Стивен Хантер - Мастер-снайпер

• Название: Мастер-снайпер
• Автор: Стивен Хантер
• Жанр: Боевик
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-05618-1

Он — самый меткий стрелок своего времени, и в его распоряжении самое совершенное орудие убийства. Он идет выполнять секретную миссию, возложенную на него преступной структурой агонизирующего государства. Прежде он никогда не совершал промахов. Но теперь на его пути встают двое уставших от этой жестокой войны людей — американец и англичанин, готовые остановить его любой ценой.

---

Его одежда превратилась в лохмотья, но лохмотья немецкие, а не еврейские. Сапоги основательно развалились. Брюки местами протерлись и блестели. Оставалась только шинель. Набитая упаковочным материалом, она еще в достаточной степени защищала от холода и влаги. Она не давала ему заболеть. Болезнь — это смерть. Если ты будешь слишком слаб, чтобы продвигаться вперед, ты умрешь. Движение — это жизнь, таков здесь закон. Ты должен продолжать идти. Бог не проявит к тебе никакой жалости.

Однажды ночью пошел дождь, разразилась настоящая буря. Шмуль съежился и не мог двинуться с места. Молнии пронзали горизонт за верхушками деревьев, гром был оглушительным, его раскаты усиливались и ослабевали, но ни на секунду не прекращались совсем.

На следующий день и на следующий за этим Шмуль чувствовал в воздухе резкий, почти серный запах. Однажды он вышел на поляну, окруженную деревьями. Открытое пространство было залито светом, но эта раскинувшаяся перед ним перспектива наполнила его ужасом, и он, шатаясь, побрел вперед, в гущу мокрых деревьев.

«Будем надеяться, что все это не замерзнет, — думал он. — Если все это замерзнет, я умру. Если я наткнусь на солдат, я умру. Если я усну слишком надолго, я умру».

Было много, очень много возможностей умереть, но вот как сделать так, чтобы выжить, в голову не приходило.

Несколько раз Шмуль пересекал дороги, а однажды оказался на территории какого-то отеля или гостиницы, но мысль о хозяине и солдатах привела его в ужас, и он снова убежал в глубину леса.

Однако теперь силы начали быстро покидать его. Он слишком долго держался на ягодах, кореньях и лишайнике и в последние день или два почувствовал, что слабеет с каждым часом.

В конце концов он очнулся от сна и понял, что обречен. Он был слишком слаб. Пищи, которая поддержала бы его силы, у него не было. Здешний лес являл собой просто за, росли старых деревьев, скрипящих на ветру. Миллионы без лиственных деревьев, белых и узловатых, как скрюченные руки.

«Я последний, — подумалось ему, — последний еврей».

Земля здесь была покрыта похожими на застывшую пену мертвыми листьями, она даже не казалась грязной.

Шмуль лежал на спине и смотрел на верхушки деревьев. Сквозь этот шатер можно было разглядеть голубые клочки неба. Он попробовал ползти, но не смог даже этого.

«Вот они меня и одолели. Сколько я протянул? Почти три недели. Могу поспорить, немцы и не подозревают, что я смог продержаться такой срок. Должно быть, прошел около ста километров». Шмуль подумал о том, что перед смертью надо бы прочитать какую-нибудь молитву, но он уже годами не молился и не смог припомнить ни одной молитвы. Он попытался вспомнить и прочитать какие-нибудь стихи. Самое подходящее для этого время, разве нет? Поэзия именно для этого и предназначена. Но у него в голове не осталось слов. Впрочем, от слов нет никакого толку, в этом вся их проблема. Он знал массу слов, знал, как соединять их, как заставить их проделывать удивительные трюки, но начиная с 1939 года и кончая данным моментом это не принесло ему никакой пользы, а теперь, когда слова стали ему действительно нужны, они просто покинули его.

Он был на краю гибели, в том состоянии, которое вызывает такое любопытство у всех писателей. Говорят, что если сумеешь ответить на определенные вопросы, поставленные этим последним моментом, то сможешь написать величайшую книгу. Однажды это попробовал сделать Конрад[7]. Неудивительно, что в подобных вещах специализируются поляки. Однако Шмуль не обнаружил ничего интересного в своей собственной окончательной гибели. Этот феномен не нашел в его душе отклика. Его ощущения, хотя и были экстремальными, оказались вполне предсказуемыми; практически любой может представить их себе. Главным образом великая грусть. И боль, огромная боль, хотя и не такая нестерпимая, как прежняя, которая толкала его идти вперед, невзирая на голод и изнеможение. На самом деле эти последние моменты окончательного ритуала оказались довольно приятными. Он наконец-то почувствовал тепло, хотя оно очень напоминало онемение. Ему пришла в голову мысль, что тело умирает постепенно: сначала конечности, а последним мозг; и как ужасно будет лежать день за днем, когда твое тело умрет, а мозг все еще будет жить. Но мозг проявит милосердие, он будет рассеянным и туманным, утонет в некоем подобии дремоты. Шмуль уже видел это в лагерях.

У него начались галлюцинации.

Он увидел гигантского «человека с дубом», из его деревянного лица, старого и засохшего, произрастали сучья, побеги и зеленые ветки — нечто языческое, изначальное, наполненное сказочным смыслом. Все вокруг стало каким-то фантастическим. Повсюду сновали злые карлики и гоблины. И еще он увидел голову немца, великого стрелка, мастера-снайпера; однако это оказалось просто каким-то лицом, усталым и совершенно не интересным. Шмуль попробовал вспомнить свою жизнь, но на это у него не хватило энергии. Кого из людей он любил? Никого из них все равно уже нет в живых. Если он и испытывал огорчение от своей смерти, то только потому, что вместе с ним умрет и память об этих людях. Однако с этим ничего нельзя было поделать. Он подумал, что, может быть, Бог решил, что с него достаточно, и каким-то чудом перенес его обратно на то поле, где стреляли. Но это была еще одна насмешка.

Словно отгоняя эту мысль, у него перед глазами начала расплываться сцена последнего смертельного момента. Шмуль почти видел, как по направлению к нему из мрака движутся солдаты. Они приближались очень осторожно, без всякой спешки.

Некий образ заслонил собой все небо над ним.

Человек, стоящий с карабином в руках.

Шмуль лежал и ждал пули.

Но вместо этого он услышал речь на знакомом ему языке — на английском:

— Не двигайся, сволочь.

Еще одна тень нависла над ним.

— Господи милосердный, — сказал кто-то.

— Эй, лейтенант! Нельсон поймал самого жалкого фрица из всех, что я встречал.

А кто-то сказал:

— Еще одна вшивая глотка, которую надо кормить.

4

Сержант Роджер Ивенс, официальный помощник Литса, посоветовал ему быть практичным.

— Забудьте об этом, — сказал он.

Этот беззаботный симпатичный юноша абсолютно естественно принимал высокомерный вид и вкладывал в голос властность, какой вовсе не обладал. Парень понимал толк и в одежде. Его сверкающие сапоги парашютиста-десантника покоились на краю стола, так что ему пришлось откинуться назад и балансировать на задних ножках стула. Приталенная форменная куртка подчеркивала спортивную фигуру, а фуражка была лихо надета набекрень. Поначалу помощник вызывал у Литса сильную неприязнь, но после нескольких месяцев совместной работы — правда, слово «работа» совершенно не годилось в случае с Роджером — Литс в конце концов пришел к выводу, что парень, в общем-то, безвреден.

Родж сцепил руки на затылке и, не переставая раскачиваться, продолжил свои наставления:

— Вот так, капитан. Забудьте об этом. Это вовсе не ваше дело.

Сам Роджер уж точно не стал бы проявлять излишнюю инициативу. И в это зимнее утро Литса больше всего бесило то, что парень, вероятно, был прав.

Литс ничего ему не ответил. Он принялся перебирать бумаги, лежащие у него на столе: оперативное донесение об удвоенном магазине, приспособленном WaPruf 2 для автомата МР-40, что увеличивало его заряд до шестидесяти патронов и делало его сопоставимым с русским ППШ, имеющим семьдесят два патрона в диске. Теперь эта штука уже появилась и на Западном фронте.

Что еще раздражало Литса, так это пренебрежение Тони Аутвейта — и вообще всего официального Лондона — к его неожиданной идее.

— Не думаю, — надменно заявил Тони, — что наши аналитики — ваши в данном случае, хотя они еще совсем новички в этой игре, — согласятся с твоим выводом, дружище. Честно говоря, это не похоже на нацистов. Они предпочитают убивать в больших количествах и гордятся этим.

— Мы имеем Ямамото на Тихом океане в сорок четвертом году, — возразил Литс. — Ваши ребята посылали штурмовую группу за Роммелем. Ходят слухи, что фрицы пытались прикончить Рузвельта в Касабланке. А пару месяцев назад, после начала прорыва, подручные Скорцени нацеливались на Эйзенхауера.

— Именно так. Тревожные слухи, которые вызвали беспокойство во всех кругах этого города. Поэтому-то мы и не собираемся выставлять охрану на основании всего лишь какого-то клочка бумаги. Нет, в данном случае все очень просто: ты не прав.

— Сэр, — попытался Литс привлечь внимание к своим словам, — могу ли я с полным уважением...

— Нет, не можешь. Когда мы поручили тебе эту небольшую работу, то хотели воспользоваться твоими глубокими знаниями в области технологии немецкого стрелкового оружия. Мы считали, что ты поможешь нам определить, в каком направлении сосредоточены усилия их промышленности. А вместо этого ты начал нам рассказывать истории в духе Джеймса Хедли Чейза. Очень печально.