Карл Маркс - Собрание сочинений, том 6

• Название: Собрание сочинений, том 6
• Автор: Карл Маркс
• Жанр: Философия

Шестой том Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса содержит произведения, написанные с ноября 1848 по июль 1849 года. Большую часть шестого тома, так же как и пятого тома Сочинений, составляют статьи Маркса и Энгельса, опубликованные в «Neue Rheinische Zeitung» — единственной газете, которая в тогдашнем демократическом движении представляла точку зрения пролетариата.

---

Возросший вывоз двух первых месяцев 1848 г. отнюдь не должен поэтому вводить нас в заблуждение, и мы можем спокойно обратиться к общему сокращению вывоза за весь год.

Падение вывоза 1848 г., как мы уже заметили, составило, по сравнению с вывозом 1847 г., 4597859 ф. ст. — разумеется, значительное уменьшение, превратившееся в руках реакционеров, ведущих себя в политике, как тявкающие собаки, а в торговле как старые бабы, в довод против революции, которым, к сожалению, с успехом пользуются в споре со всеми, неискушенными в экономических вопросах.

Однако нет ничего легче, как опровергнуть ложные утверждения этой партии, ибо стоит лишь просмотреть таблицы вывоза за последние 30 лет, чтобы увидеть, что сокращение вывоза в 1848 г., обусловленное одновременным влиянием торгового кризиса и революции, никак не связано с падением вывоза в предыдущие годы.

После торгового кризиса 1825 г., когда весь вывоз составлял 38870851 ф. ст., вывоз в 1826 г. упал до 31536724 ф. ст. Он, следовательно, сократился на 7334127 ф. ст. После кризиса 1836 г., когда вывоз составлял 53368572 ф. ст., вывоз в 1837 г. упал до 42070744 ф. ст. Он, следовательно, сократился на 11297828 ф. ст. Не может быть ничего показательнее этого!

Таким образом, после двух торговых кризисов, которые, правда, были вызваны исключительно перепроизводством фабричных товаров, но по своим размерам совершенно несравнимы с только что закончившимся кризисом, вывоз сократился на вдвое большую сумму по сравнению с падением вывоза в 1848 году — в том году, которому предшествовали переполнение азиатских рынков, два неурожая, спекуляция в таких размерах, каких еще никогда не видывал мир, в том году, когда все уголки старой Европы были охвачены революциями!

Поистине, 1848 год был еще очень милостив для торговли! Революции способствовали тому, что в разных местах приостановилась торговля, что продажа товаров стала трудной и опасной и что немало людей потерпело крах под тяжестью своих обязательств. Но и в прошлом году, при Луи-Филиппе, столь же трудно было бы в Париже учесть какие-нибудь жалкие 20 или 30 тысяч франков, как в этом году, при республике. В Южной Германии, на Рейне, в Гамбурге и Берлине у нас все равно были бы те же банкротства, как при революции, так и без нее, а итальянская торговля находилась бы в столь же угнетенном состоянии при Пии, как и при героях Милана, Рима и Палермо.

Поэтому так же смешно приписывать новое оживление торговли временной победе контрреволюции. Французы платят за шерсть на лондонских аукционах на 25 % больше не потому, что у власти снова находятся некоторые из министров Луи-Филиппа, — нет, они потому должны платить дороже, что нуждаются в шерсти, а они нуждаются в большем ее количестве, их спрос возрастает именно потому, что в последние годы при Луи-Филиппе он очень сократился. Такое колебание спроса можно наблюдать во всей истории торговли.

И англичане не потому снова работают целый день во всех рудниках, во всех кузницах, на всех прядильных фабриках, во всех своих портах, что какой-то князь Виндишгрец расстреливает венцев по приговору военно-полевого суда, — нет, они работают так потому, что рынки Кантона, Нью-Йорка и Санкт-Петербурга должны быть снабжены промышленными изделиями, что Калифорния открывает новый рынок, который кажется неисчерпаемым для спекуляции, что за неурожаями 1845 и 1846 гг. последовали два хороших урожая в 1847 и 1848 гг., что англичане покончили с железнодорожной спекуляцией, что деньги снова вернулись в свои обычные каналы, и англичане будут работать… вплоть до нового торгового кризиса.

Но прежде всего нам не следует забывать, что отнюдь не монархические страны предъявляли в последние годы главный спрос на изделия английской промышленности. Страна, которая почти без перерыва предъявляла колоссальнейший спрос на английские изделия, которая и в настоящий момент поглощает все товары на рынках Манчестера, Лидса, Галифакса, Ноттингема, Рочдейла и во всех крупных торговых портах современной промышленности и оживляет своими кораблями моря, — это республиканская страна, это Соединенные Штаты Северной Америки. И это государство процветает больше всего как раз теперь, когда рушатся все монархические государства мира.

И если в последнее время до некоторой степени улучшилось положение некоторых отраслей германской промышленности, то этим они обязаны только английскому периоду процветания. Из всей экономической истории немцы могли бы знать, что у них нет собственной экономической истории, что им приходится расплачиваться за английские кризисы, тогда как в периоды перепроизводства в Англии им перепадают лишь грошовые выгоды. А своим христианско-германским правительствам они обязаны только лишь ускорением банкротства.

Написано. 6 марта 1849 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 239, 7 марта 1849 г.

Перевод с немецкого

ПРИСЯГА АНГЛИЙСКИХ СОЛДАТ

Кёльн, 7 марта. «Neue Preusische Zeitung» с превеликим торжеством приводит английскую военную присягу и радуется сверх всякой меры открытию, что английский солдат присягает на верность только королеве, а отнюдь не конституции. А мы-де в Пруссии, в самом молодом конституционном государстве, мы должны, вопреки, примеру старейшей конституционной страны, заставлять солдат присягать конституции?

Однако «Neue Preusische Zeitung» забывает сообщить своим читателям, в какое положение поставлен английский солдат по отношению к гражданским законам.

Что британский солдат во всех проступках, которые не являются чисто дисциплинарными проступками, судится обычными судами, мировыми судами, petty sessions, quarter sessions[250] или судом присяжных, что во всех столкновениях с другими гражданами он рассматривается, как простой гражданин, — это разумеется само собой.

Но это еще не все. В Англии каждый гражданин, будь то чиновник, солдат или кто-либо другой, отвечает перед законом за каждое свое действие и не может ссылаться на то, что соответствующее действие было ему предписано его начальством. Например, вспыхивает мятеж. Вызываются войска. Предписываемое законом требование разойтись предъявляется или не предъявляется. Народ не расходится. Гражданский чиновник (обыкновенно мировой судья или городской выборный чиновник) дает разрешение на вмешательство военной силы или не дает его. Солдаты стреляют, имеются убитые. Трупы представляются особому жюри по осмотру мертвых, которое устанавливает фактические обстоятельства дела. Если жюри находит, что вмешательство военной силы не оправдывалось обстоятельствами, оно выносит вердикт о предумышленном убийстве против всех участников события, а именно против гражданского чиновника, который разрешил вмешательство военной силы, против офицера, который приказал стрелять, и против всех солдат, которые действительно стреляли.

Если гражданский чиновник не разрешил вмешательства военной силы, это имеет лишь то последствие, что в вердикте он не фигурирует. Для офицеров и солдат дело от этого не меняется.

Этот вердикт о предумышленном убийстве является формальным обвинительным актом, на основании которого совершенное уголовное преступление передается на рассмотрение обычного суда присяжных.

Таким образом, английский солдат отнюдь не рассматривается законом как безвольная машина, обязанная без рассуждения исполнять полученный приказ. Наоборот, закон считает его «free agent» {«свободно действующим». Ред.}, человеком со свободной волей, который в каждый данный момент должен знать, что он делает, и нести ответственность за каждое свое действие. Английские судьи как следует отчитали бы обвиняемого солдата, если бы он в свое оправдание сказал, что ему было приказано стрелять и что он должен был «подчиняться приказу»!

В Пруссии все обстоит иначе. В Пруссии солдат заявляет, что приказ стрелять был ему дан его непосредственным начальством, и это освобождает его от всякого наказания. В Пруссии, а также и во Франции чиновнику вообще обеспечена полная безнаказанность за каждое нарушение закона, если он докажет, что это было ему приказано соответствующим начальством в надлежащем иерархическом порядке.

Мы не считаем, что краткая формула присяги может изменить человека и превратить черно-белого гвардии лейтенанта в поборника «конституционных свобод», — в этом, надо думать, «Neue Preusische Zeitung» поверит нам на слово.

Господа, ратующие «с богом за короля и отечество», на опыте своих собственных почтенных родичей могли в течение последних двенадцати месяцев убедиться, к своему удовольствию, какое значение имеет присяга. Поэтому и мы ничего не имеем против того, чтобы «Neue Preusische Zeitung» заставляла войска присягать на верность королю, далай-ламе или еще нивесть кому, лишь бы только «Моя доблестная армия», в соответствии с вышесказанным, была поставлена по отношению к законам в точно такие же условия, как английские солдаты.