Анатолий Тоболяк - История одной любви

• Название: История одной любви
• Автор: Анатолий Тоболяк
• Жанр: Советская классическая проза

Анатолий Тоболяк родился в г. Новокузнецке, Кемеровской области. Рос и учился в Сибири и на Урале. После окончания средней школы сотрудничал в редакции городской газеты «Орский рабочий». Заодно учился на факультете журналистики Уральского государственного университета. Затем работал на Крайнем Севере (Таймыр, Эвенкия) и в Средней Азии. Сейчас (1975 г.) Анатолий Тоболяк — корреспондент Сахалинского областного комитета по телевидению и радиовещанию. Это его первая повесть. (Журнал «Юность» № 1 1975)

---

Она продолжала сжимать его руки. Бледное, нездоровое лицо ее жалобно сморщилось.

— Сережа мне все сказал. Это такая глупость!

— Правильно, Катя, глупость. У взрослых людей часто бывает испорченное воображение. Я тоже не исключение. Над этой историей надо смеяться. Хохотать. Нечего беситься, Сергей.

Я обернулся к двум женщинам, которые выглядывали из-за моей спины.

— Вам очень интересно?

Они снялись с места; я присел на скамейку.

— Слушай, Сергеи, повоевали, и хватит. Как по-вашему, Катя, он поступает разумно?

— Сережа сам должен решать, — твердо сказала она.

Смешавшись, я чуть было не закурил, даже пачку вытащил — это в больнице-то! — но вовремя спохватился. Они сидели, держась за руки, очень взволнованные, нерасторжимые… Дверь приемного покоя хлопала, впуская и выпуская посетителей.

— Вот что я вам скажу, ребята. Вспомните песенку: на каждого умного по дураку, все поровну, все справедливо. С глупостью нужно бороться, а не бежать от нее. Сам посуди, Сергей. Если уж дело в Юлии Павловне…

— Дело в принципе! — перебил он.

— Что за принцип?

— Объяснять надо?

— Пожалуй.

— Я не могу работать, когда обо мне сплетничают.

— Черт возьми! Так ты, пожалуй, всю жизнь будешь безработным.

— Пусть! И хватит об этом. Я решил.

— И это принцип? — усомнился я. — Нет, это упрямство, помноженное на самолюбие. На что вы будете жить? Подумай о Кате.

— Мне ничего не надо!

Он обнял ее за плечи.

— Не бойся, я найду работу.

— Я не боюсь, Сережа.

Они забыли обо мне. Я почувствовал себя совершенно лишним, каким-то инородным телом в их отношениях. Я встал. Следом поспешно поднялась Катя, запахнув халат на груди, и потянула за руку Сергея.

— Большое спасибо, что зашли, Борис Антонович! — поблагодарила она.

— Выздоравливайте, — пожелал я.

Напоследок я не утерпел и сказал:

— Подумай еще, Сергей. Если захочешь вернуться, редакция для тебя всегда открыта. Я тебя жду. Учти это.

— Учту, — ответил он.

13

В нашем округе три раза в неделю выходит газета «Огни тайги». Редактирует ее Елизавета Дмитриевна Панкова, пятидесятилетняя, редко улыбающаяся женщина. Я встречаюсь с ней на заседаниях и совещаниях; случается, мы разговариваем по телефону, когда нужно дать в эфир оперативный материал с телетайпа, которого в нашей редакции нет; но тесного сотрудничества почему-то не получается.

В десятом часу утра в будний день я без предупреждения появился в кабинете Панковой. Перед Елизаветой Дмитриевной лежала стопка конвертов с пометкой «ТАСС» — свежая почта, прибывшая вечерним самолетом.

Я не подготовил отвлекающего маневра и чувствовал себя не совсем уютно под внимательным, изучающим взглядом Панковой. В чужих кабинетах я обычно теряюсь, ощущая скованность и неловкость, и поэтому, наверно, хорошо понимаю людей, которые робеют в моем кабинете… Сначала мы поговорили о делах на промысле и в оленеводстве, обсудили — довольно вяло, впрочем, — слухи о повышении заработной платы журналистам. Я попросил разрешения закурить. Панкова пожала плечами: пожалуйста.

— Как у вас со штатом, Елизавета Дмитриевна?

— Как всегда. Сами знаете.

— Да, люди к нам едут не очень охотно.

— К сожалению.

Мы помолчали. На строгом, серьезном лице Панковой мелькнуло нетерпение.

— Борис Антонович, говорите, пожалуйста, в чем дело. Не хитрите. У вас это не получается.

Мне стало неудобно; я занервничал.

— Дело не совсем обычное. Да что уж там! Совсем не обычное. Хочу вам порекомендовать одного отменного парня-журналиста.

— Интересно.

— Вы, конечно, спросите, почему я его рекомендую вам, а не беру сам?

— Конечно, спрошу.

— Журналист по всем статьям отличный. Можете мне поверить. Специального образования у него нет, но вам ведь не диплом нужен, а пишущее перо.

— Правильно.

— Восемнадцать лет, — я прибавил Сергею год. — Оперативный, как черт. В ладах со всеми жанрами.

— И фамилия этого вундеркинда, если не ошибаюсь, Кротов? — спросила Панкова. — А зовут его… дай бог памяти… или Виталий, или Юрий?

— Сергей.

— Да, Сергей. И у него есть миловидная жена или подруга… Соня?

— Катя. Жена.

— Катя, правильно. И всех людей старше двадцати лет он считает консерваторами, а меня к тому же еще и старой девой?

— Гм…

— У вас он не сработался, вы его уволили, а теперь решили подсунуть мне. Как видите, я в курсе дела. У нас в поселке трудно что-либо скрыть.

— Что верно, то верно.

— К тому же, кажется, у него какие-то амурные дела… так говорят.

— Это неправда! Мальчишка горяч, неосторожен, только и всего.

— Предположим. Что дальше?

— Послушайте, Елизавета Дмитриевна! Вы в своем кресле уже пятнадцать лет сидите. Припомните, сколько через ваши руки прошло за это время бездарей, недотеп, подонков настоящих, случайных людей, подвизающихся и нашем деле!

— Я такой статистики не веду.

— И со всеми с ними вы так или иначе возились, нянчились, тратили на них время и нервы, прощали их, пытались спасти и выручить. Это обычная участь редакторов. Так неужели нельзя рискнуть ради действительно талантливого человека? Работать с ним нелегко, но если его понять… Он не пуст, у него есть характер, мысли.

— Вы, кажется, от него без ума, — сухо заметила Панкова.

— Да нет! Он мне просто интересен. Знаете, что я вам скажу? Я ему, пожалуй, даже завидую.

Панкова откинулась на спинку стула и сказала:

— Это звучит инфантильно.

Я осекся. Сразу стало грустно. Сигарета погасла сама собой.

— Мне все-таки неясно, почему вы уволили такого ценного работника? — прервала молчание Панкова.

Очень сжато я рассказал историю Кротова.

— И чем он теперь занимается?

— Ничем. А жена в больнице.

— Что с ней?

Я сказал, что с Катей.

Панкова задумалась, повертела в руках толстый конверт с броской надписью «ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ ТАСС».

— А почему бы им не вернуться в Москву, к родителям?

— Исключено. У ребят свои принципы.

Она надорвала конверт, и оттуда посыпались на стол тоненькие полоски клише.

— Хорошо, пускай ко мне зайдет. Я ничего не обещаю. Пускай зайдет, поговорим.

— Спасибо, Елизавета Дмитриевна!

— За что?

— Кто знает, не исключено, что отечественная литература тоже вам когда-нибудь скажет спасибо. Ведь этот Кротов пишет тайком роман.

Она вздохнула. Это был вздох усталой женщины.

— А вы действительно ребячливы. Раньше я этого не замечала.

Деревянные тротуары скрипели под ногами. Воздух обжигал горло при каждом вздохе. На улице ни одной живой души, лишь дымы из труб тянулись в небо, как тонкие нити жизни… Почему я живу здесь? Что связывает меня с этой землей, где и похоронить человека зимой нельзя без аммонала? Отточенный штык лопаты отскакивает от мерзлоты, выстрел звучит глухо, как кашель чахоточного, тишина, анабиоз, ладони простираются над пламенем костра… А мне сорок два. Если бы сбросить двадцать, поехал бы я сюда? Как бы я цеплялся за каждый день, за миг мимолетный, дрожал бы, как скупец, над махонькой секундой! Как широко бы я шагал! Как ослепительно мыслил! Как ни одной поблажки не сделал бы своей совести! Как жил бы!

Главный редактор, вы инфантильны.

14

Кротов в полушубке сидел на корточках перед печкой и подбрасывал в нее поленья. В комнате было холодно, стекла покрылись льдом. Изо рта Кротова вырывались клубы пара.

— Ты здесь околеешь, чего доброго, — сказал я вместо приветствия.

Он поднял сумрачное, невыспавшееся лицо.

— Здравствуйте.

— Здравствуй. Говорю, околеешь здесь.

— Я морозостойкий.

— Редакционные дрова бережешь? Напрасно. Топи, не стесняйся.

— Спасибо. Теперь все сожгу.

Я огляделся. Вид у комнаты был запущенный, нежилой.

— Порядок у тебя, как при эвакуации. Ты бы хоть прибрал, подмел бы. Катя вернется, расстроится.

— Катя не скоро вернется.

— Не каркай! Чем занимаешься?

— Видите, топлю.

— Вижу, что топишь. У тебя деньги есть?

— Деньгами надо топить?

— Так уж и деньгами… Нашелся Ротшильд! Карикатуру видел: один тип сидит за столиком в ресторане и прикуривает сигару от долларовой купюры. А девица за столиком говорит ему: «Если вы хотите произвести на меня впечатление, прикуривайте от другой валюты».

— Ясно. Девальвация.

— Ты что, юмор разучился понимать?

— Почему же. Я смеюсь. Ха-ха.

— Ну ладно, — бросил я попытки его развеселить. — Разговор есть.

Полешко полетело в печку.

— Опять разговор… Когда вы только работаете? Все со мной разговариваете.

— Не твое дело, умник. У меня новости хорошие. Внимай! Елизавета Дмитриевна Панкова, редактор наших «Огней тайги»… Помнишь такую (Он молчал.) Так вот, она не прочь поговорить с тобой насчет работы. Умой физиономию, оденься, как приличный человек, и отправляйся к ней. Чем быстрее, тем лучше, ясно?