Дуглас Брайан - Кхитайская Печатка

• Название: Кхитайская Печатка
• Автор: Дуглас Брайан
• Жанр: Фэнтези

Конан привык похищать женщин. Но чтобы женщина похитила его… Да ещё не просто женщина, а женщина – дракон, которая не хочет быть драконом. А тут и сундучок, который вовсе не сундучок, попадает в руки. И приходится Конану решать все проблемы сразу.

---

Но разглядывать драгоценный камень и решать, насколько он магический, времени не оставалось. Из подземной камеры показалась огромная когтистая лапа, покрытая золотой чешуей. Вендиец застыл, и его крики, как почудилось варвару, застыли у него в горле. Вслед за первой лапой протянулась вторая, а затем на длинной извивающейся шее высунулась морда дракона. Он был точь-в-точь как тот, которого Конан видел в комнатах. Только живой.

Киммериец завороженно глядел на широкую голову с четырьмя небольшими рогами и длинными, извивающимися усами. Изумрудные глаза на золотой морде холодно рассматривали подвал. От чудовища исходило сияние. Оно показалось Конану прекрасным. Смертельно опасным и изумительно красивым. Как меч работы древнего мастера.

Конан замер. Дракон провел когтями по полу, припал подбородком к каменным плитам между лапами и тихо зашипел, раздувая горло. По подвалу пробежала волна жара. Слуга-вендиец вскочил и бросился наутек. Тотчас дракон стремительно выполз из убежища, явив свое великолепное тело целиком, – длинное, больше четырех человеческих ростов, извивающееся, как у ящерицы, заканчивающееся мощным заостренным хвостом. Прижатые к бокам кожистые крылья чуть распустились, когда чудовища оказалось на свободе. Оно пробежало по подвалу, подхватило раскрытой пастью вопящего от ужаса человека и вырвалось из подземелья через широкое отверстие, имевшееся в конце коридора. До Конана донеслись последние крики несчастного вендийца, а затем навстречу варвару повалило яркое пламя. Оно катилось, точно шар, по подземному ходу, но у самых ног киммерийца рассыпалось на тысячи крошечных золотых монет.

Конан наклонился, потрогал одну из монет и отдернул палец – они были раскаленными.

– - Подождем, – сказал киммериец сам себе и уселся на разогревшийся каменный пол.

Из раскрытого помещения несло странным запахом. Пахло как в зверинце и вместе с тем к острой вони животного примешивался тонкий аромат женских духов. Это сильно тревожило варвара, заставляло его ноздри раздуваться, точно он и сам был диким зверем и уловил нечто таящее опасность.

– Или же просто загадку, – добавил Конан вслух. – Видимо, моя вчерашняя подруга не так проста, как хочет показаться. То есть, она совершенно не проста, но тут дело осложняется еще и драконом. Кто же такой этот дракон? Ее прежний дружок? Может быть, ее родная мама? Зачем она держит его в подвале? Она здесь была, это ясно. Это ее духи так пахнут. Я перенюхал все коробки у нее в спальне. До сих пор не могу прочихаться – все эти благовония так и застревают в носу.

И он поковырял в носу пальцем, после чего продолжил рассуждать сам с собою:

– А на этих монетках – изображение дракона. На память. Возьму-ка я с десяток… или с два десятка. Или вообще заберу все. Если они заколдованные и превратятся в глину – я ничего не потеряю. А если это настоящее золото…

Он не договорил. Просто наклонился и принялся подбирать деньги. Шаг за шагом Конан продвигался по коридору и наконец оказался у выхода из подземелья. Как он и предполагал, это было довольно широкое отверстие в потолке, обычно забранное решеткой. Сейчас решетка, выломанная и изогнутая по краям, валялась на полу. Конан ловко забрался по стене, которая любому другому человеку могла бы показаться отвесной и совершенно неприступной, и ухватился руками за траву.

На воле пахло гарью. Дракон дохнул еще раз пламенем, прежде чем улететь. Интересно, где он теперь порхает? Хорошо бы не встречаться с ним хотя бы некоторое время.

Конан сел на траву, свесив ноги в отверстие. Он отдыхал.

Подземный ход вывел его далеко за город. Конан и не подозревал, что прошел так много. Но дворец таинственной женщины был выстроен таким образом, что часть его помещений размещалась под землей и тянулась под мостовыми. Садик, который видел Конан из окон, был всего-навсего магической иллюзией, несуществующим видом из окна – чтобы не так тоскливо было смотреть наружу. У Хлависы имелась причина строить себе жилище такого огромного размера. Земля же в городе стоила дорого, поэтому пришлось пойти на ухищрение.

Кое о чем Конан догадался сразу. Остальное дополнило первоначальные соображения чуть позднее, а окончательную картину он составил для себя после встречи со старым приятелем каллиграфом Тьянь-По.

Сокровища, вынесенные Конаном из убежища незнакомки, лежали рядом с ним, на траве, и солнце весело играло на блестящих поверхностях сундучка, заставляло гореть и вспыхивать золотые монеты (ни во что они пока не превратились и, похоже, превращаться не собирались). Конан утешал себя мыслью о том, что теперь может вернуться сюда через подземный ход в любое время и прихватить еще что-нибудь ценное. А пока следовало убираться подобру-поздорову.

Так он и поступил.

* * *

Лакшми был одним из тех городов Вендии, где человеку легко затеряться. Любой мог найти себе здесь пристанище и слиться с толпой себе подобных. Восточный район Лакшми представлял собою череду великолепных дворцов, где селились аристократы и те богачи, которым посчастливилось породниться со знатью. Здесь строили высокие дома, похожие на конусы, многоярусные, выкрашенные ослепительно-белой краской и украшенные многочисленными лепными узорами, иногда также бесснежными, а иногда – разноцветными. Солнце в течение дня перемещаясь по небу, посылало лучи под разными углами, и тени изменяли свое расположение – и, как следствие, иначе выглядели выпуклые узоры на фасадах аристократических особняков. Четкие черные тени подчеркивай изящество завитков и розеток – жители Лакшми предпочитали цветочные орнаменты.

На юго-востоке размещались храмы. Храмовый квартал не был огорожен отдельной стеной и тем не менее всякий, кто вступал на его территорию, сразу ощущал разницу. Мостовые здесь были куда чище, чем в городе – включая и аристократические кварталы. Внешний облик зданий был тоже иным: башенки и низкие плоские часовни сменялись маленькими садиками, где тихо журчала вода и поблескивали большие, выше человеческого роста статуи божеств.

Но главным был запах непрерывно сжигаемых благовоний. И еще здесь бегали обезьянки, маленькие, пушистые, белые и пепельно-серые. Они были совершенно ручными и держались как хозяева.

Эти животные превосходно были осведомлены о том, что считаются священными и что люди не имеют права поднимать на них руку. Поэтому они частенько безобразничали – отбирали у паломников еду, рвали на них одежду, путали им волосы или забирались людям на плечи и требовали, чтобы их покатали, хлопая человека по макушке маленькой смуглой ладошкой, похожей на ладошку ребенка.

В центре города начинались торговые ряды, а дальше к северу и западу селились простые граждане. Чем дальше к северной окраине, тем беднее были дома и, соответственно, их обитатели. Иногда хижины выглядели просто как куча мусора, случайно вываленного на землю. И все же там жили какие-то бедолаги, и сквозь кривую дверь, которую зачастую даже не задергивали занавеской, можно было видеть, как внутри, в полумраке и вони, копошатся дети и возятся по хозяйству женщины. Мужчины возвращались в такие дома только ночевать, да и то далеко не всегда, зачастую предпочитая остаться под открытым небом.

Конан вошел в Лакшми незадолго до рассвета и присоединился к тем, кто храпел, вытянувшись на голой земле, неподалеку от пеньковых складов. Варвар проделал немалый путь и решил как следует выспаться, прежде чем приступать к поискам Тьянь-По.

У Конана сложилось стойкое ощущение, что отыскать маленького каллиграфа можно только благодаря везению и случайности. Он никогда толком не знал, был ли кхитаец магом. Скорее всего, нет. Но их встречи всегда происходили неожиданно – по крайней мере, для варвара. А сейчас киммерийцу позарез требовались познания веселого и образованного Тьянь-По. В последний раз, когда они расставались, он упоминал о Лакшми. Мол, хочет потолковать со здешними жрецами. У них, как он выразился, совершенно особая школа каллиграфического письма. А заодно кхитайцу хотелось бы посмотреть, как они изготавливают бумагу из тины и вымоченных в воде листьев акации. Маленького каллиграфа всегда интересовало все, что имело отношение к письменности и письменным принадлежностям.

Впрочем, добавил Конан, обращаясь к самому себе уже перед самым сном, сойдет и любой другой умник. В Лакшми их должно быть много. При храмах всегда обитает дюжина мудрецов. А мудрецы, будь они хоть трижды отрекшиеся от всего земного, вряд ли устоят перед чудесными золотыми монетками – если не ради золота, то ради редкого изображения дракона.

С этими мыслями Конан погрузился в объятия благодетельного сна.

Пока он спал, его дважды пытались обокрасть. В первый раз Конан даже не соизволил проснуться – просто двинул наугад кулаком, попал и преспокойно перевернулся на другой бок. Грабитель сгинул и больше не появлялся. Второй раз случился уже под утро. Тут Конану пришлось поневоле подрать глаза, поскольку нахальный воришка вытаскивал сундучок прямо из-под живота спящего варвара.