, как хорошо знаком ей был этот восточный горячий темперамент, эта непосредственность и прямота! Она нимало не обиделась на резкость девушки. Рой мыслей закружился в голове старой фрейлины. Она, казалось, искала выхода из создавшегося положения и упорно думала несколько минут.

Вдруг глаза её радостно блеснули.

— Дети, я нашла выход для всех нас в настоящем деле… Нашла место, куда вы можете без опасения и страха поместить вашу приемную дочку и где ей будет хорошо, как в родной семье… — оживленно проговорила княжна и неожиданно обратилась с вопросом к Тамаре.

— Вы из Тифлиса?

— Из Тифлиса, — немного растерянно ответила девушка.

— Значит, вы знаете, вы слышали о Джаваховском гнезде, о приюте для сирот, устроенном одной молоденькой грузинкой, Ниной Бек-Израил. Хотя «гнездо» это находится в Горн, но о нем знают и в самом Тифлисе и в его окрестностях. Вот туда-то вы можете смело поместить вашу девочку. Там немного детей и две чудесные воспитательницы. Я ручаюсь, энергичная и чуткая натура госпожи Израил переделает вашу дочку и сумеет воспитать в ней хорошего ребенка. Ну что, довольны ли вы моей идеей, дети? Отвечайте скорей!

На мгновенье полнейшая тишина водворилась в комнате; слышалось только ровное сонное дыхание Глаши, очевидно, видевшей золотые детские сны. Но вот первая очнулась Тамара. Со свойственной ей необузданностью, она порывисто кинулась к княжне, схватила её руку и прижала ее к своим губам.

— Спасибо вам, спасибо! Хорошее дело, совсем хорошее придумали… Очень хорошее! Я знаю немного Ниву Бек-Израил и её гнездо. Чудесно там будет нашей Тайночке. Завтра я уезжаю в Тифлис и беру ее с собой… Оттуда в Горн. Вот и славно, вот и хорошо все устроилось!

И уже радостным веселым голосом Тамара стала объяснять подругам о далеком «гнезде Джаваха», где кипела совсем особенная, яркая жизнь, где росли и воспитывались юные существа под личным наблюдением Нивы Бек-Израил и её подруги, Людмилы Александровны Влассовской.

И не далее как через час Ника Баян и другие решили отдать туда Глашу.

Так решилась судьба их «институтской дочки».

ЧАСТЬ I

ГЛАВА I

— Ну, что, Аршак, не опоздал? Поспел вовремя?

Глаза молоденького, совсем еще юного всадника, в казачьей офицерской форме, полны тревожного вопроса: загорелое свежее лицо, настоящее типичное лицо дагестанского горца, таит в себе ту же тревогу. Он на всем скаку скидывается с седла и бросает подоспевшему слуге поводья. Его конь взмылен и весь покрыт пеной.

Широко раскрытые ворота усадьбы пропускают юношу в сад. Этот сад, как и сама усадьба, расположенная на берегу Куры, в предместьях тихого Гори, представляет собою прелестный уголок. Под синим-синим небом, озаренным блеском сверкающего солнца, растут старые вековые чинары, стройные пышные каштаны и густой кудрявый орешник. А там, посреди сада, на куртинах, — розы редкой, чудовищно крупной породы, разнообразных цветов и оттенков, от нежно алых, как весенняя заря, до пурпуровых и темно-красных, почти черных. Старый садовник Павле с особенною заботливостью растит и воспитывает их.

Тихо позвякивая шпорами, девятнадцатилетний Селим-Али-Ахверды, хорунжий казачьей сотни, квартирующей в окрестностях Гори, спешит по чинаровой аллее к дому.

О, эта чинаровая аллея! Как хорошо помнит юный офицер каждый её закоулок, каждый куст её роз. С самых ранних лет своего отрочества помнит себя Селим в этой усадьбе, в «Джаваховском Гнезде», в питомнике Нины Бек-Израил, названной княжны Джавахи. Его отрочество и юность протекли здесь так беззаботно, так мирно и безмятежно. Отсюда он поступил вольноопределяющимся в казачий полк, здесь же под руководством князя Андро Кашидзе, командира своей сотни, держал он экзамен на офицера всего лишь год тому назад и, получив офицерские погоны, здесь праздновал свое производство с друзьями. Здесь все дорогое, что осталось на свете у него, Селима. Раннее детство свое он помнит мало, помнит только, что отец его, разбойник, погиб от казацкой пули в горах при поимке его шайки; мать умерла с горя; помнит про дружбу свою с Селтонет, его юной соседкой по аулу, такою же сиротой, как он, так же принятой в питомник княжны Нины.

Он любит всех своих нареченных братьев и сестер, питомцев «Джаваховского Гнезда», но Селтонет — сильнее и крепче всех. Она родом, как и он, из Нижней Кабарды, и в её жилах, как и у него, течет горячая татарская кровь, кров благословенного самим Пророком народа. Сейчас он ее увидит, как увидит и остальных друзей, составляющих «Джаваховское Гнездо».

— Гостю почтение и привет, — смеется кто-то, выглянув из-за куста роз оживленным разрумяненным детским личиком.

— Глаша, ты? Зачем ты срезаешь розы? Смотри, увидит Павле — тебе несдобровать. Он тебе задаст.

— Не задаст. Сам знаешь, какой день нынче. Недаром же ты примчался как бешеный на своем Курде… А розы велели нарезать Маруся и Селтонет. Гема плетет гирлянды. Надо, чтобы «её» комната вся утопала в цветах.

— А где мальчики?

— Валь и Сандро пошли прикреплять фонарики. Они хотят опоясать ими свою старую крепость и оттуда со скалы пускать фейерверк. И я пойду туда к ним. Это будет прекрасно, Селим.

— Позволит ли тебе только тетя Люда, — выражает сомнение юный офицер.

— Вот вздор какой! Нынче все можно: нынче приедет наша артистка, наш гений, наша красавица, наша горийская звезда. Ах, Селим, Селим, мне кажется, что все это сон, — восторженно говорит та, которую молоденький хорунжий зовет Глашей.