Тобайас Смоллет - Приключения Родрика Рэндома

• Название: Приключения Родрика Рэндома
• Автор: Тобайас Смоллет
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1949

В настоящем издании представлен роман шотландского писателя Т. Смоллета «Приключения Родрика Рэндома», в котором автор выразил критическое отношение к просветительскому оптимизму, заострив внимание на «темных» сторонах человеческой натуры. Характерной особенностью художественной манеры Смоллета является гротеск.

---

Тем временем я пользовался каждым свободным от занятий днем для посещения моего деда, к которому редко получал доступ, ибо его окружали плотной стеной его многочисленные внучки, хотя и вечно ссорившиеся между собой, но неизменно объединявшиеся против меня, как против общего врага. Его наследник, примерно лет восемнадцати, интересовался только охотой на лисиц, да ни на что другое и не был годен, хотя благодаря потворству деда при нем состоял домашний учитель, исполнявший также обязанности приходского псаломщика. При виде меня сей юный Актеон{4}, унаследовавший от своего деда неприязнь ко всем находящимся в беде, неизменно спускал со своры своих гончих и загонял меня в чей-нибудь дом, куда я устремлялся в поисках убежища. Таким христианским забавам потворствовал его наставник, несомненно пользовавшийся случаем снискать расположение восходящего светила, ибо видел, что старому джентльмену, согласно законам природы, недолго осталось жить, так как было ему уже под восемьдесят лет. Поведение этого гнусного низкопоклонника привело меня в такое бешенство, что однажды, когда он со своими псами осаждал меня в доме фермера, где я нашел пристанище, я, будучи превосходным стрелком, прицелился в него и большой галькой выбил ему четыре передних зуба, благодаря чему навсегда лишил его возможности исполнять обязанности псаломщика.

Глава III

Приезжает брат моей матери. — Оказывает мне помощь. — Описание его. — Он отправляется вместе со мной в дом моего деда. — Встречен его собаками. — Одолевает их после кровопролитного боя. — Допущен к старому джентльмену. — Разговор между ними

Примерно в это время единственный брат моей матери, лейтенант военного корабля, долго находившийся в плаванье, вернулся на родину, где, узнав о моем положении, навестил меня и из своих скудных средств не только снабдил всем, в чем я в ту пору нуждался, но и решил не покидать страны, пока не заставит моего деда закрепить за мной приличную сумму на будущее. Такаязадача была ему отнюдь не по силам, так как он не имел понятия о нраве судьи, да и вообще был незнаком с общепринятыми обычаями, оставаясь в этом вопросе круглым невеждой благодаря воспитанию, полученному на борту судна.

Дядя был человек крепкого сложения, слегка кривоногий, с бычьей шеей и лицом, сохранившим, как легко могли вы заметить, следы жестоких стычек с непогодой. Носил он солдатский мундир, переделанный для него судовым портным, полосатую фланелевую куртку, просмоленные красные короткие штаны, чистые серые шерстяные носки, большие серебряные пряжки, закрывавшие на три четверти его башмаки, обшитую серебряным галуном шляпу с тульей, дюйма на полтора возвышавшейся над полями, короткий черный парик, с волосами, перехваченными сзади, шелковый платок, у бедра — тесак с медной рукояткой, подвешенный к потускневшему обшитому шнуром поясу, а подмышкой — крепкую дубовую палку. В таком снаряжении он отправился со мной (благодаря его щедрости я обрел вполне приличный вид) к дому моего деда, где нас приветствовали Джаулер и Цезарь, которых при нашем приближении спустил со своры молодой хозяин, мой кузен. Хорошо зная глубоко укоренившиеся привычки этих псов, я собирался пуститься наутек, но дядя удержал меня одной рукой, другою размахнулся своей дубинкой и одним ударом уложил Цезаря на месте; однако, видя себя атакованным с тыла Джаулером и опасаясь, как бы не очухался Цезарь, он выхватил тесак, повернулся и ловко отрубил Джаулеру голову. К тому времени молодой охотник за лисицами и трое слуг, вооруженных вилами и цепами, явились на помощь собакам, уже лежавшим бездыханными на поле битвы; смерть его любимцев привела в такое негодование моего кузена, что он приказал своим слугам перейти в наступление и отомстить палачу, которого осыпал всеми упреками и проклятиями, какие подсказывало ему бешенство.

Мой дядя неустрашимо шагнул вперед, и при виде его окровавленного оружия противники стремительно отступили, после чего он обратился к их хозяину с такими словами:

— Ваши собаки, братец, абордировали меня без всяких к тому оснований. Я должен был защищаться. Стало быть, лучше вам держать себя учтиво и пропустить нас в открытые воды.

То ли мой кузен не понял миролюбивых намерений моего дяди, то ли гнев, вызванный судьбой гончих, одержал верх над отпущенной на его долю рассудительностью, мне неизвестно, но он выхватил у одного из своих приспешников цеп и готов был ринуться на лейтенанта, однако тот, заняв оборонительную позицию, продолжал:

— Эй, вы, неотесанный сын шлюхи! Если врежетесь мне в борт, берегите свою богатую обшивку. Будь я проклят, если не расправлюсь с вашей кормой!

Такая декларация, сопровождаемая взмахом тесака, как будто остудила гнев молодого джентльмена, который, оглянувшись, увидел, что его свита улизнула в дом, закрыла ворота и предоставила ему самому решать исход состязания. Последовали переговоры, начатые моим кузеном:

— Чорт подери, кто вы такой? Что вам нужно? Должно быть, какой-нибудь дрянной моряк, дезертир и вор! Но не думайте, негодяй, что вам удастся удрать! Я добьюсь, чтобы вас повесили, как собаку. Своей кровью заплатите за кровь моих двух гончих, вы, оборванец! Головорез! Я бы не расстался с ними даже для того, чтобы спасти весь ваш род от виселицы!

— Заткните глотку, болван, заткните глотку! — кричал дядя. — А не то я вам обкорнаю вашу куртку с кружевами… Я вас разотру дубовым полотенцем, и как еще разотру!

С этими словами он сунул тесак в ножны и крепко сжал свою дубинку. Тем временем в доме поднялся переполох, и одна из моих кузин, открыв окно, спросила, что случилось.

— Что случилось! — повторил лейтенант. — Ничего особенного не случилось, молодая девица! У меня есть дело к старому джентльмену, а этот щеголь как будто не желает подпускать меня к его борту, вот и все.

Спустя несколько минут нас впустили и сквозь строй моих родственников, которые удостоили меня, когда я проходил мимо, весьма многозначительных взглядов, проводили в спальню моего деда. Когда мы очутились в присутствии судьи, дядя, отвесив два-три морских поклона, повел такую речь:

— Ваш слуга… ваш слуга. Как поживаете, папаша, как поживаете? Полагаю, вы меня не знаете… должно быть, не знаете. Зовут меня Том Баулинг, а этот вот мальчонка… Вы смотрите на него так, будто тоже его не знаете… Вероятно, и в самом деле не узнаете! Правда, он заново оснащен. Теперь его оснастка не треплется на ветру, как бывало раньше. Видите ли, старый джентльмен, это мой племянник, Родрик Рэндом, — ваша плоть и кровь. Не болтайся за кормой, щенок!

Он вытащил меня вперед. Мой дед, прикованный к постели подагрой, принял этого родственника после долгого его отсутствия с присущей ему холодной учтивостью, сказал, что рад его видеть, и предложил ему сесть.

— Благодарю, благодарю вас, я непрочь и постоять, — ответил дядя. — Что касается до меня, то мне от вас ничего не нужно, но если есть у вас хоть какая-то совесть, сделайте что-нибудь для этого бедного мальчонки, с которым обращались совсем не по-христиански. Да что там — не по-христиански! Уверен, что мавры в своей Берберии более человеколюбивы и не обрекают своих малышей на нищету. Хотел бы я знать, почему сын моей сестры заслуживает большего пренебрежения, чем этот вот никудышный парень. — Он указал на молодого сквайра, который вместе с моими кузинами вошел вслед за нами в комнату. — Разве он не так же вам сродни, как и тот? Разве вы не видите, что он куда красивей и крепче сбит, чем этот рослый болван? Ну-ну, поразмыслите, старый джентльмен! Скоро предстоит вам дать ответ за злые свои дела. Припомните вашу вину перед его отцом и постарайтесь ее загладить по мере сил, пока еще не поздно. Самое меньшее, что вы можете сделать, это закрепить за ним часть наследства его отца.

Молодые леди, которые считали себя слишком причастными к делу, чтобы долее сдерживаться, дружно напали на моего покровителя:

— Наглец! Дерзкий моряк! Нахальный грубиян! Как он смеет предписывать что-нибудь дедушке… О пащенке его сестры чересчур много заботились! Но дедушка справедлив!.. Он не мог равнять непокорного сына с почтительными, любящими детьми, которые всегда следовали его советам…

В таких выражениях они изливали свою ярость, пока судья, наконец, не призвал их к молчанию. Он спокойно попрекнул моего дядю за непристойное поведение, которое он, по его словам, может извинить только полученным им воспитанием. Он сказал, что был очень добр к мальчику и семь-восемь лет содержал его в школе, хотя его и уведомляли, что тот не делает никаких успехов в науках, но предается всевозможным порокам, чему он склонен верить, ибо сам был свидетелем злой выходки, в результате которой пострадали челюсти его капеллана. Однако он подумает, к какому делу можно пристроить мальчика, и отдаст его в ученики какому-нибудь честному ремесленнику при условии, если он исправится и будет вести себя примерно.